Долгое время я наблюдала из окна своей кухни, как на крыльце соседней пятиэтажки появлялась женщина средних лет, блондинка с ладной фигурой, и ее окружали упитанные, не похожие на бездомных, кошки, за ними собаки, в основном пегой расцветки. Выделялась палевая, густо-шерстяная с темными кругами вокруг глаз, отзывалась на Марусю. Иногда у ног женщины крутился черный как смоль пес с белым пятном на груди. И еще рыжая с белыми носочками, меньше всех, самая подвижная. Чтобы накормить ее, женщина отгоняла остальных, еда доставалась ей последней.
Рыжая на месте не стояла: носилась за машинами, норовя укусить колесо, или увязывалась за взрослыми с детьми. Дети бросали лакомства, и она из благодарности крутила хвостом с белым кончиком. Если не бегала за машинами и не играла с детьми, то лежала на крыльце, на одном и том месте, свернувшись калачиком.
В августе умерла моя старенькая Джессика, боксер. Десять лет назад ее завезли на конечную остановку автобусов. Она бродила голодная, неприкаянная, беззащитная, пока не забрал домой знакомый, отбил от напавших собак, свозил в ветклинику. Раны затянулись, собачка округлилась, успокоилась, но привезли внука, и ее отдали мне.
Породистой собаке беспризорная жизнь не прошла даром, она часто болела, боялась оставаться одна дома, и я ее надолго не покидала, особенно в праздники с салютами и фейерверками. Но все же прожила десять лет на радость мне. Очень любила плавать, и мы летними вечерами шли к морю.
В ноябре женщина - блондинка, за которой я наблюдала из окна, подошла ко мне, и мы познакомились, у нее красивое имя Люба. Она спросила о Джессике, давно ее не видела, с лета. Узнав печальную новость, Люба посочувствовала и рассказала о своих собаках, их много, но они не бездомные, они под ее покровительством, любит их всех, но дома не держит, - у нее три рыжих кота в солидном возрасте, когда-то больными котятами подобрала на улице.
Вскоре из окна кухни я увидела, как рыжая хрипло облаивала нетрезвого мужчину. Он наклонился, поднял камень и запустил в собаку, но не попал. На крыльцо выскочила Люба и отогнала пьяного.
Не попал, попадет в следующий раз, - камень, пущенный сильной рукой мужчины, может убить собаку.
Все чаще я слышала хриплый лай рыжей, рядом с домом открылся пивной бар, пьяных и агрессивных мужчин предостаточно.
И вдруг стало тихо, рыжая пропала. Все собаки лежат на траве в ожидании еды или спят после обеда, а ее нет. Встречала Любу и боялась спросить, куда она делась. Не надеялась, что собачку кто-то приютил, думала о плохом, - вероятность расстаться с жизнью у бездомной собаки велика. И не только под колесами автомобилей, часто из-за выплесков злобы на самых слабых и беззащитных. Закон, защищающий животных, у нас хороший, но почему-то не исполняется.
После январских праздников и отъезда гостей я решила с утра прогуляться у моря, завернула за угол дома и столкнулась с Любой. Она схватила меня за руку, быстро - быстро заговорила, слезы текли по ее щекам. Я слушала ее и не могла понять, зачем рассказывает о барбарисе и при этом плачет. Все в кучу: сладкая карамель и угрожающая кому-то опасность, кого-то обещают убить. Вечером приезжает хозяин, квартиру надо освобождать, барбариса обречена, - частила она и тащила за собой. Мы вошли в подъезд, она открыла дверь на первом этаже, темная прихожая, две тарелки с едой. Из комнаты вышла рыжая и завиляла хвостом. "Вот видите, - сказала Люба, гладя собачку, - сутки одна, ничего не ест, тоскует, ей хозяйка нужна, иначе погибнет".
Мы вышли во двор, собачка побежала в кусты, а я - за поводком и ошейником.
Привела ее домой, рассмотрела, симпатичная, ярко-рыжая, с густой шерстью и белым пятном на голове в форме геральдического щита. Лапки белые, передние в рыжий горошек. Видимо, ее маму понюхал спаниель. Большие уши, кажутся огромными на худенькой мордочке, и глаза, медово-карие в черной обводке, как у восточной красавицы, испуганные. Она дрожала, от еды отказалась, легла, куда я показала, и не вставала до вечера. После прогулки легла на то же место и не двигалась до утра.
Утром повела ее далеко в степь, она стал бегать, красиво, как гончая, вернулась, как только я позвала ее. Домой шла рядом, как будто у нее всегда была хозяйка. Смущало имя, я все забывала, называла ее Маргариткой, Карамелькой, пока вспоминала, рыжее пятно уже мелькало у железнодорожной линии. Пыталась дать другое имя, хотя бы Барби. Но ей не подошло, какая она кукла, живая, подвижная, охотница, не какой-то там мопсик.
Вскоре ко мне подошла черноглазая девочка Катя, я часто видела ее на карусели. Барбариса обрадовалась, облизала ее. "Это я дала имя, - сказала Катя, - она такая, как конфетка, - объяснила она и добавила: - Веселая". Я согласилась.
Гулять с Барбарисой в удовольствие, понятливая, только рукой махнуть, и она шла рядом, но властью я не злоупотребляла, терпеливо ждала, когда сама прибежит, - одна сплоченная команда. Однажды сорвалась, помчалась за машиной, но после окрика остановилась, вернулась с виноватым видом.
Я восхищалась ее понятливостью, как будто живу со взрослым умным человеком, только не говорит.
Когда она скрывалась в высокой траве, я волновалась, звала, она почти мгновенно оказывалась возле меня, смотрела и будто говорила: не волнуйся, я тут, рядом, побегаю и вернусь.
С нами иногда гуляли Маруся и черный как смоль Черныш. Вблизи разглядела, что белое пятно на его груди напоминает жирафа с длинной шеей. Они играли втроем. Но игры мне не очень нравились. Черныш хватал Барбарису за ухо, трепал за шею, чуть не заглатывал полголовы, а в этот момент Маруся тянула мою красавицу за лапы. Барбариса падала и, повизгивая, пыталась ползти ко мне. Какое тут покусывание, они кусали по-настоящему, чтобы жизнь моей собаке не казалась слишком сладкой.
