Земляной пол внутри и площадка снаружи храма были плотно утоптаны. В середине на алтарном камне горел неугасимый костёр-жертвенник. Из-за опасности возгораний пламя уменьшали. Отверстие на вершине шатра, предположительно, представляло собой колесо-коловрат, сквозь ступицы которого поднимался дым. Оттуда, а также через волоковые оконца нижнего сруба в храм проникал дневной свет. Возможно, на его внутренних стенах подвешивали полотна со священными знаками, ограждавшими святыню от злых сил, подобно тому, как вышитыми оборами ограждали по краям браные скатерти и полотенца.

Впоследствии «полотенцами» называли росписи в нижней части стен православной церкви. Простейший обережный узор выполняли в виде каймы из косых крестов: украшения храма и праздничной одежды взаимно уподоблялись.

Оградой святилища, как и в древности, служили камни, медвежьи черепа на кольях, высокие пни, называемые бдынами (от «бдящий, стерегущий») или стобόрие – забор из плотно составленных, заостренных брёвен. Входы в святилище и затем в храм располагались с востока. Резные вереи «столбы» ворот увенчивались «шишаками» – подобиями священного костра и будущего церковного купола, на соединённых створках вырезали восьмилучевое солнце: справа серп месяца-новика, слева месяца-ветоха (поскольку растущая луна всегда находится «одесную» от солнца, а убывающая «ошуюю»), вокруг них изображали звёзды. Такие украшения до начала ХХ века нередко воспроизводились на деревянных дворовых воротах и старинных лубках.

Старообрядческий могильный крест у села Краснояр.

Свердловская обл. Середина ХХ в.

Облик креста воспроизводит древний столбообразный надмогильный «бдын».

Снаружи храм, напоминал искупительный костёр, но соответствовал лишь алтарю христианской церкви: под шатром у пылающего жертвенника, вероятно, находились только вождь-жрец и его помощник, имевший при себе кресало. Остальные пребывали в ограде святилища, обряды совершались в хороводном движении, в череде молитвенного предстояния у костра.

В предхристианскую эпоху при зодческом осмыслении образа византийской церкви на неё были перенесены главные черты деревянного надсвятилищного храма. Восьмигранный рубленый остов, увенчанный шатром, поначалу ставился прямо на земле («восьмерик от земли»), затем на квадратный (впоследствии прямоугольный) четверик: «небесная» часть храма словно отделялась от «земной», святилище будто приподнималось к небу. Образ «вознесённости» ярко выявлялся в средневековом многоярусном храме-башне и в церкви на подклете – с круговым гульбищем, будто висящем в воздухе. На Руси шатровый храм вовсе не случайно называли круглым, это плотницкое название некогда могло относиться к надсвятилищному сооружению.

Крест в круге над церковью Нотр-Дам-дю-Френ. Нормандия. XI в.

Солярные косые кресты в круге, восходящие к древнеевропейскому солнечному культу, соотносятся с предполагаемым навершием предхристианского храма – знаком «коловрат».

Принятие православия потребовало внести существенные изменения в устройство предхристианского храма. Священный костёр был заменён негасимым масляным светильником. Это позволило настелить пол и для тепла устроить под ним подклет. Трапезную и с нею весь храм увеличили в размерах, чтобы все молящиеся помещались внутри.

Вход перенесли на запад и соединили с тёплым притвором, а на востоке устроили алтарный придел с престолом. Предположительно, над закрытым дымоходом в навершии шатра начали ставить на ребро крестовидный коловрат и соединять под прямым углом с таким же кресчатым колесом. Вместе они образовывали шаровое «огнесолнце» – прообраз деревянного купола, обшитого гнутыми дщицами, покрытого лемехом и увенчанного крестом.

Такой купол устанавливали на крепкой деревянной бочке, являвшейся конструктивным завершением шатра – эта часть храма сохранила своё плотницкое название бочка. Его основание, вероятно, украшал пояс зубчатых городков (от слова «ограда»), изображавших острые языки пламени. Над кровлей четверика укрепляли прорезной конёк, «красный тёс» окаймляли копьевидными застрехами и зубчатыми причелинами. Вход в храм украшали резными столбами под дугой, которая знаменовала небесный свод и неземную природу сооружения. Слово дуга и родственные ему литовское dangùs и прусское dangus означало «небо». Прилагательными дугатый, дугнатый называли нечто разноцветно-радужное, пестрое. Именно такими до конца ХVII века являлись церковные входы, раскрашенные или покрытые «многохитрой» белокаменной резьбой. На колонках по обеим сторонам изображали «солнце», будто плывущее от восхода до заката по небесному своду. Его символами являлись округлые утолщения на столбах входа – дыньки (от слова «дюжий»), которые считались знаками силы, прочности. Иногда их разделяли витые опоясывающие узоры, в память о соломенных жгутах, какими во время древних народных празднеств обвязывали вереи ворот и столбы домовых строений «для защиты от злых духов».

Успенская церковь. Кондопога (не сохр.). 1774

Пламенеющие формы куполов и кровли над алтарём сочетаются с изображением пояса огненных языков в виде зубчатых «городков» под шатром.

Историки архитектуры не без основания предполагают, что прототипы «бочек», «шатров» и бревенчатые «клети башенной формы» зарождались во второй половине I тысячелетия нашей эры в дохристианской культовой архитектуре.[22] В Средние века деревянные храмы с их костровидными куполами, пламевидными завершениями кровли, приделов и крылец возводились под влиянием незабываемо ярких предхристианских образов. Впоследствии к этой основе добавили боковые прирубы, алтарную преграду, гульбище, высокое крыльцо, оконца с наличниками и многоглавие, означавшее святость храма и небесную защиту всех его частей (хотя, в первую очередь, купола воздвигались над церковными алтарями).

Сентябрь 2019

Опубликовано: РусАрх. Апрель 2020. // URL: http://rusarch.ru/baydin3.htm

Образ незримо горящего купола – ключ к пониманию пламевидной символики всего средневекового храма.[23] Бывшие язычники входили в него, словно в божественное очистительное пламя, – умирали для прежней жизни и возрождались для новой. Обилие свечей, лампад, позолоты вызывало ответное «духовное горение». Выявлялась преображающая сила христианского богослужения и церковных таинств. В белых, пурпурных и златотканных церковных ризах вчерашние язычники видели облачения служителей неба, в монашеских черных одеяниях – образ плоти, «сгоревшей» в огне веры. Весь мир представал подобным огромному «костру жизни».

Сияющий купол, увенчанный крестом, знаменовал завет спасения, союз Церкви с Богом, души с Творцом. Этот «куполовидный» образ повторялся в каждой части храма, в облике каждой святыни. Видимо, уже в XIII–XIV веках сложился, а через столетие-другое обрёл художественную завершённость образ каменной одноглавой церкви с несколькими ярусами восходящих к подкупольному барабану костровидных закомáр (от греческого καμάρα «свод»). Входные арки, наличники окон, ряды заостренных кокошников и купол устремлялись к небу языками невещественного огня.

Образ храма-костра стал важнейшим в русской архитектуре. Используемые для кровли золотящиеся (свежие) или серебрящиеся (высохшие) на солнце деревянные лемехи (а позже медная чешуя) также имели пламевидные очертания, создавали сетку в виде косых крестов, что усиливало общее впечатление от «неопалимого» храма. Огненная символика проникала и внутрь церкви: пламенели алтарные проёмы, навершия царских врат, кивории, иконные киоты и складни, дарохранительницы, дароносицы, кадила, курильницы-кацеи…