– Лара! – мягкий, обволакивающий голос, приподнятая бровь.

Пожала плечами. Так легко внутри. Невесомо.

– Даже если не говорить о том, что это в принципе невозможно – ну, ладно, скажу иначе – раньше такого не случалось, даже если забыть об этом. Но чтобы именно ты!.. Никогда бы не подумал, – сквозит легкой иронией.

А вот теперь посмотрела действительно серьезно:

– Почему ты все-таки верил? Именно в меня? Именно ты!

Пожал плечами. Нет, знает, но так просто не ответит…

***

«Я рисовала. Всегда. Сколько себя помню. Я выросла в детском доме в небольшом подмосковном городке, поэтому с письменными принадлежностями (впрочем, как и со всем остальным) были проблемы. Но меня это остановить не могло – я рисовала всем, что могло оставить след на какой-либо поверхности. Нашла гвоздь? Нацарапала цветочки на стене – встань в угол! Размазала облачка из каши на столе – снова час разглядывания трещинок в уже ставшем родным углу. Вообще, я была очень послушным и совершенно не проблемным ребенком, пока дело не касалось рисования. Я не могла без этого жить, я так дышала, смотрела, слышала – рисуя, в этом моя сущность. Видя, что наказания не действуют, одна из воспитательниц решила проблему просто – она следила за тем, чтобы у меня всегда были хотя бы маленькие кусочки листочка и простой карандаш. Все. С тех времен я уже не расставалась с этими предметами и была, практически, приведением в детдоме. Остальные дети меня обычно не замечали и поэтому, к моей радости, большую часть времени я была предоставлена сама себе и рисовала, рисовала…

Когда мне было около 10 лет, окружающие – и взрослые, и некоторые дети – стали говорить, что у меня талант. Но так, вскользь. Меня не отправляли на конкурсы, не пытались помочь развивать талант. Взрослые просто удивлялись или хвалили. И все. По сути, им было безразлично и некогда этим заниматься. Так я усвоила свой первый важный урок взрослой жизни – ты никому не нужен, кроме себя самого и никто тебе не поможет, если ты сам ничего для себя не сделаешь.

Одноклассники же либо завидовали, либо просили нарисовать им что-нибудь, чаще выполнить за них заданные на дом рисунки или чертежи. Сначала я это делала, но мне это быстро надоело. Я не любила рисовать по принуждению, рисовать то, что мне сказал кто-то. Рисовала не моя рука, а душа, а ее принудить невозможно. По крайней мере, мою – точно. Так я стала «белой вороной»: меня не трогали, но и не принимали. И меня это полностью устраивало.

После школы я окончила художественное училище и получила профессию учителя рисования. Больше я себя нигде и ни в чем в жизни не видела. Я не могла и не хотела ничего делать, кроме рисования. Нет, конечно, лет с 16 я работала там, где была возможность. Меня не пугала никакая работа – я была и уборщицей, и секретарем, и курьером и много еще кем.

Да, я ведь после училища приехала в Москву. Нет, я не собиралась, как тысячи других молодых и не очень людей покорять столицу. Нет. Я вообще с детства не любила повышенного к себе внимания. Просто случилось маленькое чудо, о котором мечтают все сироты – нашлась моя дальняя родственница, какая-то бабушка по чьей-то линии. Я до сих пор точно не знаю, кем она мне приходится и как она меня нашла. Я даже не успела познакомиться с ней. Она умерла, а свою крохотную однокомнатную квартиру в Москве оставила мне.

Это как в фильме. Или книге. Я сначала этому не поверила. Подумала, что этот нотариус в дорогом костюме так шутит. Или что-то напутал. Но нет, оказалось все так и есть на самом деле, и я вскоре перебралась в свою квартирку. В свою. В Москве. Удивительно. Хотя нет, вру – не особо удивительно…».

Так бы могла кратко рассказать свою историю Лариса. Правда, она никогда этого не делала. Зачем? Да и окружающие не особо интересовались. Взрослая жизнь, у всех свои заботы, проблемы, дела. И это полностью устраивало девушку. Она терпеть не могла, когда кто-то пытался залезть ей в душу. Или излить свою. Нет, ее это даже не раздражало, а было просто все равно.

Все равно. Безразлично. Неинтересно. Не трогает. Эти слова стали спутниками Ларисы по жизни. Она работала учителем в маленьком кружке по рисованию, выполняла свои обязанности четко, но без энтузиазма. Просто работала. Просто потому, что нужны были средства для покупки еды, одежды и рисовальных принадлежностей, конечно. Ученики сперва даже побаивались ее, но потом быстро привыкали к ее ровному тону, спокойной реакции на все окружающее. Главное – она давала все необходимые им знания и навыки. А любить их она не обязана. И в их жизни участвовать – тоже. Лара была в этом уверена. Некоторые не могли так учиться и уходили. Некоторых забирали родители от «этого бездушного робота». Ларисе было абсолютно все равно.

Чем старше она становилась, тем меньше эмоций ощущала. Хотя нет, не так. Она ощущала, чувствовала и даже переживать могла, но совсем иначе. Не так, как все другие люди. Она жила в своих рисунках. Лариса не любила их кому-то показывать. Но если все же какие-то работы кто-то видел, все неизменно восхищались талантом девушки. Сразу говорили ей, что она просто обязана участвовать в выставках, писать на заказ картины – разбогатеет!

Действительно, картины были потрясающие. Они захватывали с первого взгляда. Каждый холст как будто бы рассказывал целую историю, о чем-то повествовал. Даже если на бумаге будет нарисован просто маленький бездомный котенок, то это будет целая повесть. Каждый смотрящий на него как будто начинает слышать тихий жалобный писк животного, чувствовать, как тот дрожит от холода и страха.

Если на картине будут деревья, то они будут выглядеть удивительно реалистично. Вот, да, вот оно главное слово – реалистичность! У зрителей тут же складывается впечатление, что картина сейчас оживет, сейчас вся изображенная на ней история произойдет прямо у них на глазах.

Но Ларису все эти восторги совершенно не трогали. Она с досадой морщилась и спешила закончить этот разговор. Ей не нужны были ни деньги, ни слава, ни признание. Картины – это ее жизнь, ее душа. Она так живут, рисуя, так выражает свои мысли, так чувствует мир вокруг.

Постепенно окружающие сложили свое мнение о Ларисе, как о холодной, безразличной и эгоистичной девушке. Люди всегда отторгают то, чего не могут понять. Ларису они понять не могли. И, конечно же, ей не было до этого никакого дела.

Это сложно описать. Например, того же котенка Ларисе не жаль, ей не захочется его покормить, забрать домой или погладить. Она равнодушно пройдет мимо. Казалось бы. Но потом она так его нарисует, что всем, кто увидит эту картину, тут же захочется найти этого малыша и спасти! Она писала свои картины душой, дышала ими, жила в каком-то совершенно другом измерении, видела жизнь совсем иначе. Возвращалась Лариса в нашу реальность лишь потому, что нужно было поддерживать работоспособность своего организма – есть, спать, ходить на работу. Эти обыденные занятия вызывали у девушки досаду – столько времени тратится на ерунду. Но когда она возвращалась в свою вселенную красок, цветов, оттенков, штрихов, полутеней, силуэтов – только тут она по-настоящему жила, ощущала все ярко и полноценно.

Лариса могла рисовать практически где угодно. У нее всегда с собой был альбом и простые карандаши. Как только она ощущала потребность выразить что-то на бумаге, она быстро находила более или менее подходящий уголок и погружалась в свой мир.

Были у девушки и такие места в городе, которые она посещала особенно часто, творческие любимчики. Одним из таких мест был высокий мост. На нем было много выступающих частей, укромных уголков, где среди балок и арматуры можно было скрыться от посторонних глаз. Лариса любила забираться в один такой закуток и часами сидеть там, изливая душу на холсте. Правда, туда было не так просто добраться. Надо было перелезть через перила, пройти по довольно узкому краю и перешагнуть на выступающий угол. На нем было достаточно место, чтобы удобно разместиться и творить, не отвлекаясь ни на что. Мимо ездили машины, вечно куда-то спешили люди, внизу проплывали разные лодки и кораблики, но все это было где-то там, выше или ниже девушки. Вся эта суета сливалась в городской шум, от которого можно было легко отгородиться наушниками.