Яков Шмидт. Родился в 1946 году в Ленинграде. С 2001 года проживает в Германии. «Бог и Пол. Метафизика секса и смерти» – первая часть философской трилогии вышла в издательстве «Алетейя» в 2013 и 2015 г. Две другие части – «ПолитиКант» и «Метафизика достоинства» вышли в 2016 и 2020 г. в издательстве «Нестор-История».

Сознание дано человеку как интуитивное понимание жизни, как то, что в психологии обозначает термин инсайт. Не обобщение научных знаний и не толкование священных писаний, но, местами, нечаянное с ними совпадение.

Мировая эволюция проходит через человека и замысел её отражён в самой структуре личности, в извечном страдании от незавершённости.

Тезисы, раскрытые в этой книге, не могут служить оглавлением, так как в тексте они вперемешку разбросаны по главам. Так же как в жизни.

1. Три фактора связи физиологии с метафизикой.

Саркастический запах, циничное осязание, возвышающее созвучие.

2. Три фундаментальных противоречия человеческого бытия.

Жизнь и Смерть, Мужчина и Женщина, Бог и Пол.

3. Три формы самосознания и мировоззрения. Поэзия-Сатира-Проза.

4. Два беспредела индивидуальности.

Достоинство, независящее от достоинств.

Стыд, независящий от недостатков.

5. Два парадокса эстетики.

Одинаковая эстетика противоположных предметов.

Противоположная эстетика одного предмета.

6. Два фактора психоантропологии.

Удовольствие и самодовольство.

Отдалённость и самоцельность.

7. Две ипостаси метафизики.

Бессмертие плоти и презрение к ней.

Только человеку дано столько отвращения к останкам и отходам недавней жизни. Собака спокойно подбегает к дохлой собаке, как и к собачьему калу: понюхает, полижет, побежит дальше. Отходы тела – это тоже мёртвая плоть. И каждый раз естественная надобность коварно шепчет: memento mori – помни о смерти. В русском языке слово смердеть означает пахнуть мёртвым. Для человека есть множество запахов куда более невыносимых, чем запах кала или потных ног или гнилого зуба, но нету запахов более унизительных.

Это гордое обоняние говорит нам о прямой связи нашей физиологии с метафизикой, минуя физику общественных отношений: ибо прах ты и в прах возвратишься. В Книге и в генах записано.

Унизительный запах сопутствует возвращению внутрителесного соединения к простым составляющим, разложению в прах земной. Унизительный только для существа, несущего в себе образ вечности – нетленности. Омертвление плоти есть признак ничтожества, отвращение – признак величия.

Другим авторитетом из мира запредельного в нашем теле является половое осязание, которое по характеру ощущения, совершенно независимо от нашего воспитания или общественного мнения, независимо от рассудка или предрассудка, независимо от закрытости или открытости перед зрителями, именно, по ощущению под кожей определяют как сладкий стыд.

Мужчине кажется, что он заставляет женщину это испытывать. Женщине должно казаться, что её заставляют. Или каждому кажется, что он принуждает другого. Все чувствуют возвышенную интимность и низменную порочность зачатия.

Но связь с догматикой здесь ещё больше: ветхозаветное «познание» связывает запрет есть яблоки с дерева познания добра и зла и то, что нарушив запрет, узнали они, что наги и Адам познал Еву, жену свою.

Вместо гордости быть как боги, знающие добро и зло, люди узнали стыд наготы и прикрыли то самое место, в котором возвышенное и низменное, сокровенное и порочное – добро и зло неразличимы. (Сильно забегая вперёд, заметим, что безвременьем называют исторические периоды, когда добро и зло перестают быть ясно различимы).

Чувства унижения и стыда связаны с двумя противоположными функциями организма: освобождением от мёртвой плоти и освобождением от семени жизни. Сакральный характер смерти и секса задан прямо в рецепторах, без всякой этики, логики и педагогики.

И, наконец, главным признаком небес на земле выступает музыкальный слух. У человека нет иного слуха кроме музыкального. Когда говорят, что кому-либо медведь на ухо наступил, имеют в виду его неспособность голосом воспроизвести мелодию. Но неэстетического восприятия не существует.

Музыка представляет собой возвышающее созвучие, бессознательно связанное с чувством гордости. Животные не воспринимают музыку, как полагают, оттого, что у них нет органа восприятия речи.

Многие твари вполне владеют алфавитом, то есть, произносят с три дюжины разных звуков, но соединить их в слова не могут. Не владеют синтаксисом. Не всякая тварь Творцу подобна. Музыка и есть синтаксис.

Музыки без слов не бывает. Там, где их нет, они подразумеваются. Как говорится, нет слов.

Наш язык представляет собой не только форму мышления и средство общения: он есть, прежде всего, музыкальная отзывчивость тела и гортани.

Кажется, что волнения наши с намного бо́льшими совпадают и получают резонансное усиление. Отсюда литературность нашего самосознания с его запредельностью оценок. Благое нам видится прекрасным, а печальное – трагическим, напряжённый ход событий мы называем драматическим, а несуразное кажется нам комическим. И ещё длинный ряд таких оценок образует весь перечень положительных и отрицательных категорий эстетики.

Просодии живут в нашем теле неотрывно от языка. Лох Лоханкин из «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова от волнения, сам того не замечая, обращался к жене стихотворным размером: «Волчица жадная, тебя я презираю. К Птибурдукову ты уходишь от меня». Так складно говорил, а она ушла…

Многие естественные позы кажутся нам некрасивыми из-за музыкальной хореографичности нашего зрения. Если архитектуру называют застывшей музыкой, то можно то же самое сказать и о природе, и о мире вещей, нас окружающих, когда они радуют наше восприятие.

Такой музыкоцентризм оправдывает то, что В начале было Слово. У Мандельштама:

Язык, говорил Хайдеггер, принадлежит бытию, а не сознанию: это способ, каким бытие обращается к сознанию.

В поэзии бытие и сознание совпадают. То, что не совпадает с образом – безобразно. Но не всем дано в равной мере чувствовать совпадение.