В 1882 году Бисмарку удалось привлечь к австро-германскому союзу Италию. Три страны заключили оборонительный Тройственный союз против Франции. Однако дружба с Италией оказалась короткой. Итало-французские противоречия из-за Туниса, непосредственно спровоцировавшие Рим на сближение с Берлином и Веной, были в конце концов преодолены, а основные территориальные претензии Италии были совсем не к Франции, а к Австро-Венгрии, поскольку в австрийских владениях проживало значительное число этнических итальянцев. Поэтому в ходе Первой мировой войны Италия так и не выполнила своих обязательств по Тройственному союзу, резонно отметив, что германское нападение на Францию отнюдь не подпадает под пункты союзного договора. Наоборот, в 1915 году итальянцы без всякого повода напали на Австро-Венгрию, которая даже перед этим выразила готовность уступить неверному союзнику Трентино, а через год объявили войну и Германии.
Под конец жизни Бисмарк уже не сомневался, что Россия превратилась во врага Германии, в том числе благодаря неуклюжей политики Вильгельма II и его окружения. Но еще в сентябре 1879 года канцлер писал королю Баварии: «Если император Александр, не желая войны с Турцией, все же вел ее под влиянием панславистов, то, учитывая усиление внимания этой партии, можно опасаться, что панславистам удастся получить подпись императора для дальнейших военных предприятий на Западе… Я не могу отделаться от мысли, что в будущем и, быть может, даже в близком будущем, миру угрожает Россия и притом только Россия. Сведения, которые, по нашим донесениям, Россия за последнее время собирала, чтобы выяснить, найдет ли она, в случае если начнет войну, поддержку во Франции и в Италии, дали, конечно, отрицательный результат. Италия признана была бессильной, а Франция заявила, что в настоящее время не хочет войны и в союзе с одной Россией не чувствует себя достаточно сильной для наступательной войны против Германии». В действительности главной угрозой миру в начале XX века стала именно Германская империя, чего «железный канцлер», отдадим ему должное, всеми силами пытался избежать.
Бисмарк прекрасно понимал, что судьба Австро-Венгрии тесно связана с судьбой Германской империи. Особенно уповало на Берлин политическое руководство венгерской части Дунайской монархии. В 1884 году Бисмарк говорил князю Бернгарду Бюлову: «Здесь, между Дунаем и Карпатами, сидят венгры. Для нас это то же самое, как если бы там были немцы, потому что их судьба тесно связана с нашей. Они держатся и падают вместе с нами. Это существенно отличает их от славян и румын. Венгрия является для нас самым важным фактором на всех Балканах, которые, как известно, начинаются сразу же за венской Ландштрассе». Однако германо-венгерское сближение объективно еще больше ограничивало возможности Берлина в рамках австро-германского союза. Венгрия, для которой балканские проблемы были вопросом жизни и смерти государства короны Святого Стефана, решительно выступала против поощряемой Сербией пропаганды югославянского единства, склонна была опираться на германскую помощь в предотвращении сербского ирредентизма. Берлину никак нельзя было устоять под совместным нажимом Вены и Будапешта в пользу его участия в балканских делах Габсбургской монархии.
После обнародования австро-германского договора дружба Германии и России превратилась в призрак. Но Бисмарк по-прежнему верил, что «непосредственная угроза миру между Германией и Россией едва ли возможна иным путем, чем путем искусственного подстрекательства или в результате честолюбия русских или немецких военных вроде Скобелева, которые желают войны, чтобы отличиться прежде, чем слишком состарятся». Имелось в виду возможное воздействие военных групп влияния на своих императоров в пользу будущей войны. Однако жестокая ирония судьбы сказалась в том, что именно германская военная группировка получила самое мощное политическое влияние и спровоцировала мировой пожар.
Между тем в Германии среди значительной части элиты сохранялся скептический взгляд на ценность Австро-Венгрии как союзника, и на то были свои резоны. Так, 16 августа 1891 года прусский посланник в Ольденбурге граф Антон Монте писал князю Бернгарду Бюлову о внутреннем положении Дунайской монархии, точно предсказав ее печальный конец: «Двуединство (Австрии и Венгрии. – Б. С.) при ближайшем рассмотрении представляет собой самое жалкое произведение, которое когда-либо было создано легкомысленными дилетантами. Как долго еще армия сможет оставаться воплощением государственного единства?.. Мадьяры мадьяризируют только немцев и евреев, т. е. как раз те элементы, которым они в интересах государства не должны были бы запрещать пользоваться немецким языком; в то же время они совершенно беспомощны перед румынами, хорватами и словаками. Если мадьяры достигнут своей цели, т. е. личной унии (имеется в виду ограничение связи двух частей Австро-Венгерской империи личной унией и упразднением общеимперских институтов. – Б. С.), то распад Австрии неизбежен. Но вместе с тем территория Венгрии сократится наполовину. Я сомневаюсь, что после этого мы будем еще достаточно сильными для того, чтобы без прямого присоединения этого католического чурбана поддержать в оставшейся Австрии влияние, необходимое для нашего самосохранения, и обеспечить себе в будущем достаточно сильное влияние в Венгрии, Хорватии и Трансильвании. Если же мы останемся между двумя жерновами – Францией и Россией, мы погибли. Уже сейчас количественное соотношение сил весьма неблагоприятно. На Италию и так рассчитывать не приходится, а одна французская армия численно превосходит нашу… А сколько мы должны были бы оставить на восточной границе, хотя бы для того, чтобы оказать австрийской армии моральную поддержку!.. У нас есть два явных смертельных врага, а у Австрии только один… Если Германия будет разрушена, европейская цивилизация погибнет. До Одера будет простираться объединенное славянское государство, перед лицом которого остатки Германии и Франции потеряют всякое значение». Германский дипломат очень точно предсказал геополитическую ситуацию, сложившуюся после Второй мировой войны. Только в действительности крах Германской империи привел не к гибели, а к консолидации европейской цивилизации, к преодолению вековой германофранцузской вражды и созданию Евросоюза.
Не настраивало германских политиков на оптимистический лад и то, что австрийская армия с 1859 года не выигрывала ни одной военной кампании. В случае европейской войны не было оснований верить в то, что она сможет один на один противостоять Российской империи и сковать все силы русской армии, пока Германия будет разбираться с Францией. Становилось ясно, что часть германских войск придется выделить против России, ослабив Западный фронт. Это уменьшало шансы на успех блицкрига и повышало вероятность вступления в войну Англии. В случае же затяжной войны внутренняя нестойкость Австро-Венгрии становилась ахиллесовой пятой германской коалиции. В Антанте же подобным слабым звеном была Российская империя. Однако на стороне последней были огромные людские ресурсы и обширная территория, что не позволяло сокрушить ее в ходе всего одной военной кампании. Поэтому чисто теоретически союз с Россией для Германии был бы предпочтительней, избавив ее от Восточного фронта, который Австро-Венгрия, даже окажись она в Антанте, вряд ли бы рискнула создать. Но германская солидарность и растущая близость Петербурга и Парижа толкали Берлин в объятия Вены.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.