А бабушка, порой, из рук иглу
Не выпускала ноченькой бессонной,
Чтобы могла пойти на танцы в клуб
Я в платье новомодного фасона.
Работала, не покладая рук,
В колхозном поле и в посёлках где-то,
Чтоб я не хуже всех своих подруг
Была всегда обута и одета.
Я думала, что будет так всегда,
Что бабушка моя со мной навечно.
Но вот внезапно в дом пришла беда.
Случился ночью приступ с ней сердечный.
Она же накануне-то всю ночь
Мне платье шила к выпускному балу.
Я не смогла ей вовремя помочь:
Я на балу с друзьями танцевала.
А утром в дом вхожу – лежит она
В поту холодном, учащённо дышит,
Глаза закрыты, мертвенно бледна.
Трясу, кричу, зову, – она не слышит.
Но лишь на краткий миг очнулась вдруг –
Какая-то в ней пробудилась сила,
Она, моих не выпуская рук,
В ладонь мне что-то левую вложила.
Глаза закрыла вновь. И даже двух
Минуток не прошло, – она зевнула
Подряд три раза, испустивши дух,
А я подумала: она уснула.
Я не успела ей сказать: «Прости!»
Сказать: «Люблю!» я тоже не успела.
Я левой не могла разжать горсти
И рядом всё сидела и сидела.
Когда ж раскрыла, наконец, ладонь,
Там – ничего, она совсем пустая.
На миг в ней вспыхнул будто бы огонь,
Да и погас, руки не обжигая.
Оторопев, на бабушку гляжу –
Всё так же неподвижна мама Варя.
И тут взяла меня такая жуть,
Я поняла: она же неживая!
Тогда я, под собой не чуя ног,
Бегу к соседке, тётушке Наталье,
Крича на всё село… Все, кто чем мог,
Сельчане помогли. Земле предали,
Похоронили, хоть и скромно пусть,
Но сделали так, как она просила:
Отпели в церкви, чтоб сорокоуст,
Крест – деревянный чтобы! – на могилу.
И поминали, дружно, всем селом,
Слов много добрых, тёплых говорили.
А разошлись – и опустел наш дом,
И холодно в нём стало, как в могиле.
О переезде в город не могла
Я и подумать: мне мешало что-то.
И вот в Продмаге на краю села
Устроилась на лёгкую работу.
Конечно, я не скрою, лучше мне б
Поехать в город продолжать учиться,
Но чтобы зарабатывать на хлеб,
Его я продавала. Продавщица!
Никто не ведал, грезила о чём,
О чём мечтала, за прилавком стоя,
Девчушка, что хотела быть врачом,
Призванье в жизни у неё какое?
Молилась по утрам и вечерам,
Как в детстве мама Варя приучила,
По праздникам большим ходила в храм
И плакала без видимой причины.
Но эти слёзы были далеки
От слёз глубокой скорби и печали,
От прежних слёз безудержной тоски,
Они мне очищали, облегчали
И обновляли душу…
Как-то раз
(Со смерти бабушки прошло полгода)
Уже и не припомню я сейчас,
Что в левом верхнем ящике комода
Мне было нужно, что же там искать
Среди вещей бабулиных полезла,
На самом дне я там нашла тетрадь,
А в ней – какие, при каких болезнях
Читать молитвы, трав каких настой
Или отвары при каких недугах –
Прописано бабулиной рукой.
А я всё время не могла не думать,
И не жалеть, что не успела мне,
Как обещала, передать секреты
Свои она. И вот – тетрадь, а в ней –
Все записи её, в тетради этой!
И стала я не просто их читать,
А изучать, как в школе, «на пятёрки»!
Я заучила, выучив тетрадь
Всю наизусть, от корки и до корки.
Теперь и я людей смогу лечить,
Как прежде бабушка моя Варвара!
Но мысль одна тревожная в ночи
Мне всё же спать спокойно не давала:
Ну, например, придёт ко мне больной.
Как буду я ему диагноз ставить?
Ни книжки медицинской ни одной,
Ни опыта. Бабулечка, она ведь
Каким-то сверхъестественным чутьём,
Каким-то даром Божьим обладала,
И практики огромнейший объём
Был у неё. В библиотеку стала
В посёлок ездить я по выходным,
Всё лучше, всё яснее сознавая:
Мне медицины знания нужны,
Коль лекарем хочу, как мама Варя,
Я стать. И к полкам медицинских книг
Бросалась я, как жаждущий – к колодцу,
Голодный – к хлебу. Знания из них
Я жадно, бессистемно, как придётся,
Глотая, впитывала.
Как-то раз
Зашла ко мне домой моя подружка, –
Мы в школе с ней в один ходили класс
И жили рядом, – Ветрова Танюшка.
Успели чаю мы попить едва,
Танюшка – в крик от нестерпимой боли:
Ужасно разболелась голова,
Она ещё страдала этим в школе.
И с каждым годом боли всё сильней,
И приступы из года в год всё чаще.
Я растерялась: что мне делать с ней,
Так душераздирающе кричащей?
Укладываю на свою кровать,
Под голову кладу свою подушку,
И тут, мгновенно, руку мою – хвать!
Себе на лоб – ладонь мою Танюшка.
А я тем временем свою тетрадь,
Как будто бы на внутреннем экране,
Увидела и начала читать
Над быстро успокоившейся Таней
Молитвы тихо, нежно, и она
Затихла, засопела, засыпая,
А я сидела рядом, как струна
Натянутая, нервная, прямая.
Танюша и свежа, и весела
Проснулась и меня расцеловала
И убежала. Я же поняла:
Ну, вот оно, «Лиха беда – Начало!»
Однако на душе покоя нет, –
Сомненья, неуверенность, тревога…
Не помню, как заснула. Вижу свет
И Старца в доме около порога.
«Дитя моё, ты просто молодец.
Всё у тебя прекрасно получилось».
Спросила: «Как зовут тебя, отец?»
Ответил: «Называй меня Учитель.
Отныне рядом буду я всегда,
И днём и ночью, в праздники и в будни.
Ты в мыслях призывай меня, когда
Лечить молитвою кого-то будешь.
Но только никому не говори,
Знать посторонним обо мне не надо.
Скажи своей подруге: три зари
К тебе пусть ходит. Посторонним взглядам
Невидим я. С тобой же будем мы
Друг друга понимать легко и быстро.
Не речи звук, – пусть будет только мысль
Из сердца в сердце огненною искрой».
А утром, я под впечатленьем сна
Ещё была, приходит вновь Татьяна,
И я ей говорю: «Ко мне должна
Три раза ты прийти на зорьке рано».
Танюша поняла без лишних слов:
Теперь надежда есть на исцеленье,
Ведь ни один ещё из докторов
Не обеспечил должного леченья.
И мама Варя не смогла помочь
Ничем тогда, лишь боли облегчала.
Опять в сомненьях провела всю ночь.
