И скоро стало всем известно,
Что свадьба – будто бы весной,
Что он – жених, она – невеста,
А я не находила места
Себе, и в голове больной
Я всё вынашивала планы,
Как свадьбу мне расстроить их.
Я лучшею женой была бы!
Он – мой любимый, мой желанный!
Невеста – я, он – мой жених!
Не расставалась с мыслью этой,
И ночью сон не приходил,
Я от заката до рассвета
Всё мысленно блуждала где-то…
Однажды вызрел план один.
5
Как-то к нам зашёл Роман.
Я была одна.
Налила ему стакан
Красного вина.
Случай я ждала давно,
Вечером и днём.
Непростое то вино,
Зелье было в нём:
Разыскала колдуна,
Деньги отдала, –
Он мне дал того вина
С зельем пополам.
«За здоровье Нины!» – он
Выпил всё до дна
И пошёл, шатаясь, вон.
Стала так красна,
Будто кровью налилась,
Роза на окне,
Только свет её погас. –
Жутко стало мне.
Тот нездешний, неземной
Свет её пропал,
Тот, что был во мне, со мной.
И, кроваво–ал,
Впитывал зловещий цвет
Дух того вина.
Что же Нины долго нет?
Где же, где она?!
Тут открылась настежь дверь.
На пороге – он,
Будто бы другой теперь,
И в меня влюблён.
Начал страстно целовать,
Жарко обнимал,
Потащил меня в кровать,
Только называл
Ниной, Ниночкой меня.
Мне же – всё равно!
Ай да зелье! Поменял
Всё ж невесту… Но
Он к утру очнулся вдруг:
«Нина! Где ты, Нин?» –
А в глазах такой испуг,
Будто перед ним
Не любимая, не я,
С кем провёл всю ночь,
А гремучая змея.
И рванулся прочь.
Только, Нина, где ж она?
Утро за окном.
Дома быть уже должна
И, причём, давно.
Ой! Здесь был ещё вчера
Ромочкин портрет…
След на стенке, как дыра,
А портрета – нет!
6
Ни в пятницу домой и ни в субботу
Не возвратилась Нина. Слава Богу!
Когда же в понедельник на работу
Она не вышла, тут забил тревогу
Роман Лукич. Объехал все больницы,
Милиции все отделенья, даже
Он в морге побывал, чтоб убедиться:
Её там нет. «Подумаешь, пропажа!
Придёт сама, – его я убеждала, –
А не придёт, так значит, разлюбила.
Она, быть может, с кем-то убежала.
С ней раньше много раз такое было».
Он продолжал искать её повсюду.
Весь день по Нине тосковал он очень.
Но знала я: с ним вместе скоро буду,
Он сам придёт ко мне сегодня ночью.
Он приходил, всегда как будто пьяный,
Ложился спать со мною, как с женою.
И ничего не помнил постоянно
На утро. Убегал больной, смурной он.
«Во сне ж твердил всё время: «Нина, Нина!»
А я в ответ: «Я здесь», упрямо веря:
Однажды скажет: «Тоня, Антонина!
Тебя, одну тебя люблю теперь я!»
Он говорил: «Как я устал смертельно»
И засыпал, откинув одеяло.
И вот тогда его в своей постели
Я тихо, нежно, сладко целовала,
Облизывая каждый ноготочек,
И дальше, сантиметр за сантиметром –
Всего, всего… Так напролёт – все ночи.
Он утром уносился буйным ветром.
Я помню взгляд затравленного зверя,
Когда к груди его своей прижала,
Он вырвался, метнулся, хлопнул дверью, –
Лишь роза на окошке задрожала.
7
Прошла зима. Без измененья
(Мы ночью вместе, днём – поврозь)
Остались наши отношенья,
И я задумалась всерьёз:
А в самом деле, где же Нина?
Роман не уставал искать.
Везде ходил, писал, звонил он,
И разыскал сестру и мать
В её родном селе неблизком,
Они там жили в нищете:
«Нет ни письма и ни записки,
Давно от Нины нет вестей,
Ни денежного перевода,
А помогала нам всегда,
Посылок нет почти полгода…
Не приключилась ли беда?»
Он дал им денег, всё, что было,
Но ничего не объяснил.
Вернулся хмурый и унылый,
И в этот вечер много пил.
А в день тринадцатый апреля
(Он свадьбы днём назначен был
На пятницу, в конце недели.
Когда б не силы ворожбы,
То были б песни, пляски, речи,
И крики «Горько! Горько!») вдруг
Нам сообщили: найден в речке
Распухший, вздутый женский труп.
На опознанье нам с Романом
Придти велели вместе в морг,
Но отказалась я, обманом
Прикинувшись больной. Как мог,
Роман узнать пытался – где там! –
Обезображено лицо,
Но было на руке надето
То обручальное кольцо
И на ногах её – ботинки,
Что он купил когда-то сам.
Она всё пела: «Как картинки
Ботинки – Нинке!» Он слезам
Своим дал волю. «Нина, Нина!» –
Шептал, не видя ничего.
На красный свет пошёл. Машиной
У перекрёстка одного
Был насмерть сбит. Похоронили
Мы, словно мужа и жену,
Их рядышком, в одной могиле.
Ох, знала я свою вину!
Когда б не я с моей любовью…
Немым укором были мне,
Как две огромных капли крови,
Два лепесточка на окне.
8
В час, когда сроку печального времени
Было уже сорок дней,
Я поняла, догадалась: беременна! –
Что-то творилось во мне.
Начал в глубинах души неприкаянной
Зреть, нарастая, протест:
Будешь ты мать-одиночка какая-то!
Спросят: а кто же отец?
Тут уж и так ходят слухи нескромные,
Сплетни плетут каждый час,
Будто в ту ночь, с околдованным Ромою,
Нина увидела нас.
Будто окликнул вахтёр общежития –
Нина ни слова в ответ:
В ярости бешеной, чтобы разбить его,
Чей-то топтала портрет.
Были на ней голубые ботиночки
И голубое пальто.
С этой вот ночи-то бедную Ниночку
Больше не видел никто.
Я и прибегла, – что долго раздумывать? –
К помощи наших врачей.
Третью сгубила я в этот раз душеньку,
Не говоря о своей.
Медленно дверь отворила я в комнату –
Сразу у входа видна
Всё ещё Нины свободная койка там,
Дальше смотрю: у окна –
Мёртвая роза с головкой бескровною,
Горько склонённою вниз.
А на полу, словно капли огромные,
Все лепестки запеклись.
9
Я села в комнате пустой,
Разбитая, без сил.
Ответа на вопрос простой:
«А кто меня любил?» –
Искала долго. Ну, Роман,
Он в Нину был влюблён,
Не в счёт. Да, был ещё Степан,
Но вот женился он
На простенькой девчонке той,
Она, не мне чета,
Хоть не блистала красотой,
Была скромна, чиста.
Полгода целых Михаил
Жил словно муж со мной
И клялся мне, что он любил,
Но, вот, своей женой
Назвал другую. Говорят,
Она умна, мила,
Ему двоих детей подряд
В три года родила.
Я долго б эти имена
Перебирать могла.
Внезапно мысль меня одна
Пронзила как стрела:
Ах, мама, мамочка моя,
Способная любить
Меня такой, как есть! А я,
Как я могла забыть?!
Тебе – ни одного письма –
Пять лет!.. Но не беда,
Теперь приеду я сама.
Где, где мой чемодан?
10
Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Стучат, стучат колёса.
Ох, этот стук, ох, этот звук! –
Он в сердце отголоском
Тех юных своевольных дней,
Когда смела, упряма,
Я, наспех попрощавшись с ней,
Уехала от мамы.
Ах, мама, мамочка моя!
