От горя слёз немало,
И дальше нашего села
Нигде не побывала.
И тут мой спутник молвил: «Нам
Пришла пора расстаться.
Я ухожу, а ты должна
Молиться…» И растаял
Внезапно, так же, как возник.
Лишь эхом: «До свиданья!..»
А я на землю в тот же миг
Упала без сознанья.
ЧАСТЬ II – НА ГОРЕ
1
Я очнулась в комнате пустой.
Слабость. Голова болит немножко.
Сверху лучик солнца золотой
Проникает в низкое окошко.
Самодельная кровать узка.
Рядом столик с белою скатёркой,
А на нём – кувшинчик и стакан.
У кровати – старенький, потёртый
Коврик на естественном полу,
То есть, на камнях. Покой. Прохлада.
Наверху под потолком в углу
У иконы теплится лампада.
Просто. Скромно. Но какой уют!
Мне как будто с детства всё знакомо.
Знаю, знаю: я впервые тут,
Только сердце: здесь я дома! Дома!
Мама! Где ты, мама? Вот теперь
Встать бы мне, да не могу… Сама бы
Я навстречу ей открыла дверь…
Там шаги, шаги… Походка мамы!
На пороге женщина стоит, –
Инокини чёрные одежды.
Пожилая, строгая на вид:
«Здравствуй, дочка!» – «Кто Вы?» – «Мать Надежда.
Так зовут меня в монастыре
Нашем те, кто друг для друга – сёстры.
Здесь давно живём мы на горе
Удалённой, неизвестной, с острой,
Грозною вершиной, как копьё,
Будто богатырь стоит в дозоре…
Как нашла нас, имя нам своё,
Привело тебя какое горе
(Видно, велика твоя беда),
Коль захочешь, позже нам откроешь.
Раз уж ты сама дошла сюда,
Поживи. То воля Божья…» Роем
Мысли проносились в голове:
Кто я? Что я? Где я? Что со мною?
Вдруг – мгновенно, как щелчок, – ответ!
Вспомнила! И как опять завою!
И на этот мой звериный вой
Сёстры все в испуге и смятеньи
Прибежали. Билась головой
О шершавую из досок стену
Я без слов, без слёз, лишь дикий крик
Зверя с воспалёнными глазами.
Растерялись все на краткий миг…
И тогда они меня связали.
И святой обрызгали водой,
Ею же насильно напоили
И молитвы стали надо мной
Нараспев читать. Молитвы были
Эти мной любимы с детства. Стон
Из души – как падающий камень.
Перед тем, как погрузиться в сон:
«Мне бы к маме надо, надо к маме».
2
Какая лёгкость! Благодать!
Небес простор безбрежный!
Неужто вновь могу летать,
Как в детстве безмятежном?
Свободно, просто и легко
Парю под облаками,
Порою – выше облаков.
И вот, лечу я к маме!
Я знаю: ждёт меня она
Одна на горной круче.
Вершина вот уже видна
Яснее, резче, лучше.
Крутая белая гора
Густым покрыта лесом.
Как будто бы ещё вчера
По выступам отвесным
Я поднималась на неё
Через лесную чащу,
И был весь груз и весь объём
Грехов моих тягчайших
Мешком огромным на спине.
Так отчего же ныне
Так хорошо, так сладко мне:
Ни боли, ни унынья?
Гора зовёт, гора манит,
Я подлетаю ближе.
Магнит горы – души магнит
Притягивает: ниже!
Всё меньше, меньше высота
И скорости шальные…
Какие яркие цвета!
Как будто неземные!
Какая сочная трава!
Огромнейшие розы –
Все без колючек! И, едва
Я приземлилась – слёзы
Ручьями хлынули из глаз:
Средь роз я маму вижу.
Вот, наконец, свиданья час!
Мне подойти б поближе,
Но не пройду и двух шагов:
К ногам как будто гири
Подвешены по сто пудов.
В потустороннем мире
Закон иной. Кричу: «Прости!»
Она: «Давно простила.
Иди по Горнему пути!
Молитвенная сила
Беду поможет превозмочь.
С молитвы покаянной
Начни. Молись и день, и ночь.
С тобой здесь вновь увижусь, дочь
Моя! До встречи, Анна!»
3
Проснулась. Но не открываю
Глаза. И стараюсь продлить
Сна тонкую яркую нить:
Ведь мама – живая! Живая
В каких-то далёких мирах!
К молитве усердной готова,
Чтоб только с ней встретиться снова
В моих полупризрачных снах.
Так, может быть, Нину с Романом
Я тоже увижу во сне? –
Немедленно надобно мне
С молитвы начать покаянной!
Глаза приоткрыла. Гляжу:
На пышной подушке пушистой,
Набитой травою душистой
И белой простынке лежу
Свободно. Повязок не стало.
И шёпот: «…серьёзно больна,
Психически истощена
И пищи давно не вкушала». –
«Ей, видно, немало пришлось
В миру пережить, не иначе,
Недаром бедняжка так плачет…» –
«Пусть плачет, обилие слёз
Во благо страдающим душам.
Она же всю ночь до утра
Проплакала. Видишь: мокра
От слёз её долгих подушка».
Я чувствую: даже края
Рубашки слезами залиты…
Какую же силу молитвы
Смиренных монахинь таят!
4
Я не вставала три недели,
Ко мне не возвращались силы.
Всё это время у постели
Моей по очереди были
Все сёстры. Милые сестрицы!
Как вы, склоняясь к изголовью,
Со мной старались поделиться
Своей спасительной любовью,
Той, что народ зовёт святою!
А я в смятеньи и смущеньи:
«Не стою этого, не стою!
Мне нет прощенья, нет прощенья!»
Но возражала мать Надежда:
«Отнюдь. Предугадать не можем,
Кому, за что, когда и где ждать
Прощенье Божье, милость Божью.
Мы все в миру немало горя
Хлебнули и грешили много.
У каждой ведь из нас на Гору
Была особая дорога…»
5
РАССКАЗ МАТУШКИ НАДЕЖДЫ
«Вот я, к примеру, молодою
Безбожницей была когда-то.
Бригадой смелой, удалою
Мы храмы рушили. Расплата
Пришла позднее. Из бригады
Поумирали все мужчины
Внезапно. Мне же было надо
И мужа потерять, и сына.
Мой муж был нашим бригадиром.
Безумно я его любила.
И уцелел из всех один он.
Но тут – война. А сыну было
Всего семнадцать, но прибавил
Себе годочек мой сыночек, –
С отцом пошёл на фронт. В Варшаве
Погибли оба. Вижу ночью:
Заходит мой сыночек Вася
И молвит нежно и негромко:
«Уж ты не плачь, не убивайся,
Когда получишь похоронку.
Мы живы. Жизнь моя вторая
Прекрасна, – говорил мой Вася, –
Я буду жить в пределах Рая,
А папа на Земле остался.
«Ты передай, – сказал он, – маме,
Чтоб за мою молилась душу:
Я должен находиться в храме,
Что нами был недоразрушен…»
Проснулась резко. Я вскочила,
Крича: «Не верю!» прочь с постели,
Но извещенье получила
Я ровно через две недели.
И дата гибели стояла,
Запомнила я это точно,
Она всецело совпадала
С моей невероятной ночью.
Так что же мне теперь, молиться?
Я ж – атеистка, коммунистка!
И вижу сон: печальны лица
Мужчин, склонённых низко-низко.
Да это ж наши все ребята
Той удалой бригады самой!
Все коммунисты. Мы когда-то
Совместно разрушали храмы.
И среди них я вижу: тоже
