Успеваю заметить, как похотливая улыбка слетает с его губ. Глаза щурятся, придавая его профилю хищное выражение.

С неприятным удивлением замечаю, что мы едем в совсем другую сторону от моего дома.

— Что ты себе позволяешь? — мой голос звенит от негодования.

— Переставай ломаться!

Лицо Майского больше не источает восхищение и учтивость. Теперь сквозь красивые черты проглядывает раздражение и злость.

— Что? — хмурюсь, пытаясь уловить смысл его слов.

— Я говорю, хватит! Хватит играть со мной в недотрогу! Мы оба знаем, зачем я тебя позвал. Ты согласилась. А теперь весь вечер ты строишь из себя оскорбленную невинность! — его голос сочится ядом. Небесно-голубые глаза неестественно блестят.

— Что? — я вскидываю брови. — О чем ты?

В ответ мне раздается резкий смешок.

— О сексе, Марин. О СЕКСЕ.

— Ты думал, что я собираюсь с тобой спать?

— Ты полгода парила мне мозги, сама назначила встречу, разоделась как блядь, — шипит он.

Мои глаза расширяются. Пытаюсь одернуть юбку и инстинктивно складываю руки на груди, пытаясь прикрыть грудь. Мой деловой костюм уж точно нельзя назвать блядским!

Машина мягко тормозит перед светофором. Алый цвет отражается в мокром асфальте. Когда успел пойти дождь?

— Спасибо за вечер, — чеканю каждое слово. — Дальше я сама.

Хватаюсь за руку двери.

— Сидеть! — Максим хватает меня за руку. Его пальцы больно впиваются в мое запястье. — Ты уйдешь, когда я позволю тебе.

Мотор ревет, и машина рывком стартует, едва успевает загореться зеленый.

— Ты кое-что мне должна, — зло шипит он, глядя на дорогу.

По оголенным нервам ударяет сигнал клаксона.

Максим прижимается вправо, бросает раздраженный взгляд в зеркало заднего вида.

— Проезжай уже! Чего тебе от меня надо? — кричит он незнакомцу в машине за нами, словно тот может его услышать.

— И что же я тебе должна? — страх липкой волной расползается внутри меня. Запястье ломит от боли. Пытаюсь вырвать руку из стального захвата, но все бесполезно.

— Этот дебильный букет, который ты даже не оценила, ужин в ресторане. Не могла выбрать место подешевле? Знаешь, сколько денег я вбухал в аренду этой малышки? — он жмет на газ. Машина послушно отвечает. Мотор ревет. Стрелка на спидометре слишком быстро отклоняется вправо.

— Дело в деньгах? Ок! Я заплачу тебе за цветы и ужин. Знаешь, что? Я угощаю! Сколько было по счету? — страх отступает, на его место врывается злость.

Рывком выдергиваю свою руку из его ослабевшей хватки и открываю сумочку.

— Дай сюда! — он пытается вырвать у меня сумку.

Я сопротивляюсь, тяну на себя. Он старается одной рукой подруливать, а сам смотрит на меня глазами, полными ненависти и злобы.

Машина виляет из стороны в сторону. Но никто из нас не уступает в борьбе за добычу.

— Отпусти, дрянь! — мужчина дергает сумку и прикладывает мне локтем по лицу.

Тупая боль свинцовой тяжестью разливает по скуле. Глаза жжет от набежавших слез. По коже растекается обжигающая боль от прочертившей ткани пиджака.

От неожиданности я выпускаю сумку из рук. Как в замедленной съемке я наблюдаю, как она взлетает перед моими глазами. Из ее недр выплывает мелочевка. Губная помада, резинки, брелок от ворот парят перед моими глазами словно в невесомости.

— Блядь! — кричит Максим.

Меня кидает вперед и тут же отбрасывает обратно на сиденье. Слышу визг тормозов. Но продолжаю чувствовать, что мы движемся. Движемся в каком-то странном вальсе. Машину закрутило, задница дорогой иномарки летит вперед ее морды по мокрому асфальту.

Наконец, время приобретает обычный ход и тут же начинает бежать вперед с немыслимой скоростью. За окнами мелькают размытые темные силуэты домов и белые вспышки фар других авто, яркие разноцветные пятна светофоров и наружной рекламы.

Голова кружится, к горлу подступает тошнота. Зажмуриваю глаза, ожидая удара.

И он незамедлительно раздается…

Тяжелая голова свесилась на грудь. Плечо жжет от натянувшегося до предела ремня безопасности.

Поднимаю руки к голове. Все цело. Руки двигаются, голова в порядке. Если можно так сказать.

Громкие звуки возвращаются в мой мир.

Визг тормозов, крики людей.

— Мариночка, ты как? — слышу знакомый низкий голос, словно простуженный.

Поднимаю голову и улыбаюсь.

— Жора, ты пришел? — я тяну руки к своему видению. Касаюсь колючей щеки. Подушечки пальцев покалывает.

Мое видение наклоняется ближе ко мне, осторожно отстраняет мои руки и перегибается через меня в салон авто.

Смешной, что он там забыл?

Ощущаю кожей его тепло. Он такой реальный. Успеваю подумать, что я вижу виденье и сама это понимаю. ЧуднО!

Тем временем виденье отстегивает мой ремень безопасности и подхватывает меня на руки.

Ну все! Этого просто не может быть!

Я парю! Я чувствую, как мое отяжелевшее тело подняли с кресла, вынули из покореженной машины и несут, прижав к широкой каменной груди.

— Гоген? — я внимательнее всматриваюсь в знакомые черты.

Он перехватывает меня, прижимая к себе еще крепче. Карие глаза тревожно всматриваются в мое лицо.

— Марин, скажи, что болит? Ты ударялась головой? Ты помнишь, как тебя зовут?

Поднимаю руку и еще раз касаюсь его щеки. Удивительно мягкая кожа, колючая щетина и жар могущего тела. Кончики пальцев горят от каждого касания.

— Это и вправду ты? Ты мне не снишься?

— Нет. И сейчас мы едем в больницу! — тон, не терпящий возражений.

— Нет, прошу, — я жмусь к нему.

— Почему? — он останавливается в паре шагов от своей машины.

Я бросаю быстрый взгляд вокруг. Дымящаяся дорогая иномарка стала похожа на мятый лист бумаги, рядом стоит другая машина. Ей повезло больше. Неизвестно откуда взявшаяся толпа зевак растет с каждой минутой. Вдалеке слышу сирену не то скорой, не то полиции.

— Увези меня отсюда, пожалуйста.

— Ты попала в аварию, тебе надо в больницу, — его голос приобретает необычную мягкость. Словно он разговаривает с ребенком.

— Жора, я прошу. Пожалуйста. Со мной вправду все хорошо. Просто увези меня отсюда.

Еще пару секунд мы смотрим друг другу в глаза. Он напряженно и строго, я моляще и нежно. Наконец, он сдается.

Чувствую разочарование, когда горячие и надежные руки отпускают меня, устроив на сиденье.

Рядом останавливается полицейская машина. Смотрю через стекло, как к вышедшему инспектору подбегает Майский с окровавленным лицом. Он размахивает руками, тычет пальцем инспектору в грудь и что-то кричит. Появляются еще два полицейских.

Майский похож на безумного. Разодранный костюм, разбитый лоб и губа. Он показывает на разбитую машину, потом тычет в сторону меня и все время кричит. Пытаюсь сжаться в маленький незаметный комочек.

Расширенными глазами наблюдаю, как Гоген что-то спокойно говорит полицейским. А Майский…

Его быстро подхватывают под руки два других полицейский и тащат в сторону. Успеваю заметить, как Гоген жмет руку инспектору, и я почти уверена, что в его руке что-то зажато.

Гоген возвращается в машину.

— Можем ехать.

Я открываю рот спросить о «взятке», но тут же закрываю его обратно. Так ли это важно?

— Твой ДРУГ пьян, он едва стоит на ногах, — слышу напряжение в его голосе.

— Да? — я помню, что Майский пил. Но не могу припомнить, сколько. Я вообще мало внимания за ужином уделяла лично ему.

— Как ты могла сесть к нему в машину, если выдела его состояние.

— Я не видела, — вздыхаю. Надо бы возмутиться, но нет сил.

— Не видела? — Гоген бросает на меня быстрый взгляд и снова всматривается в темную дорогу.

— Нет, — качаю головой. — Я вообще на него не смотрела. Я искала… тебя.

— Меня? — низкий голос становится хрипловатым.

— Да, — я киваю головой в подтверждение своих слов. — Мне показалось, что я видела тебя у входа, и пыталась найди взглядом. И ждала. Хотела, чтобы ты подошел и забрал меня.