Машина не сразу выбралась из сугроба, долго буксовала на скользком льду. За это время Веселов ушел довольно далеко. Он сошел с колеи, пропуская машину. Кодкин проехал еще метров сто и остановился. Открыв дверцу, он подождал, когда подойдет Веселов. Тот, молча, забрался на свое место. Николай тоже ничего не сказал, резко переключил скорость и нажал на газ.

Винты вертолета подняли настоящую пургу. Сквозь пелену мечущегося снега были едва видны две фигуры, которые, сгибаясь, пятились к темной стене тайги. Вертолет завис на несколько мгновений, качнулся и, быстро поднимаясь, исчез за деревьями.

Проводив его взглядом, Зарубин повернулся к Пустовойту.

– Ближе никак?

Пустовойт, пытаясь сориентироваться, оглядел крохотную посадочную площадку.

– Давно не был. Река, кажется, там… Садиться на нее сейчас чистой воды самоубийство. Здесь – единственный вариант. Я тебя, между прочим, предупреждал. Сам теперь видишь – погодка уже не шепчет, а покрикивать начинает. Но ведь вам, Анатолий Николаевич, позарез приспичило. А приказ начальства – закон для подчиненного.

– Далеко?

– Километров пять. В дороге уточним. Нам они наверняка за десять покажутся. Половина по тайге, естественно, по полному бездорожью, половина по реке. И дай бог засветло добраться. Пока она окончательно не взбунтовалась.

– Постараемся успеть. К реке туда?

– Кажется. Двинули?

– Обязательно. И ещё… Вы, Борис Юрьевич, в отличие от меня не в первый раз в этих местах, запоминайте дорогу. Возвращаться, судя по всему, придется по старым следам.

– Думаете, придется?

– Обязательно. Вы сами говорили – единственный вариант.

– Я много чего говорил. Но этот вариант вы лично выбрали. Двинули?

Обойдя завал из занесенного снегом, вырубленного под площадку мелколесья, они вошли под сень огромных, вздрагивающих от порывов ветра елей и, то и дело проваливаясь по колена, а то и по пояс в снег, стали пробираться к реке.

– Хорошо, хоть сапоги уговорил надеть, – пробурчал в спину идущего впереди Зарубина Пустовойт. – В ботиночках по нашей тайге издевательство над природой.

Довольно отлогий берег, на котором располагался заброшенный после войны прииск, был весьма необычен для окружающих мест. Таких в этой гористой местности почти не встречалось. Длиной чуть меньше километра, шириной и того меньше. К реке прижат скалистым подножием сопки. С юга перекрыт лесистым уступом невысокого кряжа, а путь на север, если по реке, летом наглухо закрыт непроходимым порогом. Да и зимой, несмотря на здешние морозы, порог не всегда проходим. Слишком уж норовист здешний Угрюм, не всегда терпит присутствие человека. Продвижение сквозь себя почитает оскорблением и довольно часто огрызается некстати очнувшимися наледями и почти непроходимыми торосами. Трудно понять, как здесь прижились и несколько десятков лет довольно сносно существовали приисковики. Вдоль берега сначала наспех срубили десятка три домишек, явно не надеясь на длительное проживание. Ситуация типичная – выработается, мол, россыпь, и тогда ноги в руки – и подальше отсюда. Место пользовалось дурной славой за свою неудобицу и суровость, а в последующем заговорили и о некоем мистическом его ореоле. Золото здесь обнаружили перед самой Русско-японской войной, когда оно в силу нелегких для государства военных и прочих обстоятельств понадобилось буквально позарез. А золото открылось неплохое. Тогда и обосновался прииск, приносивший своим хозяевам немалую прибыль. По тайге через хребет прорубили даже просеку для продвижения пешком и на лошадях, минуя порог. Летом спускали с верховий до прииска специально срубленные карбасы, на которых даже кое-какую технику для прииска подкидывали. Война, как известно, закончилась поражением. В стране началась непростая смута, которая могла неизвестно чем закончиться. Государство пошатнулось, деньги на всеобщее успокоение требовались немалые, золото добывалось неплохое, прииск благоденствовал. Но как только все начало успокаиваться и появились отчетливые признаки благополучия, золото, как всерьез ворчали удивленные приисковики, «как скрозь землю провалилось». Ни слуху ни духу. Золотинки по мизерному счету намывали, да и те скоро начисто сгинули. Приисковики мигом разбежались кто куда. Отдельные старатели в надежде на фарт сколько-то еще покопошились, но осознав окончательную безнадежность – давай бог ноги с «дурного», как они говорили, места. Приисковое жилье из прокаленного временем и климатом листвяка, сбереженное безлюдьем, довольно благополучно простояло, чуть ли не до середины тридцатых годов, когда в стране отчетливо обозначились признаки грядущей войны, которая смертельно грозила всеобщему существованию. Страна в эти годы буквально надрывалась от предельного напряжения сил и хронического безденежья. И именно в это время золото снова объявилось на том самом прииске и на том самом месте, где давно уже не чаяли отыскать не то чтобы самородок, золотой крупинки в промывочной породе годами не находили. Совершенно неожиданно случайный геологический отряд, посланный обозначить контуры будущих геологических изысканий, заявил о богатейшем месторождении драгоценного металла, позарез необходимого тогда стране и народу. Заброшенный прииск мигом превратился в достаточно благоустроенный по тем временам поселок. Появились специалисты, начальство, конторы и склады, камералка, почта, привели в порядок заброшенную и заросшую дорогу через хребет, построили даже вполне приличную двухэтажную школу, поскольку вместе с понаехавшим народом на берегу зазвенело немало детских голосов. Золота добывалось столько, что на фронт с прииска ушли буквально единицы. Руководство прекрасно понимало, что здешний «золотой» фронт обеспечивал победу куда внушительнее, чем полк или даже дивизия воюющих пехотинцев.

Золото снова бесследно сгинуло почти одновременно с окончательной победой. Приисковый поселок опустел почти так же быстро, как и в первый раз. Разве вот только в школе через несколько лет обосновалась «заезжая» для изредка проезжающих по зимнику шоферов. Дома торопливой довоенной постройки также торопливо разрушились, их развалины и срубы заросли кустарником и травой. Казалось, теперь уже навсегда поселились здесь заброшенность и тишина. Даже «всенародная стройка» БАМа почему-то вильнула в сторону от этих мест и прошла в полусотне «непроходимых», как считали проектировщики, километров от бывшего прииска, что почти не нарушало до поры до времени его безлюдности и бесперспективности.

Но, видимо, так считали не все. История загадочного прииска кое-кому до сих пор не давала покоя. По мнению некоторых эту загадку требовалось обязательно разгадать, в надежде докопаться до причины аномальности и, как следствие, до возможных уникальных перспектив, могущих впоследствии активно вписаться в программу «освоения Сибири». По мнению других, подробно зафиксировавших исторический опыт и оперирующих близостью новой транссибирской магистрали, это была весьма удобная площадка для запуска проекта по освоению будущих, якобы несметных месторождений, а следовательно, привлечения огромных госвложений и зарубежных инвестиций. Знаменитое сибирское строительное Управление два года назад организовало на бывшем прииске изыскательский участок с задачей подготовить соответствующие материалы по будущему освоению «перспективной» уникальной территории. Впрочем, уникальность эту в Управлении понимали по-разному. Можно даже сказать, в прямо противоположных направлениях. Начавшаяся в стране перестройка и последующие еще толком не определившиеся события, одним развязали руки, других ввергли в раздраженный пессимизм и нежелание предпринимать какие-либо усилия без надежды их последующего осуществления. Ситуация для того запутанного времени вполне типичная.

Из-за отсутствия подходящих для предстоящей работы помещений участку «на первых парах» пришлось «временно» расположиться в заезжей – бывшей средней школе прииска. Здесь и разместилось временное жилье специалистов изыскательского участка «Гидропроекта» Павла Сергеевича Голованова и Натальи Степановны Южаковой.