В палатке, куда Сидорин привел Валдемара, на раскладушках сидели две невысокого роста девушки в полевой одежде.

– Это ваш сосед, девушки! На одну ночь – завтра уедет. Вы не обижайте его. Он хотя и большой, но такой же, как вы – застенчивый, – шутливо подтолкнул вперед Сидорин Валдемара. – Все, отдыхайте… Спокойной ночи, – сказал он на прощание и вышел из палатки.

Валдемар бросил рюкзак в угол палатки, вытряхнул из чехла спальник, который выдал ему Сидорин, разложил на пустующей раскладушке, заправил внутрь белый вкладыш и сел на вьючник напротив девушек.

– Давайте знакомиться, – улыбнулся он. – Меня зовут Валдемар, я из Риги. Только что, в субботу еще, был дома, ездил на море. А теперь вот здесь, в тайге, – сказал он с явным оттенком восхищения быстрой переменчивостью событий своей жизни.

– Лариса! – подняла на него строгие невыразительные глаза одна из девушек.

– Ольга! – пискнула ее подруга с прямыми русыми жесткими волосами и, смутившись, зарделась ярким румянцем.

– Вы откуда?

– Из Новосибирска, – все так же серьезно глядя на Валдемара, ответила Лариса. – Приехали, а наши все в разъездах. Вернутся нескоро…

– И не устроиться и без дела, – подхватила Ольга.

– Не повезло, – посочувствовал им Валдемар.

За стенкой палатки послышался шум шагов и снова раздался голос Сидорина:

– Валдемар, совсем забыл! Тебя ведь накормить надо!

Раздвинув полог у входа палатки, он просунул в щель голову.

– Пойдем на кухню – там Веруньчик поесть приготовила.

– Да я вроде не хочу, – удивился Валдемар заботливости начальника.

– Пойдем, пойдем! Что значит – не хочу? Такого в поле не бывает! Ты где последний раз ел? Наверное, в Камарчаге!

– Нет, по дороге, в поселке. Такой большой – название забыл. На Мане…

– Нарва! Так это когда было-то. Оттуда, знаешь, сколько досюда пилить? Пошли, пошли, а то Веруньчик старалась, не удобно… Девушки, не скучайте, он скоро вернется.

Кухня находилась рядом с ручьем. В огромной полевой палатке, в которой мог бы свободно разместиться на постой целый взвод солдат, стояли два длинных стола, сколоченных из грубых досок и застеленных клеенками. В углу, у входа, был еще один стол, рядом с ним вплотную примостилась плита и большой красного цвета баллон с газом. Над столом возвышалось аляповатое деревянное сооружение, густо облепленное металлическими чашками и кружками.

В палатке было светло: горела лампочка от дизеля, тарахтенье которого доносилось из поселка.

За одним из столов сидела девушка, читала книгу и, видимо, дожидалась их. Вскинув голову, она поднялась из-за стола и посмотрела на вошедших огромными темными глазами.

От этого взгляда девушки Валдемар, неожиданно для самого себя, растерялся и в нерешительности остановился у входа.

– Проходи, проходи, – подтолкнул его сзади Сидорин. – Веруньчик, это наш новый товарищ. Он только что с дороги и его надо накормить. Видишь, какой он большой? И ручаюсь – аппетит у него зверский! – шутливо, подбадривая, подмигнул он Валдемару. – Так что не жалей – накладывай!

Он прошелся по палатке, остановился рядом с Валдемаром.

– У нас повариха местная – из поселка, бывает только днем, – начал он зачем-то подробно объяснять ему хозяйственные дела отряда. – А Веруньчик – лаборантка. Правда, ей иногда приходится заменять повариху, но это редко. Ну, да ладно, садись, ешь, а я к себе… Пока, до утра!

Сидорин вышел. Глухо хлопнул брезент у входа в палатку, за стенкой прошелестели его шаги и быстро затихли в тишине позднего таежного вечера.

Вера пригласила Валдемара за стол.

– Вас зовут Валдемар, ну а меня вы уже знаете… Макароны с тушенкой будете?

– Да мне все равно, – пробормотал Валдемар, смущенно взглянув на девушку.

Вера поставила перед ним полную миску макарон с тушенкой, налила в кружку чай и присела с книгой тут же за столом…

С кухни он уходил в странном состоянии. Его подмывало закричать на всю тайгу или запеть, хотя он никогда не пел, да и не умел. Захотелось жить вот здесь, в тайге, и что-нибудь делать: для людей, Сидорина, Веры. И в то же время у него где-то глубоко зародилась какая-то неясная тревога.

В таком состоянии – со странной, блуждающей улыбкой на лице, он и ввалился в палатку к девушкам. Неопределенно ухмыльнувшись, он громко, стараясь быть веселым, предложил им:

– Лариса и Ольга, давайте выпьем! У меня есть превосходный напиток! Уверен, вы его даже не знаете! Рижский бальзам! Слышали? Нет!.. Ну-у, вы много потеряли. Давайте отметим как надо начало полевого сезона!

Девушки сразу оживились, полезли по своим рюкзакам, стали доставать что-то, очевидно, припасенное из дома. В палатке стало шумно и оживленно. Они уселись вокруг вьючника[11], накрыв его вместо стола, и стали пить из маленького колпачка, свинченного с термоса, крепкий темно-вишневого цвета напиток с горьким привкусом неизвестных трав.

Валдемару было приятно в обществе этих девушек, и он шутил, дурачился, стараясь расшевелить их. В ответ они смущенно смеялись, поглядывая блестевшими глазами на его огромную фигуру, крупное белобрысое лицо и, наверное, все еще не могли оправиться от удивления перед этим прибалтом, свалившимся каким-то чудом сюда в тайгу, к ним в палатку. Он им нравился… И это он видел по их глазам, видел, как они следили за его широкими неторопливыми движениями и слушали резковатый с акцентом выговор. Наконец, догадавшись, он достал из рюкзака фотоаппарат и, несмотря на их протесты, полыхнул вспышкой, на мгновение осветив палатку и напряженные, застывшие лица девушек. Такими он их и запомнил, а потом, много позже, печатая дома снимки, увидел на фотографиях в ванночке с проявителем при красном свете фонаря.

Засиделись они допоздна. Уже перевалило далеко за полночь, стала отступать темнота ночной тайги, и появились первые признаки рассвета, когда они легли спать.

Вера и Женька, студент, уже суетились и грузили снаряжение в машину, когда из палатки, с трудом поднявшись, выполз невыспавшийся Валдемар.

– Ну, ты даешь! – усмехнулся Сидорин. – Действительно, застенчивый… Как и твои подруги… Я часа в три вставал, а вы все еще гудели!..

– А-а! – неопределенно махнул рукой Валдемар, ничего не ответив.

– Сходи к ручью – ополоснись, и крепкого чайку, все пройдет.

Полевой отряд Сидорин поднял с восходом солнца, рассчитывая пораньше сняться с места. Однако сборы все равно затянулись. Погрузив в машину, в уазик с жестким непромокаемым верхом кузова, снаряжение, продукты и бензин, они уложили туда же спальники, баулы[12] и рюкзаки, заткнув ими пустые места между вьючниками, раскладушками и ящиками с инструментом и запасными частями для машины, крепко привязанными к бортам, чтобы не ползали по кузову в дороге.

– Ну, теперь, кажется, все в ажуре. Веруньчик, список проверила, ничего не забыли? – спросил Сидорин девушку.

– Иван Павлович! – укоризненно посмотрела на него Вера.

– Все, все, Веруньчик, беру слова обратно! – поспешно вскинул руки начальник, заторопился и вдруг, неестественно для своего возраста, с каким-то мальчишеским задором закричал:

– По машинам! – И первым шустро полез в кабинку. Туда же за ним забрался Женька. Валдемар и Вера устроились в кузове.

– Все?! – крикнул Сидорин.

– Да, поехали! – отозвался из кузова Валдемар.

Машина тронулась с места и, переваливаясь с боку на бок по ухабистой, разбитой бульдозером колее, не спешно выползла из стана. Сразу же за каменистой речушкой, где накануне вечером шофер высадил Валдемара, машина свернула в развилке налево и пошла на затяжной, длинный, извилистый подъем, взбираясь все выше и выше на водораздел.

Стоял июль – макушка лета. Сухая жаркая погода, необычно надолго затянувшаяся в этих краях, высушила тайгу. Гладкая, укатанная, выбеленная солнцем дорога, петляя по склонам, казалось, манила быстрее и быстрее бежать машину куда-то в неведомую даль…