Пока моим главным личным итогом борьбы с мусором стала ссора с бабушкой. Я не разрешила ей отнести в дачный овраг драную куртку. Мол, заберу в город, сдам в переработку. Думаю, в тот момент бабушка решила, что я либо тронулась умом, либо издеваюсь. С тем же успехом я могла ей предложить перегладить мешки из-под картошки. Для бабушки если мусор в овраге, значит, его больше нет. Но я-то уже на войне, я знаю, что на самом деле мусор никуда не делся и наступает по всем фронтам. Это осознание действительно может свести с ума. Он не в овраге, а в окопе. И он – есть.

На очередном пике моего экологического отчаяния мой жизнерадостный редактор внезапно предложил написать мне про мусор книгу. Он тоже из мусорных оптимистов, хотя, кажется, ничего не сортирует. И тут я наконец определилась со своей ролью. Я решила стать военкором мусорной войны. Чем заняты генералы нашей армии? Есть ли у человечества объединенные войска? Какое оружие в борьбе с мусором самое эффективное? Каковы успехи партизанского движения? Способен ли мировой капитализм заработать на уничтожении врага? Конечно, я не смогу охватить поле боя целиком. Это физически невозможно. Но, может быть, собранная хроника боевых действий поможет ответить на главный вопрос: есть ли смысл вступать в эту войну каждому из нас?

Потому что у каждого из нас есть мусорное ведро. И каждый раз, набивая его под завязку остатками еды, пластиковыми пакетами, жестяными банками и использованными батарейками, а потом аккуратно помещая эту мешанину в еще один пакет, самый объемный и удобный, – все для нашего комфорта, чтобы не соприкасаться с неприкасаемым, – мы создаем небольшую компактную мусорную бомбу и посылаем ее в будущее. Недалекое.

Когда я был маленьким, у меня не было бабушки, которая выбрасывала мусор в овраг рядом с дачей. Может быть, потому что в 1980-е еще мало у кого были дачи, но отчасти и в силу весьма распространенного в позднем СССР мусорного педантизма. Слова «донеси фантик до урны» я впервые услышал от родителей чуть позже фразы «ложечку за маму». Так что сначала фантики, потом обертки от мороженого, а затем и мои первые окурки летели в урны исправно.

Я родился в 1970-е, когда для того, чтобы не мусорить, было достаточно просто не мусорить. Самые мои большие детские прегрешения против экологии – это разбитые из любопытства ртутные градусники и сожженные ради красивых огненных капель детские пластмассовые лопатки. Больше возможностей для зеленого криминала у нас еще просто не было.

Тем больнее всем нам стало потом, когда случилось всеобщее экологическое грехопадение. Урна перестала быть индульгенцией. Донесенное до помойки ведро больше ничего не гарантировало. Твой персональный мусор теперь, при новом устройстве страны и планеты, если и не мозолит глаза добропорядочным обывателям, то уж точно смердит где-нибудь на свалке и приближает мир к катастрофе.

И если нашего дотошного автора это щемящее чувство вины привело к непреодолимому желанию написать книгу, то у Лаборатории «Однажды» возникло столь непреодолимое желание создать условия для того, чтобы такую книгу можно было написать. Ведь это минимум год кропотливой, тяжелой работы, множество командировок и не самый большой издательский гонорар, который едва ли окупит все трудозатраты.

О том, как мы искали деньги на эту книгу, можно было бы написать отдельную книгу. Неприятным сюрпризом оказалось то, что от этой идеи поголовно отказывались сами игроки мусорного рынка. Еще бо́льшей неожиданностью стало одно небольшое, но очень ободряющее пожертвование. Половину денег на книгу дал один предприниматель, бесконечно далекий от самой мусорной отрасли. При этом главным его условием было нигде не упоминать его имени и окончательный текст ни в коем случае ему не показывать. Очень необычный инвестор, выражаем ему искреннюю благодарность.

Но нужной суммы по-прежнему не было. И тогда мы решили, что мироздание как бы мягко нам намекает: «Чуваки, а вы не обнаглели? Хотите и рыбку съесть и на велосипеде покататься? Почему вы решили, что за ваш жест доброй воли должен платить кто-то, кроме вас самих? Тем более что мирозданию доподлинно известно – деньги у вас есть, вы же коммерческое предприятие как-никак. Так что давайте определяйтесь».

Мы определились. Мы вложили в проект собственные деньги, но зато проект получился по-настоящему независимым. Пожалуй, это первая в России попытка погрузиться в тему мусорной индустрии на максимальную глубину и с маниакальной честностью. Без зеленых соплей, с одной стороны, и убаюкивающих иллюзий – с другой.

Но оказалось, что независимость в данном случае – не только роскошь, но и тяжкое бремя. Слишком много в теме мусора отпечатков пальцев многочисленных идеологов – как ангажированных, так и абсолютно искренних, с их единственно верным видением проблемы. Больно было смотреть, как наш дотошный автор выбивается из сил, пытаясь докопаться до сути, найти ее среди многочисленных мнений, фактов, статистических данных и их интерпретаций. Так что за легкостью, с какой читается эта книга, стоит титанический труд и миллиарды нервных клеток.

И вот что еще. Я много лет сплавляюсь по рекам. В хорошей компании, без особого экстрима – просто общение с природой. На протяжении всех нулевых и начала десятых эту невинную радость нам очень омрачали горы мусора, которыми изобиловали берега даже самых заповедных валдайских рек. Но в последние несколько лет, когда мы уже работали над этой книгой, что-то пошло не так. Мусора стало гораздо меньше, а местами он и вовсе исчез. Что происходит? Мироздание что-то нашептывает не только нам?

Или я просто слишком жизнерадостный редактор?

Приятного чтения.

Что мы всегда знали о мусоре наверняка? Он бесполезен, уродлив и, как правило, вонюч. Видимо, поэтому мы и проворонили его возвышение, как Гэндальф – возвращение Саурона. Люди веками считали, что мусор растворяется в небытие, стоит лишь вышвырнуть его за пределы дома, а тот в это время не спеша собирал войско. Пока прогресс и капитализм порождали все новые товары из новых материалов, хлам окончательно взял человечество в кольцо. Наша легкомысленная брезгливость послужила отходам идеальным средством маскировки. В итоге о враге у ворот мы знаем удивительно мало. Человек всегда находил занятия увлекательнее копания в мусорных баках. Он смешивал овощи в оливье, сочинял симфонии, строил ракеты и синтезировал пластик, не замечая, как его помойная куча превращается в серьезную проблему. Над которой мы теперь разводим руками в недоумении.

Бо́льшая часть того, что я знаю про мусор как обыватель, – это не факты, а фактоиды. Куски информации, выдающие себя за истину. Например: «Ученые нашли ген рака легких». Фактоиды возникают ради яркого и понятного заголовка СМИ, по прихоти пиарщиков или из-за манипуляций политиков. А мы пугаем ими друг друга в курилках и ресторанах, когда больше не о чем поболтать. Философ Тимоти Мортон пишет о них так: «Фактоид – это факт, о котором нам что-то известно, то есть мы знаем, что он был определенным образом покрашен и надушен, что он должен выглядеть и крякать, как факт. ‹…› Кажется, что он нам кричит: “Смотри, я факт. Ты меня игнорировать не можешь. Я взял и свалился тебе на голову”»[1]. При этом фактоиды необязательно врут. Чаще всего они просто летают сами по себе, оторвавшись от контекста, как листья от дерева.