Она выбралась по камням на берег, ощущая, как холодная вода плещется вокруг её щиколоток, и запустила руки в колючие заросли. Ветки царапались, и тогда она принялась отламывать их и бросать в воду, пока наконец не расчистила путь к дракончику.

Дракончик снова открыл глазки и, моргая, посмотрел на неё – не то с надеждой, не то с тревогой. Морды у драконов, конечно, выразительней, чем у ящериц, но все же им далеко до человеческих лиц, по ним ничего так запросто не поймёшь.

– Что я творю? – бормотала Ласточка, просовывая руки в переплетение колючих веток и осторожно вызволяя из него крылья дракончика, потом хвостик и лапки, пока он не упал ей на руки.

Ласточка отскочила, держа его перед собой на вытянутых руках. Она всем телом ощущала его дрожь и поняла, что ему и правда очень холодно. Ласточка прежде не прикасалась к драконам, но думала, что на ощупь они горячие, если не обжигающие, ведь у них внутри огонь.

Этот был совсем не такой: глазки бледные, водянисто-голубые, как замерзшая лужица. Он ткнулся мордочкой ей в большой палец и попытался зарыться головой в ладонь.

Ласточка осторожно поднесла его ближе. Дракончик, отчаянно дрожа, тут же вцепился когтями ей в платье и уткнулся мордочкой в шею.

– Чего ты совсем один? – спросила Ласточка. – И чего это ты мёрзнешь?

Она бережно погладила его по боку, и он, поскуливая, прижался к её руке. Ласточка всегда думала, что на ощупь шкура дракона – чешуистая, и скользкая, как у рыбы, и при этом обжигающе горячая. Шкура этого дракончика больше напоминала кожу ящерицы: гладкая и холодная, шероховатая, особенно на горле и под крыльями, где была мягче всего. Ласточка аккуратно взялась за крылышко двумя пальцами, и дракончик расправил его, уронив ей на ладонь.

Нет, этот дракончик точно её не съест. Ему больше нужна мамочка, а не пища, ну или хотя бы что-нибудь тёплое, к чему бы прижаться и свернуться клубком.

«Драконы о детёнышах заботятся? У этого, случаем, мама поблизости не летает?» Ласточке говорили не приближаться к медвежатам, потому что рядом всегда бродит мама-медведица, а про драконов она точно знала одно: услышал, как летит, – прячься.

– Ну, если и есть у тебя где-то мамочка, не больно-то она о тебе заботится, – сказала Ласточка и погладила дракончика по головке. – Ты сильно не расстраивайся, у меня самой мама не лучше.

Ощутив в сердце укол глубокой грусти и одиночества, она поспешила задавить их гневом.

Внезапно с неба раздался рев, и Ласточка припала к земле. Дракончик испуганно вцепился в неё, пытаясь забиться под мышку.

– Тише! – грубо велела Ласточка, хотя у самой сердце колотилось с неистовой силой. Хлопки крыльев раздавались совсем рядом, а ведь у реки она была как на ладони.

Прижав к себе дракончика обеими руками, Ласточка помчалась в рощу. Спотыкаясь, нырнула в ближайший куст и прижалась к стволу дерева, где её окутали темно-зелёные листья.

В прорехи между похожими на веер ветками она увидела, как в небе рыщет дракониха цвета ржавчины; как, поблёскивая жёлтыми глазами, она крутит башкой. Воздух потрескивал от жара и крохотных язычков пламени, что вырывались у неё из ноздрей.

«Охотится, – подумала Ласточка, и сердце забилось чаще. – Не избавься я от пут, эта дракониха сейчас и рвала бы меня на части».

Прищурившись, Ласточка разглядела на морде у драконихи отметину – странный ожог, который дымился, как свежий.

– ГР-Р-Р-Р! – проревела она в небе. – А-А-А-АР-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!

Рев напоминал человеческий. Говорить такое о драконьей речи было глупо, но что-то в ней напомнило голос матери, когда та звала Ласточку – если той случалось взбеситься и убежать в лес. В голосе драконихи слышались гнев, безумие и тревога одновременно.

«Ну да, конечно, – подумала Ласточка. – Откуда у драконов столько сложных чувств! Рёв – это просто рёв. И эта дракониха, поди, ворчит: “ГДЕ МОЙ УЖИН, я ГОЛОДНА!”, только и всего».

Ласточка еще подумала, заботятся ли вообще драконы о своих детенышах или выбрасывают на верную смерть. Может, родители из них даже лучше, чем из людей? Может, они дерутся, защищая потомство?

«Если бы сейчас мама пришла за мной и позвала домой … пошла бы я? Дала бы я увести себя обратно, признай она ошибку?

Нет, – решила Ласточка. – Ведь назавтра они снова могли бы передумать. Так что не видать им больше меня, никогда».

Дракончик у неё на руках тихо-тихо пискнул и обвил хвостиком запястье. Он спрятал мордочку в складки ее платья и снова задрожал.

– Тс-с, – шепнула Ласточка. – Я тебя не обижу, а вон та точно меня съест, если найдет нас.

С неба, сотрясая кроны деревьев, раздался еще рёв, и дракончик, такой маленький и трогательный, снова пискнул.

– Разве что … – Ласточка немного подумала. – Ты с ней знаком? – шёпотом спросила она. – Это она тебя в реку сбросила?

Дракончик, конечно, не понимал её, но что-то в том, как он трепетал, дало понять: так оно и было.

«Так это его мама? Она что, избавилась от детёныша, а потом передумала? Или решила убедиться, что малыш мёртв?»

Кто бы ни была эта дракониха, детёныш явно боялся её.

«Тебя хоть кто-то ищет, – подумала Ласточка, плотнее прижимая к себе дракончика. – Я тебя никому не отдам и обижать не позволю».

Рыжая дракониха сделала еще круг в небе, зло оглядывая реку, а после улетела вниз по течению, на юго-восток, к морю.

Ласточка выдохнула и потеребила дракончика, чтобы он поднял голову и взглянул на неё.

– Улетела, – сказала она. – Я не дам ей найти тебя. – Она окинула взглядом просторное и таящее опасности небо, враждебную глухомань, что раскинулась кругом. – Ну … вроде как бояться нечего. Если только семилетка с дракончиком могут вообще не бояться в горах.

Крохотное создание посмотрело на неё большими доверчивыми глазами. Внезапно оно перестало дрожать и положило ей на руку лапку, как бы говоря: «Да, бояться нечего. С тобой мне ничего не грозит».

Ласточка улыбнулась. Ужасная, конечно, мысль – спасать дракончика, который потом, когда подрастет, всё равно, наверное, её съест, но Ласточке почему-то было плевать. У неё было ощущение, что этого малютку выбросили, точно как родители и вся их дурацкая деревня выбросили её.

«Люди ужасные, им нельзя доверять, они подлые, так что лучше буду дружить с драконом. Мой дракон куда лучше любого человека, какого я знаю, вот так-то».

– Не надо нам больше никого, правда, дракоша? – сказала Ласточка, поглаживая его крохотное ушко. – Если мы никому не нужны, то и ладно. Сами друг за другом присмотрим, да?

Дракончик снова пискнул. Он хоть и не понимал её, говорить с ним было куда приятнее, чем с любым человеком в деревне.

– Я Ласточка, – представилась она. – А у тебя имя есть? Ты, наверное, какой-нибудь Рогрллорф, да?

– Пи-и-и, – ответил дракончик.

– Ну, не могу же я звать тебя Писком, – сказала она. – Когда вымахаешь в зверюгу и отрастишь себе пасть, в которой я умещусь, это имя тебе несильно понравится. – Она погладила его шкурку цвета бледнейшего горного заката. – Мне кажется, что ты из горных драконов, пускай даже расцветка у тебя неправильная для них. Может, назвать тебя Небо? Мне вроде нравится Небо.

Дракончик ткнулся мордашкой ей в ладонь и тихонько фыркнул. Ласточка хихикнула.

– Мне кажется, это было «да». Привет, Небо. Когда подрастешь, спалишь за меня мою деревню? Особенно хижины шаманов. Будут знать. Вот вырасту сама, потом вернусь и всем устрою. Скажу: «Ага, меня драконы не съели, зато теперь мой ручной дракон сожрёт вас! Как вам такое?»

Ласточка посадила его себе на плечо. Дракончик обернулся вокруг её шеи, закрыл глазки и мирно заснул.

У Ласточки больше не осталось ни деревни, ни семьи, ни племени, и некому было о ней позаботиться. Больше она решила людям не доверять.

Правда, ничего этого она и не хотела. У неё теперь свой дракон, так что она заживет лучше прежнего. Вместе с Небом их ждет удивительная жизнь.