Семён, как умел, утешал её. А потом спросил:

– Дильбар-ханум, почему вы говорите, что его убили? Ведь всё было не так, его сбила машина.

– Его никак не могла сбить машина, потому что он сам был в машине, и она целая. Он не должен был выходить из машины в том месте, где погиб. И потом он такой сильный, он бы отскочил. Он ехал на рынок. Его застрелили, поэтому мне не дали посмотреть на него. Говорят, что он сильно изуродован. Я с ним не попрощалась, не поцеловала его лоб, его руки. Когда нас пригласили в мечеть, гассал уже сделал обёртывание тела лифофой. И на ней выступила кровь. Я не увидела лица Исаака, – Дильбар разразилась рыданиями. – Я тебя прошу, я умоляю тебя, Семён, езжай на кладбище и положи Исааку в могилу вот эту шкатулку. Не открывай её, положи, тогда сердце моё успокоится. Пожалуйста, прошу тебя, сделай это. Бери Исаака машину и поезжайте с Аманом, вас никто не остановит, вы сотрудники. Лопаты возьмёте в гараже, ты сильный, Семён, справитесь вдвоём. Не надо, чтобы кто-то знал ещё, что могилу раскапывали.

Дильбар передала Семёну небольшую коробочку. Это было непостижимо – раскопать свежую могилу. Семён молчал, не зная, что ответить. Вмешался Аман:

– Дильбар-ханум, Исаак Керимович уже похоронен, нельзя тревожить покойника. Это запрещено законами шариата и нашими законами.

Дильбар ещё громче заплакала:

– Не отговаривай меня, никто не хочет мне помочь, вы как будто сговорились. Если ты, Семён, любил и уважал Исаака Керимовича, то сделаешь это, – строго проговорила Дильбар.

Выбора не было. Он был, но не для Семёна.

– Давайте ключи от машины, – сказал он и посмотрел на Амана, на лице которого отразилась растерянность.

Лейтенанты подъехали к кладбищу, когда солнце приближалось к горизонту. Струйки раскалённого воздуха уже не поднимались от иссохшей земли, приближалась середина осени. На горизонте в лучах опускающегося за землю уставшего солнца хорошо были видны розовые облака. В небольшой мечети посередине кладбища они нашли сторожа. Он с тревожным любопытством смотрел на Амана, который нёс лопаты, завёрнутые в мешок. Аман что-то сказал ему на узбекском языке и дал денег. Сторож взял деньги и, не оборачиваясь, быстро ушёл за мечеть. Лейтенанты подошли к могиле Наркисова, на ней простой надгробный камень, фамилия, имя, отчество и надпись: «Инна лилляхи уа инна иляйхи роджиун». Аман положил мешок на землю и сказал:

– Исаак Керимович похоронен по мусульманскому обычаю. На камне надпись: «Все мы принадлежим Богу и возвращаемся к Нему». Дильбар сокрушалась, что гассал, человек, проводивший омовение покойного, обернул его в саван – это три слоя ткани, вначале длинная рубаха «камис», потом ткань «изор», а потом полотняная ткань «лифофа», раньше времени. И родственники увидели только завёрнутое в ткань тело. Семён, неужели мы будем разворачивать ткань, и осматривать тело покойного. Этого делать нельзя ни в коем случае. У нас на это нет санкции.

В это время раздался свист. Семён обернулся, метрах в десяти от них, прислонившись к стволу толстой чинары, стоял человек. Он показывал знаками, чтобы Семён подошёл к нему. Семён попросил Амана подождать и пошёл к незнакомцу. Пока он шёл, тот скрылся за стволами деревьев. Семён нашёл его в тени чинары. Человек был одет в рабочую одежду, на голове грязная панама, похож на землекопа, который копает могилы.

– Здравствуйте, Семён, я догадываюсь, зачем вы сюда пришли, но не надо этого делать. Зачем вам попадать в сводку, скоро окончание учёбы. Вам нужно иметь чистое личное дело.

Лейтенант был так озабочен предстоящим раскапыванием могилы, что сразу не обратил особого внимания на какого-то рабочего. После его слов он словно прозрел:

– Это ты, наш объект на ученьях. Что ты здесь делаешь?

– А ты не догадываешься? И меня не узнал, значит, счёт у нас с тобой один – один, согласен? – улыбнулся незнакомец.

– Согласен, – вздохнул Семён.

– Тогда быстро уходите отсюда! Пока я добрый. Скажешь своему другу, что сейчас на могилу придёт человек читать молитвы.

Семён вздрогнул и натянуто улыбнулся:

– Спасибо, друг. До свидания.

– Валяйте.

Лейтенант повернулся, чтобы идти к Аману, слёзы навернулись у него на глаза. Он вдруг с ужасом понял, какая страшная тайна открылась ему. «Исаак Керимович, что же ты наделал? Как согласился на такой вариант? Зачем? Сейчас только сдержаться, только сдержаться! Чтобы ничего не заподозрил Аман. То, что я узнал и понял, смертельно опасно, а знать вдвоём – опасно вдвойне.

Чекист должен знать, что он не на именинах, а на самом острие борьбы. Беспощадной и бесчеловечной, и он не может её отменить. Он обязан выполнять приказы и побеждать, несмотря ни на что! Так говорил Исаак Керимович».

Подойдя к Аману, Семён заговорил первым, чтобы его опередить:

– Пошли, уходим отсюда, сейчас придёт какой-то человек читать молитвы. Я не знаю, что я скажу Дильбар-ханум.

– Это «талким» – человек будет читать такие молитвы, чтобы Исаака Керимовича принял Бог. А сейчас вечереет, пока вернёмся к Дильбар, будет ночь. Поставим машину в гараж, я зайду к ней, оставлю ключи и скажу, что ты придёшь завтра. Завтра вернёшься на кладбище и закопаешь шкатулку на могиле.

Утро вечера мудренее. Когда на следующее утро Семён позвонил Дильбар, ответила её дочь, она сообщила, что мать увезли к себе родственники, так как она плохо себя чувствует. Семён занялся поиском своей любимой Асмиры.

О ней не было никакой информации. Комиссаров лишь сообщил, что она заболела и её отправили к каким-то родственникам в Самарканд. Оттуда информация ещё не пришла. Любови Ивановне она не звонила. Семён позвонил Фархунде, она готовилась совершить второй визит в дом невесты и встретиться с родителями и родственниками. Лейтенант попросил постараться выведать у них, где находится Асмира. Что было делать, он не находил себе места. Чтобы как-то отвлечься, до изнеможения поднимал гири в спортзале, занимался карате. Остались последние учения с выездом в степь, а потом он может отправляться домой в своё подразделение. Ночью приснился сон, Исаак Керимович просил у него прощения: «Ты спас меня, Семён, в варьете от «фотографа» и помог мне вернуться на службу. Спасибо тебе и прости меня, что принёс тебе неприятности. Мы с тобой ещё встретимся».

А потом приснилась Асмира, она плакала, просила Семёна, чтобы он освободил её. «Ты хорошо подумай и скоро меня найдёшь, вспомни слово, которое было очень важным для тебя недавно. Там рядом с ним твоя Асмира».

Семён проснулся в холодном поту, было пять часов утра. Что это за сон, может быть вещий, хотя в такую ерунду он не верит. Но помимо своей воли стал лихорадочно вспоминать, что за слово было важным для него недавно. Вспомнил свою встречу с Асмирой до мельчайших подробностей, разговоры с друзьями, с Наркисовым, с начальником школы и Комисаровым, но не нашёл в памяти заветного слова, которое было для него особенно важным и указывало местонахождение невесты. Образ Асмиры стоял перед глазами, он чувствовал её страдания, понимал, что она думает о нём, и не мог ничем ей помочь. Это была тяжёлая пытка. Так шли минута за минутой, час за часом. Он звонил Любови Ивановне, звонил Комиссарову, всё было безрезультатно. Прошёл ещё день, потом беспокойная, бессонная ночь и ещё день. Семён ждал вечера, когда вернётся от родителей Асмиры сваха Фархунда. Аман, как мог, поддерживал его, пытаясь отвлечь от переживаний и мрачных мыслей.

Семён сидел в кресле в вестибюле и поглядывал на часы. Потом решительно встал и пошёл к входной двери. Аман последовал за ним. У телефонных автоматов никого не было. Семён набрал номер квартиры Фархунды, она ответила не сразу.

– Здравствуй, офицер, – услышал он голос с приятным акцентом. – Устала я сегодня, все наши хлопоты оказались напрасны. Родители говорят, что дочь у них больна и не может жить в другом климате. И вас не обвенчает имам, так как ты не мусульманин. По твоей особой просьбе тоже ничего не узнала. – Она замолчала, потом продолжила: – Правда, слышала слова из телефонного разговора: «У гостиницы «Дустлик» повернёшь направо», – больше ничего.