– Это еще не все, ты ДОЛЖЕН обязательно выяснить, кто или что за всем этим стоит. За этими…. Нападениями. Кто это организовал, с какой целью, кто исполнители.
– А потом я всех должен буду устранить.
Тихо себе под нос сказал наемник.
– Что?
– Говорю что с задачей номер два мне все ясно, вопросов нет. А вот решение задачи номер один куда сложнее. Пока я был в городе, провел рекогносцировку на местности, так сказать, и знаю, что расквартированы сейчас в Атолле не более одной команды картор-караванеров, да и тех из запоя нужно выводить. Опытных шеф-капитанов нет вообще, как нет и вожатых, вообще никаких. Последний, по всему видать, и повел караван твоего сына. Тот, с которым я приехал от Станового, не в счет, он под грибами все время, я с таким людей не поведу, да и сам больше не поеду.
– Если бы все было так легко, ты думаешь, я звал бы тебя. Их нет, потому что никто не искал. Отсутствие их проспектных карточек на доске найма, еще не говорит о том, что в городе нет шеф-капитанов или вожатых. Не узнаю я тебя Игер, ходишь, слухи собираешь, как бабка базарная, раскис, размяк что ли?
Воевода взглянул с вызовом исподлобья на наемника. Тот поежился, неприятно, за живое задел, самолюбие его затронул, теперь точно из-под земли достанет и караванеров и шеф-капитана и вожатого.
– Сколько времени на сборы отпускаешь?
Сухо поинтересовался тот.
– Пару дней не больше. Времени и так уже потеряли много, теперь каждый час на счету.
– Хорошо, тогда дай распоряжение готовить двухосевой карт к выходу, снарядить его всем необходимым, как для рейдового выхода: полевая лекарня, лекарь обязательно, добавочный боекомплект, РПК, еда, вода, ну сам же говорил. И еще, пять бойцов пусть будут в состоянии постоянной готовности выдвинуться по первому распоряжению, полный боезапас при себе у каждого, автоматы у всех, бронезащита обязательно. Про фонари не забудь, жировые, керосиновые и электрические, если найдутся такие.
Воевода не перебивал, слушал внимательно, пометил все на листок, чтобы ничего не упустить.
– И еще, бумагу мне верительную справь с твоей печатью, широту моих полномочий в городе подтверждающую. Чтобы на каждом углу, каждому попке не объяснять, кто я и чем занимаюсь.
Как только за наемником закрылась дверь, Воевода откинулся на спинку стула. Что это только что было, он что-то знает о Бархессе, или просто совпадение? В любом случае, нужно быть осторожнее с этим наемником, кто знает, чьи интересы он преследует сейчас. Шесть лет не виделись, а это срок не малый, человек и за меньшее время поменяться способен, а продаться за золото – это вообще дело нескольких минут. Так бывает в жизни – был друг, и нет друга – скурвился, продался.
Помощника позвал, записку с поручениями для подготовки карта и людей к отправлению ему вручил. А на душе неспокойно, что-то затевается, старое чутье воина никогда не подводило – ему верить можно. За эти две недели он и дома то не был толком, все по совещаниям да по заседаниям. Экономика действительно страдать сильно стала и дело не в копальнях этих, морок бы с ними, а в том, что торговцы Атолл избегать стали, а в Солнечную Бурю так вовсе ходить перестали. Теперь предпочитают напрямую, по большому крюку, через ядовитые пески, минуя Атолл, товар возить к соседям и торговлю вести – так стало безопаснее.
Просевшая экономика по благосостоянию в городе бьет сильно – знать и богатеи ужиматься не хотят, как и раньше хотят, чтобы их карманы от золота пухли, а чернь поужали, во многом. Голодных ртов в городе начало прибывать, голодных и недовольных. Поэтому сперва было решено зачистки провести, от лишних ртов избавиться – ужесточили облавы и розыскные мероприятия по выявлению уродов и мутантов в городе. Таких изрядно нашлось, но что дальше с ними делать? Согнали в изоляционные лагеря, раньше первого полнолуния после Солнечной Бури из города их изгонять нельзя – закон. Но в том законе ничего не сказано об условиях их содержания в лагере изоляционном, а там, на еде и воде можно сильно сэкономить. Даже если перемрет там половина, даже если все от болячек и голода помрут – предписанное по закону исполнено в точности.
Атолл.
Погруженный в предрассветную темноту Атолл еще дремал, тихо было, только изредка раздавалось хлопанье дверей, на площади в районе рынка, торговцы просыпались, и неспешно открывали свои лавки. Короткая ночь не приносила желаемой прохлады и облегчения после бесконечно долгого жаркого дня. В период Солнечной Бури дни были особенно долгими, жаркими и изматывающими, а ночи мимолетно короткими и нестерпимо душными.
Небо на восходе окрасилось предрассветной желтизной, узкая полоска света быстро расширялась, ползла вверх. Тревожные тени проснулись, поднимаются, растут, удлиняются, шепчутся – дневной владыка Пустоши приближается. Легкий ветерок пришел с заката, играя как ребенок, подбросил вверх пригоршню песка с поросшего травой, небольшого холмика, отсалютовал своему дневному другу. Ветер побежал дальше, просыпаясь, стал подниматься выше и выше, минуя город на его пути, ударился об отбойник на крыше, отскочил, задел дремлющие на мачтах городские флаги, на синем фоне которых красовалась массивная башня среди песков. Флаги затрепыхались, ветер отпрыгнул в сторону, запутался в лопастях ветряка, лопасти недовольно заскрипели, поворачиваясь, разгоняясь все сильнее и сильнее, пришла пора и им проснуться, людям нужно электричество, и генераторы будут добывать его из ветра, превращая в ночной свет.
– Просыпайся, эй, сколько тебя будить можно – вставай!
Голос жены, недовольный, раздраженный. Глаза открыл. Надомной склонилась, за плечи трясет, эй, эй – полегче голова сейчас отвалиться. Почему она в моей комнате? Мы уже давно вместе не ночуем, после рождения Мары, еще первые полтора-два года жили, и даже супружеский долг выполняли. Без страсти, без любви, просто долг, просто выполняли. А потом она вообще в отдельную комнату ушла – мол, храплю я сильно, мол, разожрался, что места ей мало, как будто она не разожралась. Так какой арг в Пустоше издох, что она ночью ко мне в комнату сама пришла?
– Да вставай же ты, боров окаянный!
Хотя нет, еще не ночь, небо красное, предзакатное.
– Да встаю уже, встаю, хватит меня трясти.
Повернулся на кровати сел, сон на пользу пошел, немного полегчало, отдохнул и ноги не так сильно огнем горят.
– Что случилось, из-за чего суета.
– Пришли за тобой, одевайся.
Не понял.
– Кто пришел, зачем?
– Человек от приемного, караван в город пришел из Полуночного Альянса. Товар принимать, и сгружать будут, ангар нужен.
Вот это новость, даже не вериться! Встал, быстро переоделся, собрался.
– Ну, все, пошел, буду поздно, может даже завтра.
А в ответ холодный взгляд и тишина. Ладно, потопали. Вот, вспомнилось к слову.
– Друг, оставь покурить, а в ответ тишина. Он вчера не вернулся из боя…
Посыльный покосился.
– Чего оставить? Не курю я!
– Да нет, в трактире слышал – песня такая играла, мужик красиво под гитару пел!
– Нет, не слышал такой.
Рукой махнул – что с тебя взять, ты, небось, и в трактире то ни разу не был. На какие шиши тебе туда пить идти, небось, выпиваешь где-то на подпольной сивушной хате. Зараза, что это такое? За трактир вспомнил, живот аж скрутило, подступило, теплотой разлилось. Да я и сам-то не часто там бывал, но вот сегодня, сегодня можно и зайти, деньги будут. Приемному спасибо огромное, что именно за мной послал, именно мой склад выбрал. Но не о выпивке воспоминания теплотой нутро напомнили, вспомнилась она – Виолетта. А что я ведь тоже живой человек, мне тоже ласка нужна, а в ее объятьях я как ребенок забывался, другой раз даже не нужно мне ничего от нее, не могу. Просто нужно, чтобы выслушала, голову себе на грудь положила, рукой хрупкой своей по волосам погладила…
Приемный другом амбарному не был, у амбарного вообще не было друзей, не нужным никому человек оказался. Так в жизни бывает, когда человек полезен, пока ценность какую представляет – помочь может, деньги занять без процента, вопрос решить сложный, по работе подсказать или направить. А как только нужда такая проходит, то и человек этот ненужным становиться. Вот и амбарный не нужен был никому, никому и никогда, потому как даже вопросы порешать или денег занять не мог. Приемный мог арендовать любой другой склад, они сейчас все пустовали, но послал именно за ним, потому как жалко амбарного ему было, даже не его самого, а дочь его. Он знал, что в семье амбарного происходит, потому ребенка жалел, нравилась она ему, можно сказать, отеческие чувства он к ней испытывал. Может потому, что приемный своих детей иметь не мог. Поэтому и тянулся к ней, как к дочке, поэтому вот так, через отца ее пытался ей помочь. Он даже иногда денег амбарному давал сверх договора аренды – вот, мол, тебе чаевые за качественную работу твою, комплимент от грузоотправителя, так сказать.