Внезапно один из них несмело пошел мне навстречу, и тогда я тоже пошел к нему. Мы остановились и как-то одновременно протянули друг другу руки.

– Здравствуй! – сказал я ему.

– Здравствуй, – ответил он, и мы улыбнулись.

С той встречи прошло уже много лет. А я все с благодарностью вспоминаю тех женщин из Питера, что неожиданно сделали мне такой подарок – балет «Анюта» на новой сцене Большого театра. Рассказываю про тех забавных ребят, которых встретил в подземном переходе, и думаю: а может, тот самый мальчик, что пошел мне навстречу, сам сейчас кому-то рассказывает:

«Представляешь, ночь. Подземный переход, мы стоим, никого не трогаем. И тут из-за угла такой весь в черном, страшный бородатый поп! Останавливается и смотрит на нас. Мы оторопели: куда бежать? А он, не поверишь, вдруг подошел ко мне, улыбнулся и говорит: “Здравствуй!”»

Священнику чаще, чем кому бы то ни было, приходится входить в соприкосновение со смертью. Конечно, можно указать на врачей или работников ритуальных услуг, они-то уж точно чаще имеют дело с телом человеческим. Но я говорю несколько о другом – о духовной стороне этого феномена в нашей жизни.

Почему феномена? А потому что человек бессмертен. Являясь в мир, он вовсе не собирается умирать и тем не менее умирает, а в болезни и в глубокой немощи даже сам просит смерти как великой милости. Мы все ее боимся, более того, человека, который доказывал бы обратное, можно смело отдавать в руки психиатров. И все же мы не можем обойти слова Христа, что смерти нет и ее не нужно бояться. Знаете, Он вообще не обращает внимания на физическую смерть человека, но постоянно предупреждает нас об ответственности за вечность и о страхе загубить эту вечность еще в нашей земной жизни.

Более того, смею утверждать, что сродство с вечностью заложено в человека изначально, оно действует внутри независимо от нас. Только мы не знаем, что нам делать с этим призывом, а душа, словно малое дитя, плачет, и мы ее пытаемся успокоить чем угодно. Суем пустышку, а не то, что ей нужно. Отсюда и страх.

Сегодня стали возвращаться к традициям церковного погребения. Прежде чем похоронить, усопших отпевают в храме или дома. И не важно, был человек верующим или нет, ходил он в церковь, молился или только и делал, что попов ругал. Мы, церковники, стали таким внешним традиционным дополнением к началу и концу человеческой жизни.

Сперва добрые мамины руки приносят в храм маленькую душечку и крестят, во имя добра. Душа становится способной впитывать и удерживать в себе Божественные энергии, чтобы, напитавшись ими, подобно спелому колосу, созрев для вечности, вселиться в небесные обители. Но происходит-то как раз наоборот. Душу подготовить – подготовили, а питать ее никто и не собирался.

Живет крещеный человек, кормится непонятными духовными суррогатами, от которых его душа потихонечку подготавливается для ада. И уже несозревший колос вплывает в храм на руках любящих его детей. И так и не распустившийся и не давший плода цветок спешно закапывается в землю руками, как правило, узбеков или таджиков. Внешние традиции мы усвоили, а главному учиться так и не стали.

Помню, пришел в один дом на отпевание еще совсем не старого мужчины. Народ уже собрался и толпился на выходе. Все было готово к выносу тела, ждали только священника.

Захожу и вижу такую картину: мать, жена усопшего и другие женщины – мужчин нет, мужчины слабее женщин и поэтому бегут от запаха смерти подальше – сидят вокруг гроба и, не поверите, вслух разгадывают кроссворд. Я оторопел: вот так цинизм! Первым желанием было обличить и уйти, но сдержался. Внимательнее всмотрелся в лица женщин, а они от горя аж черные. И понял, что если бы не нашли они для себя хоть какого-то стороннего дела и остались со своей бедой один на один, то просто сошли бы с ума. Они не умели молиться, не знали о вечности, а значит, потеряли любимого человека раз и навсегда, а потому утешительной соломинкой стала для них эта книжка с кроссвордами.

Многого раньше я не понимал. Помню, при схожей ситуации отпевал на кладбище летом человека, привезенного издалека. Лето, жарко, в храме отпевать невозможно.

Пока отпевал, дети покойного, люди еще совсем молодые, плакали в голос. Глядя на них, даже взрослые мужики украдкой смахивали слезу, и у меня, грешного, в горле запершило. Однако вскоре, пропев заключительное «Со святыми упокой…», принялся скручивать цепочки кадила, чтобы уложить его в требный саквояж. И внезапно, словно по чьей-то команде, это проявление чувств резко прекратилось.

Дети усопшего шумно и по-деловому схватились за сумки, достали из них заранее заготовленную водку с закуской и так же дружно, как плакали, стали поминать. Через минуту зазвучали отвлеченные разговоры, а потом я услышал, как кто-то засмеялся.

Помню, как дочка покойного заправски отшвырнула пустую бутылку из-под газировки в кучу с мусором, стихийно образовавшуюся на месте чьих-то заброшенных, хотя и относительно свежих могил. И единственным, у кого все еще продолжало першить в горле, похоже, остался только батюшка.

Через секунду я уже убегал с кладбища, лишь бы оказаться подальше от народа, жующего и смеющегося рядом с могилами. Хотя они предлагали подождать несколько минут, а после трапезы подкинуть меня до храма. Нет, куда угодно, но только подальше отсюда! Физически не мог оставаться с ними.

Время прошло, я приобрел опыт и теперь понимаю, что люди маловерующие, напиваясь, таким образом прячут свой страх перед смертью. А тогда, грешен, их не понял и осудил. Очень уж было страшно смотреть на все это со стороны.

В аптеке общежития у нас еще недавно бойко торговали спиртом. Маленькие бутылочки с вожделенным напитком по 200 миллилитров брынцаловского разлива. Удобная фасовка, разбавил водичкой – вот тебе и пол-литра. Необыкновенная дешевизна – всего-то десять рублей, потому бутылочки неизменно пользовались повышенным спросом у потребителя. Народ трогательно прозвал их фуфыриками, но аптекари, продавая продукт, неизменно требовали называть товар только так, как указывалось на этикетке.

Я как-то сам попросил продать мне для технических целей пару фуфыриков, на что в ответ услышал:

– Не знаем никаких фуфыриков. Отойдите, мужчина, не мешайте работать!

Забавно было наблюдать, как по утрам, еще до открытия аптеки, собиралась огромная толпа мужиков с синими задумчивыми лицами с целью приобрести спирт для инъекций. Куда колоть-то собираются, в горло, что ли?

Если оказывался в это время в толпе, нередко слышал просьбы от страждущих докинуть пару рубликов до необходимой суммы. Никогда в этом не отказываю – знаю, что порой это действительно вопрос жизни или смерти, а я и так уже устал отпевать.

Однажды мне пришлось соборовать старого человека в доме рядом с общежитием. Припарковал машину недалеко от аптеки и отошел. После совершённой требы сажусь за руль и вижу, как ко мне торопливо подходит прилично одетый, еще не старый мужчина. Думаю, наверное, о крещении внуков хочет со мной поговорить. Но мужчина, который выглядел лет на пять старше меня, сказал:

– Дедушка, выпить хочется, не могли бы вы дать мне взаймы рублей пятьдесят?

В этот момент я обнаруживаю, что оставил в храме борсетку с деньгами и документами на машину. Хорошо еще гаишникам не попался. Пошарил по карманам и обнаружил в куртке мелочью рублей пятнадцать. Пока искал деньги, думаю: «Надо же, дедушкой меня назвал. С чего бы это?»

Меня никто еще так не называл. Тем более человек старше меня возрастом. Говорю мужику:

– Вот возьми, на фуфырик хватит. А так, извини, все в храме осталось.

Смотрю, покоробило его это мое предложение:

– Дед, ты меня с этими подонками не равняй! Я приличный человек и фуфырики не потребляю. У меня просто сейчас денег нет, а опохмелиться надо.