– Ну, вот и всё! Приплыли, называется!

– А что такое? – засуетился Мофей чуя подвох. – Я не разобрал ни черепка!

– Тот основательно пожрёт, кто до победы доживёт! – плеснул желчью рыжебородый. – Остальные сдохнут голодными. Не будет жалованья!

Мофей снова поскрёб в затылке и понял: свобода, мало того, что самому не светит, так ещё и чужим дядям её нести придётся на пустое брюхо. Привычно подхватил копьё, с железным скрежетом протиснулся сквозь строй – словно жук среди панцирных сотоварищей. Немилосердно бухая отсыревшими сапогами, потопал в сторону казармы. На его уход обратили внимание только те, кому он грациозно прошёлся по ногам.

* * *

В насквозь знакомой казарме привычно- густо воняло портянками, сапожной смазкой и ещё целым комплексом причин и явлений, который, собственно, и зовётся казарменным духом. Дух витал спёртый, открыть окна с утра никто не догадался. Развал дисциплины и наступление свободы олицетворял собой дежурный гвардеец, что вальяжно раскинул длинное, костлявое тело в серых штанах и рубахе на деревянных нарах. Служивый не просто валялся – лениво метал игровые дротики в портрет Его Величества, из положения лёжа. Король на портрете достойно переносил издевательства черни, даже не морщился.

– Что на построении сказали? – не поворачивая головы поинтересовался дежурный и хлёстко залепил очередной дротик в королевский нос. Его Величество стерпел и это.

– Свобода, – буркнул Мофей недовольно. – Завтра на войну. Денег не будет.

– Да я уж понял, что ничего хорошего, – не удивился дежурный. – Потому – песен чего-то не слыхать.

Мофей подошёл к своему шкафчику, начал было аккуратно сворачивать снаряжение, но вовремя спохватился и бросил веером под нары. Свобода же, а он, прямо как монархист какой-то!

– А чего ты, мил человек, над портретом изгаляешься? – спросил без особого интереса. – За казармой настоящая королевская голова на колу торчит – в неё и покидай. Тут тебя моментально в великие борцы за свободу определят!

– Да Гончар с тобой! – лениво отмахнулся тот. – У меня к Его Величеству претензий нет ни одной, а вот портрет этот мне надоел, за столько лет, хуже горькой редьки! Так что, даже если бы там ослиная задница была намалёвана, я бы то же самое делал. Потому – травма у меня из-за него. Психологическая!

– Да я уж вижу – мозги тебе нехило прищемило, – неискренне посочувствовал Мофей. – А я вот решил со службы уйти. Король помер, присяга кончилась, сапоги в южных морях мыть никакого желания. И поближе луж хватает.

– А делать-то что будешь? – хмыкнул дежурный заинтересованно. Похоже, сам тоже ещё не решил. Крючковатый нос к Мофею развернул, словно кривой флюгер, и глазёнки чёрные хитро прищурил.

– Ты ж в Гвардии всю жизнь саблей махал, другого дела и не знаешь.

Мофей тяжело вздохнул, повертел в руках казённое одеяло и смиренно запихал в заплечную сумку. Для армии невелика потеря, а в своём хозяйстве вещь нужная. На сослуживца глянул серьёзно.

– Да-а-а… Как в шестнадцать годочков саблю в руки взял, так уже, почитай, двадцать лет с ней не расстаюсь.

– В разбойники подашься? – понятливо хмыкнул тот. Да и то – куда ещё с таким жизненным опытом?

– Гончар с тобой, ну какой из меня разбойник? – простодушно протянул Мофей и даже руки в стороны развёл, чтобы лучше видно было. – Я человек спокойный, добрый и даже законопослушный… местами.

– Ага! – ехидно уел сослуживец. – А сабельку-то на бочок пристроил.

– Это компенсация, – рассудительно разъяснил Мофей непонимающему однополчанину. – Не слышал, что я сказал? Денег не будет. Надо хоть добром кой-каким взять, на первое время.

Дежурный подпрыгнул на нарах так, что доски жалобно скрипнули. Спадающие, серые штаны решительно поддёрнул.

– А ведь и правда. Коль денег нет – надо барахлом брать. Пока остальные за компенсацией не припёрлись. Пойду, гляну, что там у нас в каптёрке взять можно. На первое время.

Мофей печально посмотрел ему вслед и сокрушённо покачал головой. И после этого дурнем называют его! У каптёрки хозяин есть, а после каптёра добро искать, всё равно, что после собаки кость глодать. Он себе, на всякий случай, уж на двадцать лет вперёд всё компенсировал. Втрое!

* * *

Простившись с казармой, в которой провёл почти всю сознательную жизнь, Мофей отправился в конюшню. Рассудил справедливо: если сам со службы уходит, то и конь уходит с ним. Вместе же служили!

В приземистом, каменном здании оказалось сумрачно и тихо. Приятно пахнет сухим сеном, овсом и, не очень приятно – навозом, который со вчерашнего дня убирать стало не принято. Тихо переступают копытами кони, глядят на гвардейца умными, печальными глазами и думают о чём-то своём. Голова большая, дум помещается – век не передумать.

Мофеева вороного красавца-коня деловито и спокойно седлал незнакомый гвардеец. По хозяйски седлал, как своего. Мофей привычно поправил на боку тяжёлую саблю, кверху поддёрнул, чтобы не болталась неприкаянно. Под рукой чтобы.

– Эй, мил человек! – окликнул почти душевно. – А ну-ка, верни копытное на родину.

Гвардеец, который тоже из всей амуниции не смог расстаться только с саблей, внимательно посмотрел на Мофея. Ширина плеч и угрюмый взгляд хозяина коня убедили гвардейца в том, что произошла досадная ошибка – конь действительно чужой.

– Ты чего такой злой, брат? – пробасил примирительно.

– Я у мамы один, – хмуро отрёкся Мофей от сомнительного родства, твёрдой рукой уздечку перехватил.

– Да ладно тебе, – попытался остепенить разгневанного Мофея гвардеец. – Я вот тоже на свободу собрался, раз такое дело. Ну, а как без коня?

– А свой-то что, сдох, что ли? – Мофей отодвинул подальше от конских зубов однажды уже пострадавшее ухо. Вороной всхрапнул обижено.

– Откуда у меня свой? – умеренно оскорбился несостоявшийся всадник. – Я из пеших, сам себе конь. А тебе зачем обязательно этот? Смотри, вон какой красавец стоит – конь самого командующего!

Мофей посмотрел на коня командующего и незлобно возмутился.

– Мне чужого не надо! Я не то, что некоторые! Не ворюга какой!

Посмотрел ещё раз, недовольно губы скривил.

– Да и дохлый какой-то. Ещё копыта отбросит на полпути.

– Так ведь он беговой!

– А я неторопливый, – отмахнулся широкой ладонью Мофей – точно от мухи надоедливой. – Да и зачем мне командующий конь? Несуразица какая-то, право слово! Конь гвардейцами командовать будет… За что тогда кровь проливали?

– Чью? – не понял гвардеец.

– Королевскую, – пояснил Мофей. – Не хватало ещё, чтобы свою. За свободу-то.

Добросовестно набил овсом обе седельные сумки под самый верх, с тоской подумал, что на кухне теперь уж ничем не разживёшься, и вывел коня во двор. Под нудным дождичком конь мгновенно стал матово-чёрным, а седло покрылось мелкими водными бисеринками. При мысли, что на них нужно будет садиться, Мофей зябко повёл плечами.

Ведя коня в поводу, не спеша прошёл было мимо здания с колоннами, в котором вчера ещё обитал ныне покойный командующий, но заметил часового и криво намалёванное слово штаб – красной краской прямо по белоснежной стене. Вышло монументально, следует признать, хоть и безобразно криво. Мофей усмехнулся.

– А что в старом-то штабе не сиделось новому начальству? – вопросил насмешливо.

Часовой мокро хлюпнул носом и важно покосился на свежего дезертира.

– Атмосфера там, говорят, не та, – буркнул простуженным голосом. – Застойная. Нет свободы человеческой мысли. Ну, и мебель, опять же, твёрдая. Тут поприглядней будет.

Мофей в особняке несколько раз бывал, а потому полностью согласился.

– Тут, конечно, мебель поудачнее подобрана. Аккурат для стратегического мышления. Я задремал как-то раз в коридоре на диванчике – такие славные баталии пригрезились! Куда там твоему полководцу. А представляешь – в кабинете бы прикорнул? О-о-о, брат… А что, дружище, в штабе-то есть кто нынче?

– А то! – отозвался тот. – Штабное место пусто не бывает. Начальник штаба думу думает, план похода на Юг в муках рожает.