Только он не давал мне всецело насладиться отступлением негативных ощущений. А так хотелось просто полежать, прикинувшись бесхребетной медузой, выброшенной на берег…

Но мерзкий звук и не думал сбавлять обороты, заставляя двигаться вопреки воцарившейся в организме слабости. Пожалуй, такого оглушительного похмелья у меня не случалось даже после употреблённой по пьяни кислоты неизвестно чьего производства. Меня просто раскатало в лепёшку, после чего свернуло в рулон, и каждое движение воспринималось организмом с неподдельным изумлением. Мол, я и так могу, серьёзно? У меня что, есть руки? Обалдеть!

Вынырнув на поверхность тошнотворного забытья, я первым делом попытался заткнуть уши внезапно потяжелевшими руками. Помогло слабо – громкие вопли не стихали, а даже наоборот, стали как-то фактурнее. В них отчётливо слышались тоска и безысходность.

Сдавшись, я распахнул чугунные веки, чтобы с удивлением уставиться на яркую надпись прямо посреди грязного полотнища, в тени которого мы улеглись.

Последняя строчка мне особенно не понравилась. Потому я поскорее отвёл взгляд в сторону, но чёртов текст переместился вместе с ним, частично расположившись поверх бортовой обшивки. И только когда я крепко зажмурился, он таки соизволил пропасть. Чтобы вновь появиться, стоило открыть глаза.

Ни частое моргание, ни вдавливание яблок в глазницы до цветных кругов не помогло. Будто чёртовы буквы были выгравированы прямо на роговице. Если это галлюцинация, то весьма странная. А ещё внезапно выяснилось, почему мои руки двигались с таким трудом, – на запястьях обнаружились грубые металлические браслеты с толстыми дужками по бокам. Состояли они из двух половинок, скреплявшихся между собой толстой заклёпкой. А вот умные часы бесследно пропали, в лучших традициях гетто.

Пока я хмуро рассматривал непрошеные обновки, по ушам резанул очередной крик, уже более информативный:

– Ко-о-остя-а-а!!!

Вопила, как нетрудно догадаться, Маша Ксандинова, склонившись над братом. Достаточно было беглого взгляда поверх надоедливой надписи, чтобы понять – дело плохо. Кожа у парня здорово побледнела, а из носа натекла целая лужица тёмной крови. Кому-то всё же придётся отмывать чёртову палубу…

Чертыхаясь, я попытался подползти к нему поближе и только тогда обнаружил на себе ещё одну пару тяжёлых браслетов – на этот раз на лодыжках. Ноги и без того стали ватными, а с утяжелителями так вообще превратились в неподъёмную обузу. Так что покрыть смехотворное расстояние получилось далеко не сразу, почти ползком.

Вокруг нас снова собирались гогочущие дикари, но мешать или помогать нам никто не собирался. Все со смехом наблюдали за моими потугами, делясь комментариями вполголоса. Зато хоть чёртовы письмена убрались наконец-то с глаз долой. Остались лишь редкие строчки, пробегающие по нижней границе поля зрения, только вглядываться в них мне было некогда.

Маша щеголяла точно таким же набором начинающего мазохиста, а вот Костика никто не трогал. И когда я проверил его пульс, стало понятно почему. Ни на бледной шее, ни на запястье сердцебиение не прощупывалось. Более того, рука парня гнулась с большим трудом, будто бы… окоченела.

Как-то раз мы застали одного нашего общего знакомого в подобном состоянии. Переборщил с дозировкой какой-то дряни, на которой уже давненько сидел. Пришлось потом даже поучаствовать в настоящем полицейском допросе и потратить немало нервов и денег, чтобы от меня отстали. Так что труп от живого человека я отличить худо-бедно мог.

Маша сейчас вряд ли что-то соображала и периодически колотила брата по груди, подражая врачам скорой помощи. Хотя для реанимации было уже откровенно поздновато. Остановило её только появление чернокожего главаря, который с невозмутимым лицом встал напротив нас. Хотя яростный взгляд, которым его наградила обезумевшая от горя Ксандинова, мог запросто прожечь дыру в бортовом настиле.

– Хот аш рат’су?

И тут у меня в голове что-то щёлкнуло, отдавшись тупой болью в висках. А плохо различимые строчки, то и дело мелькавшие перед глазами, резко набрали объём и контраст. Так что я смог их прочитать.

«Ты меня понимаешь?»

Проморгать надпись снова не получилось, поэтому мне оставалось только кивнуть. Но тут некстати вспомнились болгары с их нестандартной жестикуляцией, поэтому я ещё высказался вслух на всякий случай:

– Да.

Переливающиеся слова тут же испарились, сменившись коротким «аш». Его я и повторил, доверившись внутренней интуиции. Если это такой перевод, то почему бы ему не быть взаимным?

Лидер полностью удовлетворился моим ответом, после чего обратился к безутешной девушке с тем же вопросом. Но та лишь разразилась потоком нецензурной брани, продолжая гладить остывающее тело Костика.

– Убийцы! Чтоб вы все сдохли, суки!

Лидер без труда уловил суть претензии и степенно произнёс:

– Этот человек был слаб и не вынес древнего дара. Такое случается. На Пангако нет места слабым.

Я всё больше осваивался с онлайн-переводчиком, вшитым мне прямо в глаза. Отчасти это напоминало режим дополненной реальности, только без специальных очков. Одно лишь загадочное слово «Пангако» так и написалось на русском транслите, из чего я решил, что это какое-то местное название. Может, прямо этого судна. Ведь стоило вождю окончить последнюю фразу, как его подручные подскочили к Костику, отпихнув голосящую сестру в сторону, и без всякого почтения выкинули его за борт.

Вместо прощальных слов получился громкий всплеск.

Вопли Маши ушли куда-то в инфразвук, и она обезумевшей фурией бросилась на беловолосого. Но тот встретил её небрежной пощёчиной, отправившей девушку в короткий полёт обратно на дощатый настил палубы. Грохнувшись с размаху, она уже не вставала, уйдя в глубокий нокаут. Отчего-то мне подумалось, что вложи он в удар чуть больше силы, на дно отправилось бы ещё одно бездыханное тело. Но на этот раз женское. Если при жизни к нам не проявляли особого почтения, то после смерти и подавно не стали бы.

Будь я истинным джентльменом, тут же бросился бы защищать попранную женскую честь, даже с голыми кулаками. За что непременно бы отхватил свою порцию необязательных побоев. Так что оставалось лишь порадоваться тому, что я – не джентльмен и могу обойтись без лишних страданий. Костика мне было искренне жаль, без всякой притворной вежливости, но ничего с его смертью уже не поделаешь. В последние дни он начал сильно сдавать, особенно когда ограниченный запас таблеток подошёл к концу.

Может, окажись на борту толковый медик, ему и смогли бы помочь, но я сильно сомневался в наличии подобного специалиста среди дикарского экипажа. Очень уж красноречивой была фраза про то, что слабым здесь нет места. Наверняка в лучшем случае больному позволят выздоравливать самостоятельно. В худшем – отправят на корм рыбам…

Оказывается, вождь внимательно следил за моей реакцией. И когда удостоверился, что я нападать не собираюсь, одобрительно произнёс:

– Ты неглуп. Возможно, из тебя выйдет толк. Можешь задать мне три вопроса.

От такого поворота событий впору было впасть в ступор, что я и сделал.

Мне казалось, что сейчас меня будут долго и вдумчиво допрашивать, но вместо этого оставшаяся часть зевак разошлась по своим делам, оставив нас чуть ли не наедине. Сбор урожая подходил к логическому концу, и пока одни дикари складывали добытые ракушки в грубо сколоченные ящики, другие общими усилиями вытягивали из воды намокшие верёвки. И далеко не все из них продолжали подстраховывать несчастных пловцов. Некоторые оказались оборваны, а на одной даже виднелись свежие разводы алого цвета.

Вопросов у меня накопилось превеликое множество, но лидер всем своим видом показывал, что на долгий разговор не настроен. И вообще, он тут чисто для того, чтобы проконтролировать работу подчинённых. Те самые мужики, что выбросили тело Костика, притащили из надстройки ещё несколько колец, куда шире предыдущих. После чего принялись деловито примерять их к шее бесчувственной девушки. Надо полагать, что следующим в очереди за этим кустарным ожерельем стану я сам.