Не спеша покинули деревню парламентеры. За ними проследовала конная охрана. Некоторое время стояла полнейшая тишина.
Затем горячий воздух качнулся, ухнул залп артиллерии. Один снаряд угодил прямо в колодец. Взлетели в воздух куски дерева и комья влажной земли... Второй снаряд поджег соломенную крышу. Издали можно видеть, как выскакивают из хаты люди, вытаскивают узлы, маленьких детей...
Но за первым залпом следуют еще и еще... И тогда деревня оживает: крики, стоны, проклятия и треск пылающей соломы...
- Рятуйте!..
Женщины с детьми бегут по направлению к реке. Но со стороны реки бьет пулемет. Никто не выйдет живым из деревни. Деревня Дубовый Гай предназначена к полному уничтожению, ее сравняют с землей - таков приказ германского командования и гетманской власти.
В пять часов артиллерия замолкла. В Прохладном от сотрясения воздуха выбиты стекла в некоторых окнах.
Военные подходят к тому месту, где находилась деревня. Все вспахано снарядами. Ни яблоневых садов, ни гусиной травы, ни хат, ни тына... Черное, обезображенное пространство... И трупов почти не видно.
В шестом часу посетил это место Юрий Александрович. Он приехал верхом, в сопровождении управляющего. Конь шарахнулся в сторону; здесь пахло отвратительной сладковатой гарью.
- Как вы думаете, - спросил Юрий Александрович, - будет расти на этом месте картошка?
- Как вам сказать... - смущенно пробормотал управляющий.
Юрий Александрович увидел, что он ошеломлен той картиной, которая открылась перед его глазами: деревня исчезла, не то что была сильно разрушена, нет, она буквально исчезла с лица земли!
Юрий Александрович тоже в первый момент почувствовал, что ему как-то не по себе. Но затем к нему вернулось прежнее самообладание.
- Вот что, - предложил он, подумав, - деревня эта называлась Дубовый Гай, то есть дубовый лес. Пусть так и будет. Мы засадим эту площадь дубами.
- Очень много понадобится дубов.
- Ничего, мы прибавим и другие породы кустов и деревьев.
По-видимому, Юрий Александрович всучил немецкому коменданту большой куш, и притом исключительно в американских долларах. Комендант во всем шел навстречу. И ему очень понравилась затея молодого помещика. Об этом можно будет даже доложить по начальству. Сам Эйхгорн будет восхищен таким кунштюком. Ха-ха! Стереть с лица земли бунтовщиков и засадить это место деревьями! Колоссаль!
На другой же день было согнано на пожарище шестьсот крестьян из соседних деревень. Вся площадь была расчищена от осколков. Немецкий конвой подбадривал работавших.
Затем прибыл садовник из имения Долгоруковых. Вдоль всей дороги была посажена дубовая аллея. Остальное пространство засадили чем попало: орешником, березками, молодыми кленами. Деревья и кустарники переносили с комом земли, или, как выражался садовник, "со стулом". Каждый куст полили, причем воду возили из пруда Прохладного, за три километра.
Через три дня местность нельзя было узнать. Даже княгиня пожелала полюбоваться на эту "веселую" рощу...
8
А еще через день по всему уезду вспыхнуло восстание. В квартиру, где расположился немецкий комендант, бросили бомбу. Выгнали поставленных в селах старост-кулаков. К повстанцам присоединился партизанский отряд, действовавший в этих местах, руководимый подпольной коммунистической организацией.
- Давайте сообща, - предложил повстанцам командир партизанского отряда, молодой, кучерявый. - Вместе-то веселее будет.
Наладили полный порядок - командование, связь - все честь честью, караулы расставили, разведку установили. Заранее обо всех намерениях противника знали. И когда произошло первое настоящее сражение, с большой радостью убедились, что перевес-то на их стороне.
В числе партизан был и сероглазый молодой хлопец Ивась, житель деревни Дубовый Гай, тот самый отчаянный хлопец, который выстрелил в свадебную процессию.
- Не мог я стерпеть, - рассказывал он, волнуясь и захлебываясь словами, - сердце вскипело, в глазах стало темно, я и выстрелил.
- Это плохо, - отвечал ему командир партизанского отряда. - Когда стреляешь во врага, нужно, чтобы глаз был ясный и зоркий.
- Да я ведь и не перестрелять их хотел, а просто невмоготу было. Любоваться, что ли, на них? Пусть знают, что мы их ненавидим!
- Ну, а дальше?
- А дальше - я ушел в лес, я пошел искать таких людей, которые не сдаются...
- Нашел?
- Нашел. Партизан нашел. В лесу.
- Это он правильно рассказывает, - подтвердил кто-то из слушателей. Он к нам пришел, в наш отряд.
- Только вижу я, - продолжал свой рассказ паренек, и чем дальше он рассказывал, тем бледнее становилось его лицо, тем прерывистей голос, вижу я, народ боевой, а оружия у них мало.
- Правильно! А патронов так и вовсе пустяки.
- И тут подумал я, что у нас в Дубовом Гае винтовки понапрятаны, патроны, даже пулемет в землю на огороде зарыт...
- Понятно!
- "Постойте, - сказал я хлопцам, - я обеспечу оружием!" И тотчас отправился назад, в свою деревню, и двух, посильнее которые, с собой захватил. Идем это мы...
- Домой, значит?
- Да. С осторожностью, конечно, идем. Двое суток лесами пробирались. В сумерки вывел я их к нашим местам, возле речки велел им обождать, а сам пошел по тропке, думаю, задами в нашу хату проберусь, а там разбужу отца, братана, и мы заберем оружие и доставим к речке, где ждут мои хлопцы...
- Ну, ну! - в нетерпении торопили слушатели, хотя уже наперед знали, что скажет он дальше, потому что рассказывал он это много раз, всюду, куда ни приходил. - И что же дальше?
- Иду я... - волнуясь все больше, рассказывал молодой партизан, места-то знакомые, родные, в речушке-то я еще семилетним раков ловил... иду и ничего понять не могу... Где же это я, думаю, плутаю? Неужто не в том месте речушку перешел? Вот тут изгородь должна уже быть, а левее баня бабки Лукерьи... а прямо - наша хата... и тополя там растут... И ничего такого нет, а иду я лесочком... И стало мне казаться, что помутился я разумом!.. Вот, думаю, этого горя не хватало, чтобы я еще ума лишился! Даже такая была думка, что нечистая сила меня водит... Вернулся к речке, хлопцы сидят и ждут... а я им и объяснить ничего не могу. Снова пошел... опять в этих дубках закрутился... и земля под ногами рыхлая...
