Многих людей я увлек и заинтересовал, чтобы удешевить и облегчить работу над фильмом.

Благодаря старым связям, выбил двадцать «Жигулей» в Тольятти для разнообразных трюков, заручился через знакомых космонавтов поддержкой военной авиации и так далее. Лень перечислять…

Видимо, чисто интуитивно я ожидал какого-то подвоха буквально с первых дней работы и потому не получил не только гонорар за сценарий, но не брал и зарплату, которую бухгалтерия регулярно переводила на мой депонент. Проработал я так месяца четыре. И вдруг начинаю замечать, что, ссылаясь на Р. Быкова, вмешиваются в сценарий, в режиссуру. Я долго терпел, а потом пошел к Быкову, но подготовку уже провели, и Ролан Анатольевич выразил сомнение, что я справлюсь самостоятельно, и просил подумать.

Все сначала! Но второй раз я ошибки не допущу! Главное — никаких резких движений не делать: денег-то на картину у меня нет! Как-то мне понадобились в бухгалтерии некие документы. Иду, ищу и вдруг натыкаюсь на два договора: с Аристовым и со Шлыковым. Первый, оказывается, не только соавтор сценария, но и сорежиссер, а Василий назначен режиссером-постановщиком трюковых съемок. Подписано самим Роланом Анатольевичем. Это был настоящий шок для меня! За моей спиной, то есть за спиной главного человека на фильме, проворачивается такая пакость.

Я, естественно, не стерпел. В официальном послании Ролану Быкову пишу, что коль скоро на первых этапах создания фильма со мною поступили так непорядочно, то не считаю возможным продолжать работу над фильмом в Центре. А поскольку не получил ни гонорара за сценарий и ни копейки за режиссуру, прошу считать это послание официальным уведомлением о том, что разрываю договор в одностороннем порядке. Отослав его, уехал из Москвы.

Меня пригласил отдохнуть на юге Владимир Ильин: не известный театральный актер, а высокий красавец, владеющий искусством восточных единоборств. Он тоже был одним из претендентов на роль Савелия.

Потом я узнал, что Ролана Анатольевича Аристов просто обманул, заверив его, что все делается с моего согласия. Более того, когда Быков собрался переговорить со мною, они, боясь, что правда выйдет наружу, настроили его против меня, сказав, что я отзывался о нем неуважительно и категорически отказываюсь с ним встречаться. Ролан Анатольевич, натурально, обозлился и согласился на предложение Шлыкова подать на меня в суд, обвинив в том, что я украл сценарий у Шлыкова. И в сердцах бросил:

— Если Доценко сумеет сделать этот фильм, я положу свое депутатское удостоверение на стол спикера Думы.

Прошло много лет, и однажды мы с Быковым встретились на Съезде кинематографистов. Я напомнил ему о том случае, а он отечески обнял меня и сказал:

— Виктор, я всегда верил в тебя и радуюсь твоим успехам! А то, что я говорил… — Он со вздохом махнул рукой. — Никто не безгрешен… и меня иногда окружают жалкие люди… Ты приходи ко мне: подумаем вместе, может, и запустим тебя в моем Центре с сериалом… Давай сфотографируемся на память,

— неожиданно предложил он, даже не догадываясь, что это будет единственный и последний наш снимок.

Мы сфотографировались, и больше я его никогда не видел живым… Но в моей памяти этот человек останется добрым, заботливым и талантливым Режиссером и Актером…

Но тогда… Ролан Анатольевич решил: пока будет идти судебное разбирательство, Центр продолжит работу над фильмом, и пригласил другого режиссера.

Ни Аристов, ни Шлыков не знали, что я, наученный горьким опытом первого сценария (в нем пришлось переписывать один из интереснейших эпизодов до начала съемок: кто-то, прочитав мой сценарий, быстренько вставил этот эпизод в свой фильм и заявил, что сам его придумал), сделал так: начав писать «Тридцатого уничтожить!», составил подробный синопсис, отнес его на почту, где попросил запечатать сургучом, и послал по своему адресу. Пришел этот пакет ценным письмом, и на нем стоит официальная дата отправки. Когда меня вызвали к судье, я рассказал ей об этом.

В тот день Шлыков не явился: избегал встречи со мною нос к носу. А потом ему стало известно о моей предусмотрительности, и он так и не явился в суд вообще. А потом, может, опасаясь чего-то, уехал в Америку, где и остался, слезно взывая ко всем — прислать ему копии фильмов, где он снимался…

Я ругал себя на чем свет стоит: надо же так крупно ошибиться в человеке?

Володя Ильин, узнав, что я ушел из Центра Быкова, вдруг предложил себя в качестве продюсера фильма. Других предложений у меня не было, и я согласился. В то время Володя был президентом фирмы ТАМП и одним из соучредителей Центра Михаила Чехова. В те дни громкие должности, внушительные визитки, иностранные шмотки и тому подобные аксессуары вызывали чувство определенного доверия. Не говоря уже и о том, что Володя был партнером ассоциации автокаскадеров «СКИФЫ», что было положительным фактором для съемок моего фильма.

Был у меня забавный случай. Президентом «СКИФОВ» оказался Олег Быков, мой приятель из омского детства. Когда Володя нас знакомил, мы застыли на мгновение и едва не в один голос воскликнули:

— Олег?!

— Виктор?!

Так мы начали совместную работу над фильмом, и Быков стал сопродюсером вместе с Ильиным. Стоит упомянуть, что вместе со мной из Центра Ролана Быкова ушли и некоторые члены группы, те, кто поверил в меня, среди них была Мила Черкасская, которую я взял к себе вторым режиссером, то есть «начальником штаба». У нее был хорошо подвешен язык: могла уболтать любого; она обладала темпераментом и организаторскими способностями, что крайне важно для «начальника штаба». Нашли мы и очень талантливого оператора, Володю Кононенко, который к тому же писал прекрасную музыку.

Вокруг меня сплотились в хорошем смысле полубезумные таланты, в чьих головах роились такие прожекты, что просто дух захватывало. На главную роль был намечен Володя Ильин. Правда, позднее я пришел к выводу, что нельзя иметь продюсера, претендующего на звание творца. У Володи такая увлекающаяся натура и такой дар убеждения, что, послушав его минут пять, твердо веришь, что завтра весь Голливуд будет у твоих ног умолять взять для твоей картины все, что пожелаешь.

Мы выехали в Ялту, чтобы там, нежась под лучами южного солнца, «дорабатывать» мой сценарий, «все улучшая и улучшая» его. Около трех месяцев длилась работа «в тяжелом ритме»: с утра и часов до шести вечера — пляж, в семь часов — обильный ужин в ресторане, а часов в одиннадцать садились на пару часов за «улучшение» сценария. Распорядок изредка нарушался поездками по Ялте с целью «выбора натуры для съемок».

Все больше и больше я нервничал от бездеятельности и однажды вызвал Володю на откровенный разговор. И он на голубом глазу уверил меня, что на днях я могу поехать в Казахстан, чтобы определиться с местом, где будет строиться основной комплекс для съемок.

Чтобы облегчить работу в «чужом монастыре», Володя взял в партнеры коммерческое кинообъединение с «Казахфильма» под претенциозным названием «Катарсис». Володя заверил, что сценарий им очень понравился и они уже спроектировали на бумаге наш комплекс декораций, который нужно только утвердить, чтобы они приступили к строительству. Летим в Алма-Ату. Нас встречают с восточной помпезностью, несколько дней возят по ресторанам, между делом показывая чертежи и рисунки будущего комплекса. Я не выдержал и заставил дать мне машину поездить по области и выбрать место для строительства. Какой же я был наивный! Похоже, только мне одному хотелось снимать этот фильм.

Воодушевленный увиденным проектом и уверенный, что все сроки по строительству будут выполнены, я вернулся в Москву и занялся утверждением актеров. По плану строительство под Алма-Атой подходило к концу: пришла пора составлять график съемок, а представители «Катарсиса» никак не называли конкретной даты. Почуяв неладное и никого не предупредив, лечу в Алма-Ату, беру такси и еду на будущую съемочную площадку. Я ждал недоделок, был готов к тому, что придется что-то срочно перекрашивать, перестраивать, но то, что я увидел, превратило меня в «соляной» столб, и так я простоял полчаса с открытым ртом. Как воткнул я небольшой шест в том месте, где должны были построить «дорожку смерти», так этот шест одиноко и торчал среди песков в качестве единственного примера человеческого «труда».