Я спешил, боясь, что меня поймают, но азарт притупил мою бдительность. Стукнула дверь проходной, и я увидел, как к машине направляется шофер полуторки. Быстро соскользнув с подножки на землю, я хотел броситься наутек, но меня остановил грозный, как мне показалось, окрик шофера:
— Ты что тут делаешь?
Если бы не громоздкие сапоги, в которых я едва не утопал, возможно, я попытался бы все-таки удрать, но в них любая попытка бегства не имела смысла, и я обреченно застыл в ожидании возмездия.
Шофер несколько минут осматривал меня с ног до головы, а потом вдруг весело и громко рассмеялся. Я поднял голову, взглянул на него, не зная, как реагировать: то ли смеяться, то ли плакать.
— Значит, ты решил наво… — Он запнулся, видно не желая бросить пацану обидное слово. — Решил набрать, значит, рыбы, пока я отошел?
— Она сама упала оттуда… — вполне готовый к слезам, тихо произнес я.
— Сама? — переспросил он, его взгляд упал на испачканную грязью подножку.
— Некоторым… я помог, — сознался я, и слезы брызнули из глаз.
— И что же ты собрался с ними делать? В море отпустить? — спросил он, чтобы успокоить меня.
— Нет! — воскликнул я, перестав плакать. — Мамке отнести хотел, чтобы она уху сварила и пожарила еще… — ответил я и тихо прошептал. — Больно есть хочется, а у вас ее вон сколько… полный кузов… Много…
— Много… — то ли усмехаясь, то ли соглашаясь со мной, сказал шофер и как-то ласково погладил меня по голове, а потом весело воскликнул: — Что с воза упало, то и пропало! Забирай, пацан, что упало, и жми домой, к мамке, лопай рыбку! — Он распахнул кабину и хотел забраться туда, но остановился и взмахнул рукой. — Пропадай моя телега — все четыре колеса! — пропел он и стал собирать рыбу из грязи в мой мешок, потом, оценивающе взвесив его в руке, добавил еще несколько штук. — Донесешь? — спросил он, взваливая едва ли не полмешка рыбы на мои плечи.
— Это все нам? — растерялся я от такого неожиданного подарка.
— Вам, вам! Ешь, дорогой, и дядю Мишу вспоминай… Не тяжело тебе?
— Своя ноша не тянет! — ответил я услышанной от кого-то поговоркой. — Спасибо вам большое, дядя Миша! — Растроганный, я даже поклонился ему и долго смотрел вслед уехавшей машине.
Забыв и про тяжесть на плечах, и про дождь, и про неудобные сапоги, я быстро зашагал к дому…
Родители, увидев такое рыбное изобилие, встревожились, но когда я все честно объяснил, мама вдруг прослезилась и сказала:
— Добрый человек тебе попался, Витюша… Дай Бог ему здоровья…
Второй поход за рыбой был вполне осмысленным воровством. Он был в следующее лето. Вышло так, что вся наша семья просто голодала, и самой лучшей пищей был жмых, который мы с Серегой таскали с колхозной фермы. Жмых, кто не знает, это спрессованная в плитки масса, которая остается от семечек после отжима подсолнечного масла.
Однажды, когда стало совсем невтерпеж и кишка кишке кукиш показывала, я решил снова пойти к проходной рыбозавода, чтобы попытаться раздобыть рыбы. Сережке я ничего не сказал, чтобы не подвергать его опасности быть пойманным: решил, если план удастся, то поделюсь с ним.
День стоял такой жаркий, что трудно было дышать — казалось, воздух просто раскален. Чтобы не привлекать к себе внимания, я не взял никакого мешка. На этот раз операция удалась на славу, и меня никто не поймал, а бегал к проходной я раз пять и всякий раз возвращался с двумя-тремя рыбинами за пазухой. Чтобы не терять времени на пробежку почти через весь барак — наша комната была предпоследней, — я бросал рыбу за входную дверь и снова бежал на промысел.
Гордясь содеянным по завершении операции, я вызвал Серегу, который, подойдя ко мне, скривил рожу.
— Чего это от тебя так рыбой воняет? — спросил он, а я молча подхватил его под руку и потащил к выходу.
— Семь забирай себе, а восемь — нам! — деловито проговорил я, вволю насмотревшись на удивленное лицо приятеля.
Тетя Полина, мама Сереги, была на больничном и от радости всплеснула руками, когда мы с приятелем внесли в их комнату рыбу. Услышав рассказ Сережи о том, что это я натаскал рыбу и половину подарил им, она вдруг расплакалась, обняла меня и поцеловала в макушку:
— Добытчики вы мои! Вам сварить или пожарить?
— А на чем жарить-то? Конечно, сварить, — совсем по-взрослому ответил я…
К моему огромному сожалению, маме с папой пришлось довольствоваться небольшими кусочками, оставшимися у тети Поли: рыба, спрятанная мной за дверью, к вечеру протухла, и мне пришлось еще и убираться там…
Однако вернемся к истории о Смардине и о подшипниках…
Он долго скрывал, что добывает эти подшипники на территории рыбозавода, но однажды, желая похвастаться и не сомневаясь, что никто из нас не рискнет пролезть по железной конструкции транспортера на такой высоте, все рассказал нам.
После мы устроили «военный совет».
— Пойдем посмотрим, что там и как, — не очень уверенно предложил я.
— Ты чего, лезть туда хочешь? — не без страха воскликнул Серега.
— А что еще? Был у меня один малый, у которого отец на рыбозаводе работал, да уехали они… Может, у тебя кто есть?
— Откуда? — вздохнул Серега.
— Так что нам остается? Или ты хочешь, чтобы Смарда всех пацанов в «рабов» превратил?
— Конечно, не хочу! Пошли! — Он решительно направился к выходу.
— Куда? — не понял я.
— К заливу…
— Пошли! — обрадованно согласился я, но озабоченно добавил: — Нужно бы тапочки резиновые надеть, чтобы не скользить, только где их взять?
— А мы босиком пойдем: тогда не будет скользко! — предложил Серега. — Лишь бы дождика не было…
Несмотря на то что мы с Серегой довольно часто бывали возле заброшенного транспортера и как будто привыкли к нему, сейчас он показался нам настолько неприступным, что мы с моим дружком опасливо переглянулись. Чтобы как-то отвлечься, я деловито посмотрел на небо и как можно увереннее произнес:
— А дождика вроде не будет?!
— Вроде нет, — тихо подтвердил Сергей, упершись взглядом в железную конструкцию транспортера. — А ты отвертку взял?
— Да, в кармане она… — Я сунул руку в карман, чтобы проверить: отвертка нужна была для того, чтобы отвинчивать винт с валиков для освобождения подшипников.
— Хорошо, — машинально кивнул тот, похоже продолжая думать, что еще не поздно отказаться от нашей безумной затеи.
— Ну что, разуваемся? — бодро предложил я, присел на корточки и стал медленно развязывать шнурки ботинок, не очень-то желая приближать начало столь опасного путешествия над пропастью. Потом проверил, хорошо ли прикреплена к поясу авоська.
— А зачем авоську-то взял? — спросил Серега.
— Как зачем? Мы решили поломать Смардину его торговлю?
— Ну!
— Значит, наберем как можно больше подшипников, чтобы пацанам раздать…
— Вот здорово! — искренне обрадовался Серега. — Ну и побесится же он! — Эта мысль настолько воодушевила его, что он первым вступил на конструкцию транспортера.
— Только не спеши: смотри, куда ногу ставишь, и держись крепче, — напутствовал я, а у самого на лбу пот выступил.
Мы уже были примерно на середине пути, когда я зачем-то посмотрел вниз. Легкий бриз мягко шевелил поверхность воды, и сверху она казалась живою. Голова моя закружилась, и мне почудилось, что я сейчас полечу вниз. Странно защемило внизу живота.
Вероятно, то детское впечатление прочно отложилось в моем мозгу на всю жизнь: стоит мне взглянуть вниз с балкона даже пятиэтажного дома или увидеть подобную картинку на экране, как ко мне возвращается то же состояние, что я пережил тогда над заливом. В народе это состояние передают такими словами: «Так страшно, что яйца щемит!» Мне кажется, это очень точная характеристика. С другой стороны, мне было странно, что, когда мы с женой поднялись на смотровую площадку Международного центра торговли в Нью-Йорке, на высоту сто восьмого этажа, этого ощущения не было…
Но тогда над заливом я мертвой хваткой вцепился изо всех сил в железную перекладину, и казалось, никакая сила не заставит меня ослабить захват. Я замер на месте, не способный двинуться ни вперед, ни назад.
