– Не поверила. Да и поздно было что-то менять, ведь ты уже вышла замуж.

– Господи, ну почему же поздно? Мы и близки то с Серёжей до родов не были, – сказала Катя. – Но почему, почему мы не проверили информацию?

Разговор прервали Дима и Леночка. Они прибежали весёлые, радостные и улеглись на траве рядом с мамой и бабушкой. Дима и Алёна были в отличном настроении и сразу попытались втянуть в свои весёлые разговоры маму и бабушку. И вдруг Дима посерьёзнел и сказал то, о чём, по-видимому, задумывался вот уже несколько дней.

– Бабуля и мамуля, всё никак не могу решить для себя один вопрос: правильный ли выбор делаю?

– Ты о чём, сыночек? – спросила мама с особой теплотой.

– Володя Митяев и Серёжа Гостомыслов подбивают меня в общевойсковое командное идти, да и отец советует, но иногда мне кажется, что другое у меня призвание, совсем другое.

– И какое же? – поинтересовалась бабушка.

– Журналистика, – ответила за брата Алёна. – Замучил меня уже этими разговорами. Выступал там у них один из выпускников, вот Дима наслушался и загорелся стать журналистом, военным, разумеется, журналистом.

– Приезжал к нам полковник Теремрин, – пояснил Дима и, вопросительно посмотрев на Екатерину Владимировну, спросил: – Ты что, мамуля, так встрепенулась? Что-нибудь читала из его очерков? А, может, рассказы читала? Говорят, что у него прекрасные рассказы о любви.

Ответа он не услышал. И мама, и бабушка были почему-то в оцепенении.

– Что это вы? Вам не нравится, как он пишет?

– Да мы и не читали ничего, – поспешила успокоить бабушка. – Просто, как не волноваться. В мире неспокойно, а ты выходишь в большую жизнь.

– Да, да, Димочка, мы просто волнуемся за твоё будущее, – подтвердила мама.

– А за моё? – обиженно спросила Алёна, но обида была ненатуральной.

– Ты же понимаешь, доченька, что военная служба – это серьёзно.

– Конечно, конечно. Это я так, – поспешила сказать Алёна.

– Вы представить себе не можете, какие интересные вещи рассказывал нам Дмитрий Николаевич Теремрин! – снова заговорил Дима, успокоенный уверениями мамы и бабушки, что они ничего не имеют против писателя. – Он столько знает. Его статьями в Военно-историческом журнале вся наша рота зачитывается. А какие стихи об училище он написал!? Я ему даже хотел показать свои стихи.

– И что же? – настороженно спросила Катя.

– Не беспокойся, не раскритиковал, – заявил Дима. – Просто ребята, что сидели на первых рядах в нашем актовом зале, сразу его обступили, и я к нему пробиться не сумел. Мне Сережка с Володей сказали, что я даже на него чем-то похож. И опять же, тёска как-никак.

Трудно было не заметить, как ещё больше насторожились мама и бабушка. Если бы юность была наблюдательна, Алёна с Димой не могли бы не заметить этого, но юность, порою, у себя под носом ничего не видит, если увлечена. А Дима был увлечён своим рассказом о встрече с Теремриным, с тем самым человеком, который, чего он, конечно, не знал, был до боли близок его матери, был его отцом – и генетическим и по крови. И вовсе не вина Теремрина в том, что он не стал и отцом, воспитавшим его.

Бабушка пыталась перевести разговор на другую тему, но мама, Екатерина Владимировна, ловила каждое слово сына, с восторгом рассказывающего о встрече с дорогим ей Димочкой Теремриным.

– Мне очень, очень хочется прочитать его рассказы, – продолжал Дима. – Забыл папу попросить заехать в Дом Военной книги. Там они должны быть, потому что сборник вышел в Военном издательстве. Позвоню, попрошу.

– Нет, – почти выкрикнула Катя и тут же более спокойно сказала: – Не надо папу беспокоить. У него столько дел в связи с переводом. Я вот поеду его провожать, и сама куплю тебе книжку. Ты только скажи, как называется?

– Не знаю. Возьми любую его книгу: хоть историческую, хоть о любви. Всё интересно.

По счастью, прибежали друзья, и утащили Диму с Алёной купаться, иначе этот разговор окончательно замучил бы маму с бабушкой.

– Вот видишь, – вздохнув, сказала Маргарита Владимировна, – как тесен свет. Попробуй уберечь детей от контактов!? Он, наверное, и не подозревает о них. А если узнает?

– Этого допустить нельзя, – согласилась Катя.

– А что, Димочка наш действительно похож на него? – поинтересовалась Маргарита Владимировна, – Я-то его уж забыла – встретила б и не узнала.

– Очень, мамочка, очень. И Алёна – тоже. Мне даже показалось, что приятель Димы Теремрина там, в Пятигорске, очень пристально Алёну разглядывал. Наверняка заметил сходство, – она сделала паузу и с тревогой прибавила: – Не мог не заметить.

– Надо избегать встреч, – сказала Маргарита Владимировна.

– Да ты так не волнуйся, мамочка. За всё время ни разу не встретились, даже ничего и не слышали о нём, даже не знали, что жив. Не волнуйся. Тут и захочешь найти – не найдёшь.

– Катерина! Ты смотри у меня. Даже не думай.

Ни Катя, ни её мама не знали, что Дмитрий Николаевич Теремрин уже ехал сюда, в дом отдыха, где отдыхали они.

Глава вторая

А Дмитрий Николаевич Теремрин, между тем, продолжал путь навстречу своей судьбе, навстречу жизненным испытаниям, через которые предстояло ему пройти уже в ближайшие дни.

После Харькова перестук колес стал быстро учащаться и вскоре слился в сплошную барабанную дробь. За вагонным окном, не отставая от поезда, летел над полями и перелесками красный диск заходящего солнца, ещё настолько яркого, что Теремрин задёрнул занавеску, чтобы не слепило глаза. Он снова перечитал записку недавней попутчицы. Подумал:

«Ах, Катя, Катерина, совсем, совсем непроста. Знает даже, как любила подписывать письма Великая Государыня. Вот тебе и светлый князь. Остался с носом. Оригиналка и сердцеедка, должно быть».

«Ну что же – сошла, так сошла», – решил он, впрочем, не без удовольствия вспоминая несколько часов общения с нею, пока поезд тащился средь частых станций от Ростова-на-Дону до Харькова. Он и подумать не мог, что само Провидение избавило его от флирта с этой женщиной, бывшей замужем за его не таким уж и дальним родственником. За двоюродным братом.

«Сюжет для небольшого рассказа», – пришла в голову интересная мысль, и он достал из сумки блокнот.

Но писать было невозможно, слишком стремительно мчался к Москве скорый поезд, приближая с каждым километром его встречу с Ириной, а, может быть, и не только с ней.

Он перебрал бутылки, принесённые в большом пакете, подержал в руках марочное вино, однако, пить одному не хотелось. Достал томик Бунина и снова открыл наугад страницу. Подивился тому, что попал на особенно любимый рассказ «Чистый понедельник». К чему бы это? Пытался читать, но не читалось, прилёг, и дремота постепенно нахлынула на него. И увидел он в видении полусонном море, Чёрное море. И представил он себе тот рубежный момент, когда их отношения с Наташей, вполне возможно, могли круто перемениться. Но не переменились. Судьба распорядилась по-своему: в тот же день, даже в тот же час, когда соседка села в заводской микроавтобус, их выселили из отдельного домика и разместили по разным коттеджам. Его отправили в мужской, а Наташу – в женский. Конечно, серьёзных препятствий для общения это не создавало. Они были всё время вместе. А когда заштормило море, уходили подальше от берега, забирались в укромные уголки, расстилали покрывало и часами просиживали вдали от глаз людских, предаваясь ласкам, самым трепетным и нежным, но в то же время не переходившим грани. Наташе нравилось обниматься, целоваться, ей были приятны его прикосновения, она даже с совсем ещё детской наивностью спросила, однажды, а возможны ли вот такие ласки, нежные, трепетные, между мужем и женой? Они уже решили, что обязательно будут вместе, как только он окончит училище. Правда, забывали подумать, как быть с её судостроительным институтом? Куда переводиться, где учиться? Ведь неизвестно было, какое назначение получит он. Всё это, впрочем, тогда казалось несущественным.