– Tabula rasa, – блеснул знаниями латыни Макс, зациклив внимание на ней.

– Вы употребляете наркотики?

Максим не отвечал. На секунду поднял глаза на доктора, и словно продолжил пересчитывать белые листы.

– О чем вы задумались? – настаивал психотерапевт.

– Я задумался о том, употребляют ли они меня, или я их, – Макс хищно улыбнулся.

Доктор не понял шутки или просто не оценил. Взрослый человек.

– Юмор, – уточнил молодой человек, но разрядить обстановку это не помогло. – Нет, не употребляю.

– Давно?

– Точно не помню, но и ни к чему это. Мне и без них терпимо. А что можно считать наркотиками? Давайте договоримся о терминологии.

Доктор начал что-то перечислять, хитро щурясь.

– А алкоголь? Никотин?

– Вполне.

– Ну тогда да, – впалые щеки только подтверждали теорию.

– Вы понимаете, как работает алкоголь?

– Объясните мне. Может, вы это сделаете лучше других.

– Алкоголь сам по себе не несет в себе ничего положительного и полезного. Он лишь выдавливает из вас последние капли эйфории, но затем организму нужно время, чтобы вернуться хотя бы в то шаткое состояние, в котором вы можете жить. После похмелья часто наступает сильная апатия. Это абсистентный синдром – период, когда тело и разум накапливают то, что из него вытянули силой. Потому спирт никогда не сможет вывести вас из депрессии. Это я так, простым языком вам.

Макс внимательно слушал, и под конец даже начал улыбаться:

– Понятно все, собственно. И вы ничего нового не сказали. Дешево, очень дешево.

– А правда и не должна дорого стоить.

– А что поможет?

– Смена окружения и рода занятий. Вы помните, чем вы мечтали заниматься раньше?

– Только сейчас это уже совсем неважно, – было заметно, что Макс совершенно не настроен обсуждать такие вещи, и доктор это понял.

– Мне отвечать не надо. Себе ответьте. Можно попробовать что-то еще. Вы ведь понимаете меня?

– А таблетки какие-нибудь новенькие?

– Таблетки тоже вас не вылечат сами по себе. Только комплексная терапия. Любые таблетки дают лишь ресурс, с которым вы сможете прийти к позитивным изменениям. И я могу вам в этом помочь.

Макс смотрел на психотерапевта как на наивного мальчика:

– Вы хотите вылечить меня от желания доказывать свою любовь и ненависть дуракам?

– А как мы пришли к такой установке? – удивился врач.

– А очень просто – человек, которого унижали, хронический боец за чужое одобрение. Вы сможете меня от этого избавить?

– А, вы это имели в виду? – собеседники синхронно почесали небритые щеки. – А почему вы тогда не боретесь?

Фраза прозвучала неприлично остро, и Макс даже на мгновение оскорбился, но потом понял, что показать оскорбление – это снова начать доказывать свои чувства. Или просто стало неважно. Объективный ответ сам собой попал на язык:

– Потому что у меня заканчиваются эмоции, которые можно было бы доказывать. Вы только попробуйте дать мне ресурс, и я сразу же за это примусь. Потом снова устану, выпрошу у кого-то ресурс, и этот инструмент самобичевания будет вращаться подобно балисонгу.

– Чему-чему?

– Нож-бабочка.

Доктора шокировала правильно построенная речь и ясность ума, совершенно несвойственная людям с депрессивными расстройствами, находящимися при этом вне стадии ремиссии:

– Вы и сами лучше меня анализируете свое состояние. Может есть вопрос, в котором вы еще не разобрались?

Макс задумался, пробурчал себе под нос отрывки слов, но решил скатиться в иронию:

– Пожалуй, мне удобнее в вас видеть того, кто просто хочет постоять, покурить рядом. А мешать сходить с ума не хочет. Да, именно так. Мне больше нужен собеседник, который не будет меня упрекать, чем психотерапевт. Но ирония в том, что именно вы – лучшие среди таких собеседников.

Терапевт не нашел, что ответить, и сместил фокус диалога:

– Может, поговорим о ком-то из других ваших близких?

– О, это можно. Есть у меня друг один. В принципе, он у меня действительно один. Остальные – знакомые скорее, или партнеры по разным движениям. Никитой зовут. Но смысла говорить о нем так же нет.

– Почему?

– А он тоже из поколения "Полный пролет".

– Расскажите подробнее, пожалуйста, – доктор положил подбородок на тыльную сторону правой кисти, уперев локоть в край стола.

– Вид у вас максимально заинтересованный, конечно, доктор. Расслабьтесь немного, пожалуйста, а то переигрываете.

Доктор принял обычную позу, и после Макс продолжил:

– Вы слышали о такой теории..? Как бы это даже сформулировать..? В общем, если из семьи в детстве уходит мать, то ребенок становится алкоголиком, а если отец – наркоманом. Слышали?

– Есть такая тенденция, – кивнул терапевт.

– Никита – страшнейший в своем роде наркоман. И человек, в общем-то, отвратительный. Даже слишком. Он настолько отвратителен, что этим и прекрасен. Он отвратителен в мыслях, в поведении по отношению к себе, и в саморазрушении абсолютно фундаментален. Так вот, – Макс улыбнулся правым уголком губ. – Он настолько отвратителен, что сам понимает – никакого права кого-либо критиковать у него нет. Только поэтому мы дружим, вероятно. Хотя я буду говорить лишь о себе, – Макс ткнул пальцами обеих рук в грудь. – Почему он со мной дружит, я не знаю. Я не так отвратителен.

Это рассмешило доктора:

– А что именно он делает?

– Расскажу одну историю… Хм, да, одну.

– Прошу, – одобрил доктор.

– Были времена, когда он еще ни про передозировки не узнал, ни про то, что на медицинских препаратах сидеть можно не хуже, чем на том, на чем любили сидеть в его окружении. Ну так вот. Никита только начинал, открыв для себя забавный способ скрываться от своих мыслей. То, что этот способ не работает, а лишь медленно убивает, он тогда не понял, и употреблял по наивности. Это сейчас стало его выбором, а тогда было чуть поэтичнее. Денег ему не хватало все время. Даже сильнее, чем позитивных эмоций, и, надеясь получить хорошую работу в будущем (оставим на его совести такую самонадеянность), пришел к тому, что задолжал огромную сумму денег, точно не помню. Главная проблема алкоголя – сознание умирает раньше тела, но это происходит грубовато, и есть реперные точки, в которых еще можно остановиться самому. Наркотики хитрее – они тонко надрезают саму грань осознания зависимости от них, и способны вынести весь дом во всех смыслах, а ты будешь считать, что все так и должно быть.

Макс остановился. Поскоблил указательным пальцем правой руки нос, облизнулся. Продолжил:

– Ну так вот. Задолжал он крупную сумму денег. Пришли к нему судебные приставы, а дальше просто умора, простите. Он им заявляет: "Вот сломанный тостер, советский сервиз и две пачки сигарет". И ведь реально ничего ценного, кроме его собственной жизни, в квартире не было, хотя и это в тот момент всем казалось спорным. Даже квартира-то не на него записана, выселять неоткуда. Свобода – просто не высказать. Хами сколько хочешь. Однако исправительные работы назначили. Там таких было много, как вы понимаете. Они, чтобы не скучать, организовались. Ну, вы тоже понимаете, да? Перевели в другую колонию, но история повторилась. За исключением одной пикантной подробности – там он еще и буянил. Сейчас Никита пытается держать середину. Успокоился. Но наркотики вынесли еще не все. К слову, его дурной пример и заставил меня покаяться. Один на один с собой я бы точно ничего не понял.

– А дурного примера с алкоголем не было? – уточнил доктор.

– Такого – нет.

– А давайте все-таки вернемся в начало истории, – робко попросил доктор.

Шесть месяцев спустя

Алкогольное опьянение – как участие в несогласованном митинге. Сначала вы с боевыми товарищами, которые на утро оказываются не такими уж боевыми или не такими уж товарищами, воодушевленно прыгаете на щиты полиции, поднимаете забрала тех, кто заведомо вас сильнее, а на утро оказываетесь в автозаке Росгвардии, и хорошо, если не под ним, и начинаете выгребать последствия.