— Так уж повелось, что у нашей семьи есть одна отличительная черта: агрессивность. Так вот, клинок, если его не взять под контроль, будет усугублять эту черту в тебе, трансформировать, гнуть, как ему надо, чтобы ты убивал и подпитывал себя, клинок и агрессию свою, — голос у Джехёна был монотонным, будто он инструкцию по сборке ракеты зачитывал, а не объяснял своему потомку, что ему крупно не повезло родиться под звездой Чон. — Сначала ты будешь убивать тех, кто угрожает тебе или твоим близким, подобных Намджуну. Потом ты перейдешь на тех, кто тебе не нравится, следующими будут те, кто даже не так на тебя глянул, а в конце ты потеряешься в количестве своих жертв. И они сольются в одну кучу, где одним человеком больше, одним меньше — не имеет значения.

— Хочешь сказать, что моя нетерпимость и агрессивность — это семейное? — иронично фыркнул Чонгук, демонстрируя свое недоверие.

— То есть тебя смутило, что нас всех связывает агрессия, а не то, что ты в скором времени выкосишь половину населения Сеула? — также иронично фыркнул Юно, чувствуя, как разговор резко переходил из пресного в интересный. Что-то общее между ними всё-таки было, просто копать надо глубже, но хочет ли Джехён это делать? — Интересно, как скоро твоя любимая подружка окажется в списке твоих жертв.

Он бил в больное место нарочно, но вовсе не для того, чтобы сделать больно инкубу, а лишь затем, чтобы отвернуть его от себя. Джехён давно уже решил для себя, что его семья — это Тэён и компания, а впихивать туда ещё и мальчишку — нет. И этот маленький круг близких был совсем не резиновый, так что проще было заглушить этот интерес в зародыше, продолжить подставлять Чонгука под трафарет отца и чувствовать, как внутри все загнивает от пресности и скуки.

— Я никогда не убью И Со, даже если не смогу подчинить себе Кусанаги, — сказал, как отрезал, только вот Джехён уже знал наперед эти слова. Он сам когда-то бросал их отцу и матери, а потом, когда показалось, что он всё взял под свой контроль, он очнулся от того, как старший брат оседал на землю хватаясь скрученными пальцами за вспоротое горло.

— До чего ж смешной-то, — грудная клетка вампира ходила ходуном, когда он продолжал насмешливо и глупо хохотать. — Ты полагаешь, что клинок держали в архиве, потому что не было наследника? Чушь — его держали там, потому что боялись его силы. С ним никто не мог управиться.

— Кроме тебя?

— Не сразу, мне понадобилось много времени и ещё больше погибших и любимых людей.

— Тогда почему ты оставил семью? Почему ушёл, предал родню и обратился в вампира?

Вот оно — те самые вопросы, содержащие в себе детское непонимание и обиду, когда весь твой хрупкий мир зиждется на высоких принципах. Только вот, в отличие от Чонгука, Джехён давно уже снял розовые очки благородства, примерно в тот самый день, когда его любимый старший брат последний раз глотнул воздуха. Осколки детской наивности так и остались внутри, со временем обросли плотным слоем ткани и затянулись окончательно, немым напоминанием служили рубцы. Чонгуку предстояло узнать каково это, когда твои принципы дают трещину от твоих же мыслей; как весь твой мир рушится, потому что ты сам схватился за остов и выдрал его с корнем, однажды неосторожно сделав неправильный выбор в пользу силы.

— Потому что именно моя родня вручила в руки мне клинок, а рассказать, как с ним и с собой управляться — забыла. Потому что именно моя семья закрывала глаза на бесчисленные жертвы, тайно подсовывая мне новый живой материал для тренировок, — Юно чеканил слова, проживая кадр за кадром свое прошлое, пока осколки, которые раньше мирно покоились внутри, вновь прорывались наружу, окропляя кровью давно уснувшие чувства.

— Почему? — очень тихое и неуверенное раздалось со стороны Чонгука.

— Мир был такой, в котором убивать было также буднично и нормально, как сейчас заказывать еду из ресторана через приложение в телефоне.

— Но вампиры тоже убивали.

— Мы пьем кровь, чтобы выжить. Будучи человеком я убивал просто так, потому что нравилось, и прикрывал это благородным «они — чудовища», но чудовищем был я и моя семья.

— Я так понимаю, ты не расскажешь мне, как управиться с мечом, да? — хриплым голосом спросил Чонгук, было очевидно, что он поверил в каждое слово и теперь боролся со страхом за жизни своих близких. Он отчетливо понимал, о какой агрессии шла речь, и она пугала Чонгука, что разительно отличало его от отца в глазах Джехёна.

Возможно, дело было в отличиях, возможно, в поговорках про кровь, возможно, в самом Юно крылась проблема, столкновения с которой он так яростно пытался избежать, но что-то в итоге сподвигло его тихо произнести:

— Расскажу и даже покажу.

***

Когда И Со следовала инструкциям Тэиля для результативности своих снов, она совсем не предполагала, что в итоге окажется на небольшом затерянном острове. Когда И Со в полночь пришла к Тэёну с совершенном диким предложением «а поехали за моим клинком?», она точно не думала, что тот возьмет и так легко согласится. В конце концов, она совсем не рассчитывала отрубиться на небольшом диванчике под размеренное покачивание лодки.

В этот раз не было никаких чердаков, алтарей или гор, но была крайне знакомая лаборатория законников. Тэиль весь согнулся над столом, бренча пробирками. Он постоянно перемещался от стола к микроскопу, а потом к планшету, чтобы сделать записи. Парень совершил три таких круга почета по лаборатории, а потом И Со вдруг поняла, почему тот снился ей — в комнату зашел Юнги.

— Здесь не курят, сонбэ, — с ухмылкой отозвался Тэиль, не поднимая головы от планшета и продолжая вносить в него данные, но Мин демонстративно проигнорировал замечания.

— Есть новости по синтетической крови?

— Новых — нет, а у вас?

— Дня через два будет тебе материал для исследований.

— Как? — удивление вылезало через края, выплескиваясь наружу и заставляя Тэиля оторваться от своего занятия и обратить внимание на Юнги.

— Тэён обещал помочь, взамен мы дали ему право обратить двоих.

— Это хорошо, — Мун продолжал говорить, но И Со уже не слышала его голоса, вместо этого только булькающие звуки.

Она чувствовала, как сон становился тяжелым до боли, голову словно зажимали в тисках и с силой давили на черепную коробку. Картинка разъезжалась и размывалась, будто кто-то акварельной кистью проехался. Концентрироваться на происходящем становилось всё сложнее и неприятнее, словно кто-то старался спрятать от неё что-то очень важное.

— И Со, мать твою, — хриплый вскрик пробился сквозь толщу сна. — И Со!

Её ощутимо трясло, только вот подводило не тело, а чужие руки, сцепленные на плечах. Пальцы сжимали до болезненных ощущений, но глаза открывать не хотелось совсем. Крики сгущались, приобретали множество оттенков — явно там был не один человек. Совесть с трезвым рассудком ныли где-то в районе солнечного сплетения. Они пытались сказать, что уже хватит — пора вылезать, там все беспокоятся, но кто прикажет сердцу? Кто сможет пойти против воли сердца, что так сильно тосковало по человеку, что готово было часами смотреть даже на размытую картинку любимого человека?

Она не хотела просыпаться.

Жаль, что у Тэёна с Чонгуком были другие планы. Звонкая пощечина оказалась тем самым отрезвляющим рывком, крюком, который воткнули в бок и вытянули со дна размазанных тоской снов. И Со распахнула веки и глубоко вдохнула, хватаясь рукой за горячую от удара щеку. Было неприятно, обидно просто кошмар, аж слезы навернулись, и ведьма прикусила губу, прожигая взглядом дыру на взволнованном лице Чонгука.

— Ты совсем уже охренел? — зашипела девушка.

— Это ты обдолбалась?! Скажи, что ты приняла? — чужое беспокойство неприятной влагой стекало по щекам, И Со не почувствовала даже, как по щекам начали катиться слёзы. — Ты так крепко спала, что тебя невозможно было разбудить.

— Так я может и не хотела просыпаться, не думал?