С февраля по октябрь 1921 г. резидентом ГПО на ст. Маньчжурия был С.И. Силкин. Он являлся содержателем явочного пункта для приезжавших партийных работников, представителей Коминтерна, секретных сотрудников военной разведки и ГПО, оказывал им разнообразное содействие, в том числе и материальную помощь¹.

Еще в 1920 г. С.И. Силкин участвовал в создании на ст. Маньчжурия партийной и комсомольской организаций, а также выступил инициатором объединения профессиональных союзов, вел работу по разложению семеновских и каппелевских частей в целях их реэвакуации в Россию. При содействии ячейки РКП(б) он организовал помощь партизанским отрядам и регулярным частям НРА, используя личные связи в штабе китайских войск. Для проведения военной работы 26 января 1921 г. командованием 2-й Верхнеудинской дивизии НРА Силкин был назначен представителем дивизии на ст. Маньчжурия, он способствовал началу переговоров представителей министерства транспорта ДВР с китайскими властями об открытии железнодорожного сообщения через российско-маньчжурскую границу, занимался распространением коммунистической литературы, переправлявшейся из Читы².

Однако исполнение Силкиным специальных обязанностей вскоре явилось причиной конфликта с представителем ДВР на ст. Маньчжурия П.Ф. Александровским (настоящая фамилия Жуйков – Авт.).

Суть конфликта представляется целесообразным изложить подробно, поскольку это даст достаточно рельефное представление о деятельности спецслужб ДВР в Маньчжурии. Так, в письме уполномоченному Дальбюро ЦК РКП(б) в полосе отчуждения КВЖД Силкин описывал сложившуюся конфликтную ситуацию следующим образом. При аресте китайскими властями сотрудников «госполитинспекции»³ Степанова и Берестнева, имевших при себе мандаты, исполненные на куске шелковой ткани, П.Ф. Александровский ограничился информированием МИД ДВР. Все необходимые меры по освобождению сотрудников предпринимал Силкин самостоятельно, в том числе информировал особоуполномоченного ДВР в Харбине, взаимодействовал со штабом китайских войск и пр.

Вся направлявшаяся из ДВР коммунистическая литература шла в адрес С.И. Силкина. Не имея средств для аренды помещения под склад и для того, чтобы минимизировать угрозу обыска китайской полицией, он использовал с ведома П.Ф. Александровского кладовую при арендованном под представительство помещении. Однако через некоторое время Александровский потребовал освободить указанное помещение⁴.

Далее С.И. Силкин, отмечал, что в условиях небольшого количества домов и множества различных белогвардейских организаций на ст. Маньчжурия приобретение явочной квартиры было затруднительно, поэтому он посчитал обоснованным использовать в этих целях помещения представительства ДВР. Поскольку в канцелярии уполномоченного ежедневно бывала масса посетителей, то Силкину представлялось посещение представительства тем или иным сотрудником мало заметным и не создающим угрозы компрометации уполномоченного. Сначала Александровский требовал, чтобы сотрудники являлись преимущественно по вечерам, а затем запретил посещение представительства на том основании, что за канцелярией, по его предположению, постоянно следили белогвардейцы⁵.

Силкин также указывал, что Александровский, получая сведения от сотрудников «госполитинспекции» и других лиц, по непонятной причине сообщал их представителям китайских военных и гражданских властей. Более того, через присутствовавшего на встречах переводчика командующего китайскими войсками Гунн, который, по мнению Силкина, являлся агентом атамана Г.М. Семенова, сведения становились известны белогвардейцам⁶.

Все лето 1921 г. этот конфликт разбирался в Дальбюро ЦК РКП(б) с участием заинтересованных сторон – МИД, ГПО и штаба НРА⁷. В результате в октябре 1921 г. С.И. Силкин был отозван из Маньчжурии, чуть позже был снят со своей должности и П.Ф. Александровский⁸.

В ноябре 1921 г. – начале 1922 г. резидентом на ст. Маньчжурия, по-видимому, был Михайлов, который в качестве прикрытия занимал указанную должность в представительстве ДВР. Неизвестно как долго он находился в Маньчжурии, но на одном из совещаний в МИД ДВР в начале 1922 г. было признано целесообразным заменить его на более опытного сотрудника ГПО⁹.

Придерживаясь политики ликвидации интервенции, прорыва политической и экономической блокады правительство ДВР стремилось продолжить международные переговоры и использовать не только разногласия великих держав, но и их заинтересованность в экономических отношениях с Россией и ДВР. Межгосударственные переговоры стали главным средством решения тех целей, ради которых была создана Дальневосточная республика¹⁰.

Советская разведка с целью решения основных задач внешней политики предпринимала экстраординарные усилия по выяснению намерений Японии и других государств в отношении ДВР и Советской России, в том числе в ходе конференций в Дайрене, Вашингтоне и Чанчуне.

В августе 1921 г. в Дайрене начались инициированные ДВР переговоры с Японией по наиболее важным вопросам двусторонних отношений: прекращение интервенции и вывод японских войск с российского Дальнего Востока, заключение экономического соглашения.

Подготавливая позицию российской стороны, ЦК РКП(б), Дальбюро ЦК, правительство ДВР располагали необходимой информацией, полученной по дипломатическим каналам, и добытой советской разведкой, которая свидетельствовала о том, что Япония пошла на Дайренскую конференцию ввиду финансовых трудностей, связанных с затратами на интервенцию.

В 1921 г. на нее было истрачено 100 млн. иен, а на 1922 г. планировалось израсходовать ещё 55 млн. 1921-й г. Япония закончила с бюджетным дефицитом в 400 млн. иен, внешняя торговля страны оказалась существенно подорвана, золотой запас уменьшился почти на 100 млн. иен. Интервенция унесла жизни несколько тысяч японских военнослужащих. В военных кругах наметился раскол: военное министерство стояло за сокращение интервенции, генеральный штаб – за ее эскалацию¹¹.

В Японии развивалось движение против интервенции в России. Оно было частью обширного движения пролетариата, выступавшего в разных странах под лозунгом «Руки прочь от Советской России!» с требованием прекратить войну против молодого государства трудящихся¹². Кроме этого Японии приходилось также учитывать и укрепление позиций Советской России на международной арене.

В преддверии конференции в Дайрене Дальбюро и правительство ДВР запросили Владивосток о возможности выяснения японской позиции на предстоящих переговорах. Эти сведения были получены осведомительным отделом подпольного Приморского облревкома. 8 июля 1921 г. его председатель В.П. Шишкин передавал: «Из имеющихся у нас документов, полученных из японских штабов, видно, что японцы считают правительство ДВР коммунистическим, а поэтому нежелательным для них, но все же намерены вести с ним переговоры, поддерживая одновременно антикоммунистические группировки. Если переговоры будут для них неблагоприятны, то они выдадут Приамурскому правительству оружие и дадут большую поддержку антикоммунистическим силам…»¹³.

Жесткая позиция японской стороны, занятая на Дайренской конференции, привела в феврале 1922 г. к ее закрытию. Не решив ни одного существенного вопроса, тем не менее, конференция дала важный опыт ведения переговоров с государством, реализующим в регионе политику непосредственной военной экспансии.

Еще до окончания дайренских переговоров, в ноябре 1921 г., в Вашингтоне открыла свою работу конференция по ограничению вооружений, тихоокеанскому и дальневосточному вопросам. В ней принимали участие США, Британская империя, Япония, Франция, Италия, Китай, а также имевшие интересы в АТР – Бельгия, Голландия и Португалия. Повестка дня конференции вышла за рамки ограничения вооружений и включала в себя неприкосновенность тихоокеанских владений, а также китайский и русский вопросы¹⁴.

Ни Советская Россия, ни ДВР не получили официального приглашения на конференцию. Несмотря на это в декабре делегация ДВР прибыла в Вашингтон и развернула активную антияпонскую пропагандистскую кампанию, используя добытые советской разведкой секретные документы о материально-финансовой поддержке Японией «контрреволюционного» режима в Приморье, а также о внешнеполитических антисоветских планах Японии и Франции.