Конечно, я очень переживал по поводу ее кончины, но все проходит...
После смерти старушки, ее комнату отдали мне. Но самое удивительное, что в завещании Рахели Исаковны были упомянуты и мои родители! Им она завещала... свои каминные часы!
Мы были очень этим удивлены, так как раньше никаких разговоров на эту тему не велось. У нас с Исаковной были прекрасные отношения, мы ей помогали, как могли, но никакой благодарности в ответ не ждали...
Впрочем, завещание никто не оспаривал, и часы остались на том же месте, где и стояли последние годы.
Между тем, пришел 1985 год, и началась перестройка. А с ней и борьба с пьянством. Пьяный "гегемон" стал потихоньку получать по мозгам. Получил по мозгам и наш Николашка.
Однажды он пришел домой, как всегда, нажратый до усрачки, и пошел на кухню качать права. Выяснение отношений закончилось тем, что он ударил мою маму. Она тут же пошла и рассказала все отцу. Это было то "ведро, что переполнило цистерну". Отец выбежал из комнаты и сходу врезал подонку ногой в живот. Пролетев весь коридор (а это метров 10), Николашка приземлился в углу, под электрическим счетчиком. Отец подскочил к нему и начал просто таки метелить руками и ногами. Я услышал шум драки и пришел на подмогу отцу.
- Ногами его мочи! Ногами! - кричал я.
- Женя, уйди! Не лезь! Я сам! - ответил отец и... перестал избивать соседа.
Видимо, мой крик его отрезвил, а то бы он забил Николашку до смерти.
Тем не менее, сосед попал в больницу, а по выходу из нее подал на нас в суд. Причем, в заявлении было написано, что избил его я, хотя я его и пальцем не тронул! Этот идиот, по пьяни, даже не понял, кто его бьет! Самое интересное, что Раздолбалов отнюдь не был слабаком или хлюпиком. Наоборот! Это был крепкий русский мужик, слесарь хренового разряда, к тому же владел боксом. Но и мой отец владел боксом... И карате тоже... Немножко...
В общем, отца могли посадить.
Поэтому мы тоже подали в суд на соседа - все-таки драку начал он, ведь он первый ударил мою мать!
Короче, дело до суда не дошло, в милиции нас уговорили забрать свои заявления, а Раздолбалова от нас отселили. Говорят, он потом даже бросил пить, но мы его уже больше не видели.
Самое интересное, что его комната осталась пустой. Мы на нее не претендовали, а вселить туда никого не могли - там была прописана фиктивная жена Николашки, ее теперешний муж и их ребенок. Они там никогда не жили, все знали, что прописаны они там были за деньги (вернее, за водку), и никаких прав на эту комнату не имели. Мы им сказали так: скоро дом пойдет на расселение, и мы все получим новые квартиры. Так что если они хотят получить квартиру "без шуму и пыли", пожалуйста! Можете "застолбить" эту комнату - привезти сюда свои вещи, повесить свой замок, но не жить здесь. Второй "Николашка" нам был не нужен. Иначе мы идем в ЖЭК и все там рассказываем. Причем, наши слова подтвердят все жители нашего дома - у нас со всеми были прекрасные отношения (хотя мы были единственной еврейской семьей на всей Синопской), и все знали про Николая Раздолбалова и его дела. А за фиктивный брак и ленинградскую прописку можно было огрести будь здоров как! Короче, они не стали с нами спорить и через четыре года благополучно получили новую квартиру. Получили новую квартиру и мы. Но прожили там всего полгода.
Начались упорные разговоры о погромах. В то время я работал на заводе контролером ОТК. Хотя со всеми работягами у меня были нормальные отношения, мне прозрачно намекнули, что когда "сверху придет отмашка" и разрешат бить евреев, я буду первой жертвой. Ожидалось, что погром будет 1 мая. Об этом стали говорить сразу после Нового Года. Мы решили не ждать. К тому времени родители моей мамы уже уехали в Израиль и выслали нам вызов. За два месяца мы оформили документы и 22 апреля 1990 года, в день 120-летия вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, с Финляндского вокзала отправились в долгий путь на историческую родину. Мы так спешили, что не успели отправить даже дальний багаж - только несколько посылок с книгами и пластинками. Остальное продали. Продали мебель, старинное пианино "Макс Лепчинский", которое мой дед сам реставрировал и настраивал. Продали и каминные часы. За 2.5 тысячи рублей. Когда мамина подруга, собирающая антиквариат, узнала, что мама хочет продать наши часы за такую сумму, она тут же примчалась с деньгами. По тем временам, это была фантастическая сумма - моя зарплата за два года работы на заводе. Так наши часы обрели новых хозяев - Сидоровых, советских дипломатов. Рубли, вырученные от продажи имущества, мы обменяли на доллары. По курсу: 6 рублей за один доллар. Причем, нам дали обменять всего на 570 долларов на всю семью. После этого у нас еще осталось 3 тысячи рублей. Эти деньги папа подарил Петру Федорову, своему школьному другу. Как настоящий русский интеллигент, Петр не взял эти деньги себе, а положил их в сберкассу на имя моего отца. Мол, если нам в Израиле не понравится, и мы вернемся, нам будет на что жить первое время. Но мы не вернулись.
Мои родители прекрасно устроились в Израиле. Стали работать по той же профессии, что и в Ленинграде - учителями физики. Выучили иврит и работали, отец - с первого года пребывания в стране, мать - со второго. Зарплата отца иногда доходила до 4 тысяч долларов в месяц чистыми, мамы - до трех тысяч. Через три года мы купили нашу первую квартиру, трехкомнатную, еще через семь лет закончили выплачивать ссуду, а еще через три года, в 2003-ем родители купили вторую свою квартиру, на этот раз четырехкомнатную, причем, без всякой ссуды.
К слову сказать, ту новую квартиру в Рыбацком мы отдали государству. Бесплатно. Это еще было до приватизации, поэтому мы уезжали из России, практически, "с голой задницей" - и это после 20 лет тяжелейшего труда моих родителей в советских школах! Ни старинное пианино, ни папину немецкую скрипку, ни, тем более, антикварные каминные часы мы вывезти не могли - советская власть не позволила бы.
Вот вроде бы и вся история.
Так причем же здесь клад, спросите вы?
А вот, при чем.
Когда мои родители приехали в гости к Федоровым в 1994 году, эти деньги, что они им оставили, превратились в 10 долларов. Папа торжественно снял их со счета в сберкассе и купил на них коробку шоколадных конфет. Конечно, если бы мы не продали свои часы с бронзовой богиней, мы бы не смогли купить эти конфеты - ведь тогда бы Петр, папин друг, не положил бы эти деньги на депозит...