Мое детство и юность прошли в славном городе Ленинграде, в коммунальной квартире в доме номер 24, что на Синопской набережной, между мостом имени Александра Невского и Охтинским. Надо сказать, что квартира у нас была сравнительно небольшая - всего три комнаты. В одной из них жили мы: мама, папа, бабушка, дедушка и я. За стенкой жил Николашка - пьяница, дебошир и антисемит. Когда он был трезвый, с ним еще можно было разговаривать, но нажравшись русского народного напитка превращался в злобное животное, которое стучало стулом в тонкую перегородку, разделявшую наши комнаты, и кричало из-за стены: "жидовня!" Причем происходило это, как правило, ночью, когда все спали. Мои бабушка, дедушка, папа и мама знали, что власть в СССР принадлежит народу (русскому народу), а значит, не нам, поэтому терпели все выходки соседа и молчали.

  В комнате, расположенной напротив нашей, жила старушка, одинокая еврейка Рахель Исаковна. В годы войны она работала главным врачом-эпидемиологом Фрунзенского района. На ее паек жила вся ее семья - отец, мать, братья и сестры. Разумеется, они тоже работали, как могли, но их пайки, по сравнению с ее, были мизерными. Рахель Исаковна так и не вышла замуж, всю жизнь прожила одна и единственной радостью для нее были книги. Их семья была большой и занимала все три комнаты нашей квартиры, и только когда племянник Рахели Исаковны женился, они решили разъехаться. Одну комнату они поменяли с моими дедушкой и бабушкой (родителями отца), а другую - с Николашкой. Так на Синопской появились Добрушины и Раздолбалов. Потом мой папа женился, а еще через год родился я. Внучатая племянница Рахели Исаковны - Лидочка, жившая до них в этой комнате, подружилась с моими родителями, а с моей мамой даже потом работала в одной школе - мама преподавала там физику, а Лидочка химию и биологию. Лидочка и ее брат Александр часто приходили к нам в гости. Дом, в котором мы жили, был очень старый. Построен он был купцом Калашниковым еще в 19 веке. Поговаривали, что убегая от большевиков, купец спрятал где-то в доме клад. И в самом деле, под нами, на втором этаже, во время ремонта нашли сейф, встроенный в стену. Но он оказался пустой. Лидочка рассказывала, что когда она была ребенком, тоже пыталась отыскать спрятанные сокровища Калашникова - обстукивала все стены квартиры и даже знала, где были "пустоты". Скорее всего, в этих пустотах и было пусто. Но, кто знает?..

  Когда мне исполнилось три годика, дедушка и бабушка, наконец, съехали от нас - они построили двухкомнатный кооператив и теперь жили далеко - в Купчинском районе, на улице Софийская. Так как у нас в квартире не было ни душа, ни ванной, мы ходили мыться в баню. Но теперь мы иногда ездили к бабушке и дедушке на метро и на автобусе, и я там мог принять ванну. Это был настоящий праздник - поплюхаться в теплой воде с мыльницами-корабликами и пробками-солдатиками.

  Между тем, жизнь шла своим чередом.

  Я подрастал, родители работали, Николашка пил и буянил.

  Чтобы я не очень мешал, мама меня отводила к Рахели Исаковне. Старушка меня очень полюбила и с удовольствием проводила со мной время, читая мне сказки и рассказывая разные занимательные истории. После, когда я стал старше, эти сказки ей рассказывал уже я: переработав полученную информацию, я сам начал сочинять. Это была бесконечная история про Женьку (меня), Бимку (мою вымышленную собаку) и Дюймовочку, а также злобных "апиратов" (пиратов) с которыми Женька, Бимка и Дюймовочка сражались.

  Мое повествование длилось часами. Мы сидели на диване в комнате соседки, я увлеченно рассказывал свою эпопею, а старушка под звук моего голоса медленно засыпала. Когда она начинала "клевать носом", я толкал ее в бок локтем и кричал:

  - Исаковна, не спи!

  Она просыпалась, и "пытка" Дюймовочкой продолжалась...

  Кода терпение старушки иссякало, она шла на кухню, где моя мама готовила обед, и говорила жалобным голосом:

  - Евочка, дорогая! Я очень люблю вашего Женечку! Он очень хороший мальчик! Но, ради Бога, уложите его спать!

  Тогда моя мама приходила за мной и говорила:

  - На сегодня все! Пора спать!

  Я прекращал повествование (на самом интересном месте!) и безропотно шел в постель. Я был послушным ребенком.

  У Рахели Исаковны в комнате был старинный белый камин, а на нем - не менее старинные каминные часы, доставшиеся ей по наследству от отца. В двадцатые годы, сразу после Октябрьской революции, ее отец работал главным инженером Путиловского завода. Он был высокообразованным человеком, прекрасным инженером, настоящим специалистом, которые ценились тогда на вес золота. Так как в двадцатые годы в России была гиперинфляция, то деньги ничего не стоили. Поэтому зарплату на заводе выдавали вещами. Вот отец Рахели, Исак Абрамович Розенберг за отличную работу на благо Советской Власти и народа получил подарок от завода - эти часы. Часы, видимо, были конфискованы большевиками у кого-то из "буржуев" и теперь нашли себе нового хозяина в лице советского еврея-интеллигента. Часы были большие, тяжелые. Сделанные из литой бронзы, они изображали скульптуру богини истории Клио, которая возлежала на кушетке, опершись о большую тумбу, и читала книгу. На тумбе стояла еще стопка бронзовых книг, а внутри тумбы, как раз и были сами часы - эмалированный белый циферблат с синими римскими цифрами и резными бронзовыми стрелками - часовой и минутной. Разумеется, часы были механическими, с пружинами, шестеренками и маятником, но весь механизм был спрятан внутри. Чтобы для маятника было место, часы устанавливались на подставку из горного малахита. Во время войны они тоже стояли на каминной полке. Однажды, во время налета фашистской авиации, в соседний дом попала авиабомба. Наш дом тряхнуло, и часы с полки упали на пол. Малахитовая подставка разбилась на куски, а часы сломались. После войны, сестра Рахели Исаковны отдала ювелиру обломки малахита, и он из них сделал для нее украшения - ожерелье, сережки и кольца. Часы не работали.

  Когда на Синопскую въехали Добрушины, Рахель Исаковна рассказала им о часах. Так как дед Арон был "мастер-золотые-руки", он взялся починить ее часы. И починил их! Причем, не взял за свою работу ни копейки. Он сделал деревянную подставку, вместо малахитовой, выкрасил ее в черный цвет и покрыл лаком. Так старинные часы обрели новую жизнь. Раз в неделю Исаковна заводила их латунным ключом, и они шли, каждые полчаса отмечая серебряным звоном своих колокольчиков. Звон был такой тихий и нежный, как будто эти часы сюда попали прямо из сказки...

  Я много времени проводил в гостях у старушки. Фактически, она была мне третьей бабушкой, а я для нее единственным внуком, хоть и не родным, но от этого не менее любимым.

  Когда мне исполнилось семь лет, родители отправили меня на Украину, к моим бабушке и дедушке со стороны матери. Второй класс я закончил в Черновцах. Когда я вернулся домой в Ленинград, я узнал, что Рахель Исаковна умерла. Она умерла как праведница, во сне, с улыбкой на устах, в возрасте 87-и лет.