– О, не спорьте. Уверяю вас, таких красивых глаз…
– Нет, я здесь не хозяйка. Хозяйки – миссис Мерл и ее сестра Артемисия.
Он сунул руку в карман и небрежно прислонился плечом к лиловой каменной стене у самой таблички с выгравированными буквами «Пансион Джибуле». Еще выше подняв голову – пришлось, – она хотела вновь отбросить непослушную прядь – которая, однако, смирно лежала там, куда ее убрали, за левым ухом, – и, не найдя ее, просто погладила щеку.
– Уютный пансион, процветающий и, держу пари, с хорошим столом? – продолжал он шутливо. – Это я удачно попал.
Собачонка принюхивалась к складкам серого передника. У нее было пятнышко под глазом, как в кино, где все собаки игривы и добры. Девушка еще сильнее вытянула шею. Молодой человек был очень высокого роста.
– Здесь жилье предоставляется только женщинам. Мужчины не допускаются.
– О, я живу в Нью-Йорке! – весело отозвался он. – И вовсе не ищу комнату. Зато…
Он положил чемодан плашмя и, щелкнув замками, поднял крышку. Внутри лежали в ряд ножи – острые и закругленные, короткие и длинные, все до блеска начищенные.
– Так как вас зовут, красавица? – поспешно спросил он, упреждая предсказуемый отказ.
– Черити, но…
– Черити?.. Не может быть! У меня есть сестренка в Милуоки, ее зовут как вас, Черити.
Собачонка завертелась на месте, тоже радуясь такому совпадению.
– Милуоки?.. – Лицо Черити просияло. – Я ведь оттуда. Там живут мои родители. Слушайте, это правда? Вы из Милуоки?
– А как же! Вы наверняка знали миссис Трампас, воспитательницу в детском саду. Она еще носила красную шляпку.
Девушка задумалась, вопрошая взглядом туман, окутавший голубоватым шарфом лысые клены на 78-й улице. Брови ее нахмурились так сильно, что сошлись на переносице.
– …Миссис Трампас, вы сказали?
– Она переехала в Амарилло, когда я пошел в школу. Вы, наверно, ходили в сад много позже, вы такая молоденькая… Сколько вам лет, Черити?
В его золотистых глазах плясали шаловливые искорки. Завиток на лбу весело подпрыгивал от смеха. А уши у него были маленькие, вправду прелесть. И молодой, лет двадцати, не старше.
– Скоро восемнадцать, – сказала она и еще дважды моргнула.
Она немного преувеличила. Ей только что исполнилось семнадцать.
– А, ну вот, понятно! Красивая она была, миссис Трампас, но вы гораздо красивее, Черити.
Он повторял ее имя, как будто щекотал живот котенка, ласково и лукаво.
– Вы всё это продаете? – спросила она чуть дрогнувшим голосом, указав на приоткрытый чемодан.
– Туго, – вздохнул он с веселым фатализмом. – Моя бедная матушка одна растит маленькую Черити, я учился на бухгалтера, но пришлось бросить и стать коммивояжером. О, я не отчаиваюсь, когда-нибудь обязательно закончу учебу. А пока…
– Вы мужественный человек, сэр…
– Гэвин Эшли. Эшли, как в «Унесенных ветром». Таким красивым девушкам, как вы, – добавил он, облокотившись о стену, так близко, что рукав его куртки коснулся ее руки, – разрешается звать меня просто Гэвином.
Кончиком указательного пальца он дотронулся до ее подбородка и отстранился, как будто нехотя, чтобы взгромоздить открытый чемодан на стойку перил.
– Эта сталь выдерживает самые сильные моющие средства, ножи не тупятся с пожизненной гарантией. На всю жизнь, представляете? А этими лезвиями можно резать даже густейший немецкий акцент.
Девушка рассмеялась.
– Или такой туман, как сегодня? – поддержала она шутку.
Он тоже рассмеялся журчащим, теплым смехом.
– А вы еще и с юмором, Черити. Да уж, туман так туман. А ведь еще вчера был чудесный денек для конца января.
Она потерла руки о бедра, повернула, снова потерла тыльной стороной.
– Мне очень жаль, честное слово. Я бы с удовольствием купила у вас несколько ножей… Но я же вам сказала, я не хозяйка пансиона, не я решаю, что здесь делать и что покупать.
– Что ж, – весело отозвался он, – зато мы с вами познакомились, значит, день не пропал зря. Может быть, с вашими соседями мне повезет больше… Вы их знаете?
Он закрыл чемодан. Черити не хотелось, чтобы он уходил, не так скоро.
– Отлично знаю. Здесь живет мистер Беззеридес с дочерью Дидо. Их только двое, имейте в виду, вряд ли им нужно так много приборов.
– Надо полагать, – улыбнулся молодой человек. – Ваш пансион, конечно, был бы для меня прибыльнее. Их двое, говорите?..
Его пальцы поглаживали замки чемодана и всё медлили их закрыть. Кажется, ему тоже хотелось здесь задержаться.
– Минутку, – решилась девушка. – Я позову миссис Мерл. Как знать?
Она скрылась за дверью.
Молодой человек сделал знак собачонке, и та послушно села. Оставив чемодан открытым, Гэвин Эшли спрыгнул со ступенек крыльца и пропал в тумане, стелившемся по улице надменными клубами целого конгресса банкиров в Гаване.
Сквозь ограду он быстрым взглядом окинул соседний садик, всмотрелся в эркерное окно. После чего в новом пируэте кошачьим прыжком взлетел на крыльцо, как раз когда появилась Черити вместе с дамой преклонных лет.
– Гэвин Эшли, – представился он, как будто так и ждал их не сходя с места, и шутливым жестом приподнял шляпу.
– Селеста Мерл, – ответила дама, оценив безупречный костюм и учтивые манеры. – Боюсь, нам, к сожалению, не нужны столовые приборы, ни сейчас, ни в обозримом будущем. Все наши в прекрасном состоянии.
– Ничего не поделаешь! – сказал молодой человек, приняв удар с улыбкой – в ней, правда, чуть сквозила грусть, но улыбка эта не собиралась сдаваться, сколько бы ни осталось еще дверей, в которые придется постучать. – Две приятные встречи – это тоже кое-что.
– Вы очень любезны. Удачи вам, – сказала миссис Мерл, скрываясь в доме.
Скорбно поджав губки и еле передвигая ноги, Черити с неохотой последовала за хозяйкой.
Стоя перед закрытой дверью, молодой человек погладил по голове собачонку и засвистел мотив, похожий отчасти на Lulu’s Back in Town, отчасти на Easy to Love. Он закрыл чемодан – очень медленно, – окинул взглядом задыхавшуюся в тумане улицу и спустился – еще медленнее – с семи ступенек крыльца.
Прислушался к тихому скрипу открывающейся двери. Сосчитал до пяти и только тогда повернулся на сто восемьдесят градусов.
Она смотрела на него. В два прыжка он взлетел на крыльцо, оставив чемодан на тротуаре, и оказался вплотную к ней.
Черити заколола волосы, но сделала это в спешке, и новый вихор торчал, круто завиваясь, сбоку. Она сняла передник, под которым оказалась юбка с набивным рисунком из гортензий. Придерживая за спиной почти закрытую дверь, чтобы изнутри ничего не было слышно, она проговорила быстро и очень тихо:
– Ничего не вышло. А ведь я сказала ей, что у многих наших ножей погнулись ручки, но…
– Красота, чувство юмора… и доброе сердце, – прошептал он. – Вам очень идет эта юбка… эти цветы.
– Я… я хожу на курсы кройки и шитья, по четвергам. Уже много чему научилась. Я ведь как вы… Когда-нибудь я стану частной портнихой, буду шить на заказ. Никакой больше хозяйки, никакого начальства, и я куплю у вас целую кучу ножей, – заключила она с дерзким смешком, которого сама испугалась.
– Мир будет наш, надо только продержаться, верно? Чудесная, мужественная Черити. Я вас не забуду.
Он в последний раз приложил пальцы к полям шляпы, казалось, с нежностью. И прошептал:
– Прощайте.
– Как его зовут? – поспешно спросила она, чтобы не дать ему уйти.
Он молча коснулся большим пальцем ее невольно вздернутого подбородка.
– Вашего песика, – пояснила она с видом человека, пытающегося догнать автобус, который вот-вот скроется за углом. – Как вы его зовете?
– А, Топпер. Как призрака Топпера в том фильме с Кэри Грантом.
Он спустился с крыльца всё так же плавно и бесшумно, манерой напоминая туман. Туман, в котором, подхватив чемодан, молодой человек вскоре скрылся вместе с собачонкой, носившей имя призрака.
* * *
В кухне Черити заступила на свой пост у раковины, полной грязной посуды. Полшага в сторону… Она наклонилась, чтобы рассмотреть свое отражение в застекленной двери в сад. Увидела она себя под углом 30 градусов и не очень четко, но всё же достаточно, чтобы с ужасом обнаружить торчащий клок волос. Что он мог подумать о ней, он, этот красавец, продавец ножей? О боже мой, ему было над чем посмеяться.
