Последующая сцена едва ли может вызвать умиление: «николаиты» грязно оскорбляли седовласого старца, толкали его, рвали за бороду, называли «вором», «распутником», «соблазнителем чужой жены» – термины, применяемые традиционно к лицам, незаконно занявшим епископскую кафедру. Один из подручных Мистика, некто Иоанн Манолимит, великан и силач, так ударил по лицу старого архиерея, что у того выпали два передних зуба, а сам он лишился сознания205. Его дом сожгли, а парализованная дочь патриарха, оставшаяся после ссылки отца совершенно одинокой, была вынуждена жить подаянием206. Приверженцы несчастного Евфимия были лишены своих кафедр, которые тотчас заняли ставленники Мистика.

Как говорят, патриарх Николай дошел до такой степени ярости, что едва не анафематствовал Евфимия, его сторонников и вообще всех священников, рукоположенных опальным архиереем. Однако его остановила твердая позиция уважаемого всеми митрополита Арефа, который заявил Мистику: «Я не так великодушен, как патриарх Евфимий. Да будет тебе известно, что ни я, ни мои епископы не считаем и не именуем тебя патриархом, и никто из нас не станет служить с тобой, потому что ты сначала привел в смятение Церковь, а затем трижды представлял писанные твоей рукой отречения. Какими же ты воспользовался правилами и втерся в Церковь? Кто приготовил тебе вход в Церковь?» Как ни велика была административная сила Николая, но он не отважился открыто воевать с митрополитом Арефой и немного поутих207.

Затем настала очередь покойного императора Льва Мудрого, тень которого не давала патриарху покоя. Восстановив свое главенство в Восточной церкви, он решил укрепить позиции Константинопольской кафедры на Западе, написав письмо в высокомерно-уничижительном тоне Римскому папе Анастасию III (911—913), в котором вновь возвратился к теме четвертого брака царя. В своем обширном послании патриарх изложил все обстоятельства дела, сетовал на недостойное поведение умершего императора и… римских легатов («остроумная» попытка примирить обе Церкви) и громил доводы своих противников.

В заключение столичный архиерей посоветовал папе проверить донесения и поступки римских послов, бывших на Соборе 907 г., и отменить «соблазнительные» распоряжения Апостольской кафедры по этому поводу. «Вы это сделаете, – подытоживает он, – если уничтожите, как ошибочное, и предадите осуждению то, что случилось и внесло в Церковь причину соблазна, а вас подвело под порицание. Император, волей Божьей, кончил жизнь и успел избежать осуждения и отлучения. Ваш предшественник также оставил настоящую жизнь и воздаст слово о своем управлении Первому и Великому Архиерею. Но предайте должному осуждению остающихся пока в живых лиц. И, узнав во всей истине дело, восстановите свою древнюю славу!»208

Иными словами, патриарх фактически приказывал папе признать ошибки латинской практики и решений, реципированных апостоликом, а иначе – в устах патриарха зазвучала неприкрытая угроза – он сам не избежит осуждения наравне с «евфимитами». Небезынтересно и желание патриарха осудить «оставшихся в живых». Как нетрудно догадаться, речь шла об императрице Зое, «блуднице и женщине, замешанной в грязной связи, дозволенной скоту и позорной для человека», и Константине Порфирородном, плоде этого «блуда»209.

Конечно, понтифик попросту не ответил на это хамское, с его точки зрения, послание, и его можно понять. Евфимий уже был низложен, никто из официальных лиц других патриархий не ставил под сомнение легитимность вторичного избрания Николая Константинопольским патриархом. Никаких канонических противоположений для четвертого брака Рим не усматривал ранее, не видел и сейчас. В чем же дело? В чем же была угроза и какие опасности таились в нынешнем положении дел?! И какова цель всего «демарша»? Очевидно, только в том, чтобы лишить Константина Порфирородного прав на престол? Но ведь это не более чем потакание собственному тщеславию, попытка присвоить себе право определять личность конкретного императора и его преемника. На такое даже сильные характером Римские епископы решались далеко не всегда, а только в качестве противодействия в случаях, когда их кафедре и прерогативам угрожали серьезные неприятности. Однако в данном случае Николаю Мистику не грозило ничего – почему же такая категоричность и откуда такая дерзость? Тем более что ради достижения собственных целей он был готов не только порвать не очень прочные и не самые дружественные связи с Западной церковью, но и объявить ее предстоятелю, Римскому папе, открытую войну, угрожая осуждением.

Правда, Анастасию III не пришлось продолжить заочной дискуссии, поскольку в 913 г. он скончался. Но последовательный во всем, что касалось его интересов, Николай Мистик направил очередное послание новому Римскому епископу Иоанну X (914—928). В откровенно раздраженном тоне столичный архиерей напоминал понтифику, что уже не раз просил прислать в Константинополь папских послов, могущих устранить соблазн, получивший начало вследствие неправомерных действий прежних римских легатов (!). Прошло почти 9 лет, напоминал он папе, а его просьба не удовлетворена. Поэтому Мистик настоятельно предлагал апостолику вернуться к данному вопросу и отменить ранее данное разрешение Льву Мудрому на четвертый брак210.

Его упорство, достойное лучшего применения, станет вполне понятным, если мы учтем, что слабая как политического деятеля, фигура императора Александра и его бурный образ жизни не оставляли сомнений в кратковременности текущего царства. А тогда, при малолетнем Константине Порфирородном, соборно (в мечтах папы) признанным незаконнорожденным бастардом, и слабой царице Зое Карбоносине, лично патриарх единственно мог указать того, кого он же и венчает на царство. Это должно стать вершиной величия Константинопольской церкви и ее главы! Нет сомнений – с Римом или без него, но Мистик добился бы успеха, если бы не одно печальное для него обстоятельство, заметно усложнившее патриаршие планы.

К несчастью для Николая, царствование Александра продлилось менее, чем нужно было для реализации патриарших мечтаний. Царь никогда не отказывался от общения с легкими женщинами и, вероятно, заболел постыдной болезнью после встречи с одной из них, хотя до поры до времени болезнь не давала о себе знать. Но однажды в летний знойный полдень он отправился поиграть в мяч на улицу, и во время игры болезнь неожиданно сковала его тело. Домой Александр вернулся весь в крови, истекающей из носа и детородного члена, и уже 6 июля 913 г. скончался. Его похоронили в царской гробнице рядом с отцом211.

События на берегах Босфора и бьющая в глаза резкость тона столичного патриарха станут для нас более понятными, если мы бросим взгляд на состояние дел, царившее на Западе. Расколовшаяся на части Западная Римская империя, где некоторое время единственной централизованной силой являлась Римская церковь, недолго находилась под властью пап, венчавших тех или иных претендентов императорским венцом по своему выбору и усмотрению. В скором времени внешнеполитическая ситуация в Италии и в целом на Западе серьезно осложнилась.

Помимо сарацин, всерьез угрожавших Италии и самому Риму, Запад активно донимали норманны. Первое известие о них относится к 787 г., когда эти дети северных морей вторглись в Англию. Через 70 лет они совершили нападение уже на Францию и дошли до Тулузы, опустошив на обратном пути Испанию. В 845 г. норманны осадили Париж, и король Западно-Франкского государства Карл II Лысый (843—877) откупился от них за 7 тысяч фунтов серебра. В 856 г. нападение повторилось, и на этот раз викинги (другое название норманнов) сожгли город.

С этого злосчастного года норманны начали наступать все более решительно и последовательно. Объектами их разбойных нападений стали Шартр, Эвре, Байе, Бове, Анжер, Тур, Нуайон, Амьен, Орлеан, Лимонж и множество крупных аббатств. Дошло до того, что норманны решились на святотатство: в воскресный день в праздник св. Иоанна в Нантском соборе во время богослужения они напали на молящихся христиан и епископа, причем священнослужители были умерщвлены ими в алтаре. Впрочем, в глазах викингов это не квалифицировалось как святотатство, поскольку в то время они еще являлись язычниками.