Матвей где стоял на входе, там и уронил челюсть, со стуком шлепнувшуюся на кафель. Кто бы мог подумать, что радужная девочка-хиппи умеет быть настолько сексуальной???

Небо поменяло свой окрас,

Да и в окнах свет погас.

Кофе стынет неспеша,

Не к нему сейчас лежит душа,

– разносилось по залу мелодичным голоском, завораживающий многолюдный зал.

– Слюной щас всё закапаешь, – Дина помогла брату прикрыть так и не закрывшийся рот. – И ты тоже, – это уже было обращено к Тимуру, который хоть варежку и не разевал, но практически пожирал без гарнира миниатюрную фигурку.

Как и большая часть посетителей мужского пола. А в пятницу таких хватало. Шумные компании на время забыли о тостах и неоконченных беседах, так и не выпив вскинутые стопки. Что-то подсказывало Дине, что многие приходили сюда исключительно ради красотки на сцене.

Кудряшка увлекла своих заторможенных парней за ближайший пустой столик. А то толкались на входе, как бараны. Впрочем, Пелька их не заметила. Она находилась сейчас на собственной волне, полностью погруженная в стихи. Явного собственного сочинения. Нельзя с таким проникновением зачитывать чужое. Подобные вещи шли исключительно от души.

Песня закончилась. Ресторан потонул в аплодисментах. Один из столиков, за которым сидело четыре широкоплечих парня, словно братья из ларца одинаково одетые в чёрные худи, заливисто засвистел в пальцы. Нелли отмахнулась им с милой улыбкой. Судя по всему, со многими здешними она была хорошо знакома.

– Ты красотка! – крикнули с другого столика.

– Оценила и приняла к сведению, – поблагодарила она, изображая большим и указательным пальцем «окей».

– Выходи за меня! – крикнул подвыпивший мужик с другого.

– Обсудим это как-нибудь в другой раз.

– Ну пожалуйста. Ты обещала!

– Э, нет! – строго пригрозила Нелли. – Я такими обещаниями не разбрасываюсь.

– Ну хоть свидание.

– Думаю, лучше не стоит, – видимо, к подобным беседам она привыкла, потому что не акцентировала на пустой лести внимания, умело лавируя и одаривая вниманием каждого. Прирождённая артистка.

– Добрый вечер. Что будете заказывать? – к столику, куда уселась рок-группа, подошла молоденькая официантка в тёмном фартучке.

– Три капучино, – за всех ответила Дина.

– И пиво. Тёмное. Не разливное. Просто в стекле, – добавил Матвей, даже не удостоив вниманием девушку, которая, судя по расширившимся зрачкам, узнала звёзд. Он был целиком и полностью поглощён Пылаевой, которую за эту неделю словно увидел в первый раз.

– Итак, что ещё мне спеть? Есть пожелания? – тем временем советовалась со слушателями Пелька. Её сияющая улыбка казалась такой искренней, однако глаза не горели. Дина права: через напускное веселье проступала грусть. Даже не грусть… усталость. От себя, от жизни, от всего.

Начали накидываться варианты. Ясно. Нелли чередовала: своё с заготовленным заранее репертуаром из хорошо известных треков, под которые несложно подпевать. И под которые лихо плясалось. Что это? Стеснение? Попытка замаскировать личное среди общего? Бондарев не понаслышке знал, как с непривычки неловко делиться тем, что должно принадлежать только тебе. Тут работает и страх оказаться осмеянным, и боязнь напортачить, и много чего ещё. Это потом уже втягиваешься, однако первые попытки… самые интимные. Однако Пылаева отлично справлялась, тут не поспоришь.

Где-то следующие полчаса всё продолжалось в таком миксованном режиме. Отдыхающие, устав сидеть, принялись покорять танцпол, изображая брачные игры древних племён. Звенели бокалы, разливая шампанское на недоеденные салаты. Выкрикивались поздравления, у нескольких столиков сегодня отмечались праздники. От мерцающего под потолком диско шара (и нафига он тут?) то и дело отскакивал громкий смех.

В какой-то момент Нелли покинула сцену, пообещав, что скоро вернётся. Перерыв, сменившийся обычной танцевальной музыкой из плейлиста ди-джея, тянулся невыносимо долго. Матвей допивал уже вторую бутылку, от скуки высыпав соль на скатерть и рисуя по ней понятные только ему узоры зубочисткой. Если бы не Пелька, он бы ушёл. Такие возрастные посиделки, где один шатающийся придерживал другого такого же шатающегося, а чья-то жена орала на мужа за то, что тот залил вином её платье, были для него пока за гранью понимания. Видимо, не дорос.

Томительная пауза, наконец, закончилась. Певица вернулась к зрителям. Однако торжественная часть, по всей видимости, закончилась. Переодевшаяся она уже больше походила на себя: ярко-жёлтая футболка, разодранная на животе хитрыми умами производителя, и высокая танкетка того же цвета придавали Пылаевой привычный облик девочки-радуги. Хотя всё равно было видно, что краски старались приглушить потёртыми чёрными джинсами.

Заиграла негромкая музыка, медленно нарастающая и укутывающая в кокон подуставших отдыхающих. А затем вдруг зал взорвала гитарная обработка. Уснувшие в тарелках повскакивали, у других напитки разлились от неожиданности в дрогнувших руках:

Матвей, как раз отпивающий из горла, подавился, заливая джинсовку и футболку пивом. Вот это да. А как же душевная лирика, что встречала их на входе?

Откровенность стихов зашкаливала. Каждая строчка, каждая буква словно кричала – ну пожалуйста, дайте сказать, мне необходимо выговориться!