Она все еще молчит. Джейме в отчаянии хватается за то, что осталось от пламени, жившего в ней еще совсем недавно.

— Прошу, скажи что-нибудь…

— Я думала… думала, что ты умер, — всхлипывает девушка в ответ на все его слова. А он словно сердце свое вырвал из груди и сейчас пытается вложить его в эти дрожащие руки. И он молит Семерых о том, чтобы Бриенна приняла его, чтобы взглянула на него своими заплаканными, но все еще прекрасными глазами.

Она всхлипывает и словно на ватных ногах доходит до кровати, устало на нее опускаясь. Ее плечи дрожат под тонкой тканью рубашки, и Джейме не решается ничего сказать. Господи, как же это страшно — смотреть, что девушка, перевернувшая его жизнь с ног на голову, заставившая осознать, что он способен на чистую, искреннюю любовь, лишенную эгоизма и похоти, сейчас рыдает в отчаянии. И все это — результат его жестоких слов, результат его роковых ошибок и желания не сжечь тогда, когда пытался согреть. Результат тех слов, которыми Ланнистер пытался спасти эту чистейшую невинность от своих грязных, омерзительных рук.

Но сделал лишь хуже, лишь сжег ее дотла и пепел развеялся по ветру. И ему ужасно, просто ужасно жаль.

— Я тоже, — вновь подает голос мужчина, опускаясь на кровать рядом с Бриенной. Глушит в себе желание прижать ее к своей груди так крепко, как только может, чтобы больше не отпускать и тонуть лишь в ней. — Знаешь, даже сквозь чертов дым небо было слишком ярким. И прекрасным, — как твои глаза, хочет добавить, но вовремя пресекает это желание. — И я… я осознал, что у меня была причина бороться. И будь я мерзавцем, последним ублюдком во всех Семи Королевствах, ужасным человеком, смерти которого ты желаешь всем сердцем, но я не мог позволить себе умереть.

— Я никогда не желала твоей смерти, — шоком становится то, что девушка вдруг поднимает на него мокрые от слез глаза, а с дрожащих ресниц все еще слетают горячие капли. Но она смотрит на него — не сквозь — и кажется, что это порождает в нем надежду.

— А стоило бы, — Джейме горько усмехается. — Но подыхая на полу этого гребаного замка, мне никогда не хотелось жить настолько сильно. И ты… ты — причина, — не отдавая отчета своим действиям, он обхватывает лицо девушки здоровой рукой, придвигаясь ближе. Удивительно, но Бриенна даже не пытается отодвинуться, лишь завороженно смотрит на него, не в силах вымолвить ни слова. — И я люблю тебя. Слышишь? Люблю! Чертовски сильно. И ты нужна мне… — под конец он уже переходит на шепот, когда горло пересыхает и грудную клетку все еще сдавливает стальными тисками. — И я не знаю, имею ли право молить о прощении, но ты нужна мне, Бриенна.

— Джейме… — его имя растворяется в тишине, его имя, сказанное тем самым голосом, с теми самыми теплыми лучами, и словно с толикой той нежности, которой эта невероятная девушка смогла его окружить за все то время, проведенное с ней.

И тогда Ланнистер просто срывается, не в силах больше выдерживать это кошмарное, пугающее ожидание, которое разрывает его на куски. Он рывком придвигается ближе и тянется к самым желанным губам — пусть обветренным, сухим, и горько-соленым от ее слез, но нужным сильнее кислорода и пьянящим похлеще дорнийского. А поцелуй — смазанный, неуверенный, будто он вновь превращается в шестнадцатилетнего мальчишку, который не знает, куда девать свои порочные чувства. И в то же время это прикосновение губ — нежнее шелка, но пробирает до костей, разливается теплом по венам. Джейме удивлен лишь тем, что девушка не сопротивляется, а, кажется, лишь расслабляется рядом с ним. И пальцы здоровой руки пробегают по удивительно-мягким волосам, после опускаясь на горящую огнем щеку.

Отстраниться и взглянуть ей в глаза кажется едва ли возможным, и Джейме это дается огромными усилиями, но во мраке комнаты он вновь разглядывает любимое лицо.

— Мне нет прощения… знаю, — сбивчиво шепчет мужчина. Понимает, что сказал не все, и опасается, что это хрупкое мгновение может в секунды обратиться прахом. — И ты вольна меня прогнать, и я уйду… но я хочу чтобы ты знала — мне ужасно, просто безумно жаль. За каждое слово, за твою боль, за все пролитые слезы. И я готов повторять это вновь и вновь. Но Семеро, женщина, я за столько лет впервые почувствовал себя живым. И сейчас меня убивает вина от того, что я сотворил. И я… я не знаю, что делать…

Он закрывает глаза, и тяжело дышит, все еще прикасаясь пальцами к щеке Бриенны, и удивляется, что она его не отталкивает. И он выжидает слов как приговора, как вердикта, который, как кажется Ланнистеру, просто разобьет его на куски. Он все еще боится.

Но по венам вместо отчаяния разливается нежное тепло, когда ее хриплое, но самое нужное «не уходи» срывается с припухших губ и растворяется в новом поцелуе.

Кажется, однажды Джейме сказал ей, что люди не выбирают, кого любить.

Кажется, у него наконец-то появилось право выбора.