========== (…) ==========
Он все еще не может понять, как так вышло.
Но наблюдая за собственными похоронами, мужчина горько ухмыляется. Кажется, в этом даже есть символизм, думается Джейме, который понимает, что золотой лев навсегда остался в горящем Красном Замке, там, откуда он бежал, желая лишь выжить.
Он впивается взглядом в импровизированные алтари, под покрывалами которых покоятся тела, окруженные благовониями. Ланнистер кривится — там ничего не осталось, разве что пепел, а расплавленное золото его протеза от пола было не отодрать, как и не разобрать, кому принадлежали обгорелые останки двоих. Тирион хотел похоронить брата и сестру в соответствии с традициями, ведь какими бы ужасными людьми оба ни были, их связывали кровные узы, и какой-никакой, но семьей они были. Искалеченной, перековерканной в любом из пониманий, но все же семьей.
Он многое повидал в этой жизни, но прибывший в Винтерфелл почти что тайно, скрытый под капюшоном, едва ли кем-то замеченный на фоне ликований о смерти Серсеи Ланнистер, Джейме никак не ожидал очутиться на своих же собственных похоронах. И лишь вопрос — зачем, зачем? Тогда, когда он признан предателем, сбежавшим, поджав хвост, в Королевскую Гавань. Тогда, когда его сестру мечтала прирезать большая половина Семи Королевств. И знать бы только, почему они все решили, что Джейме Ланнистер погиб, когда на деле сражался за свою никчемную жизнь и бежал из клетки красных стен. И он просто не понимает, как дошел до того, чтобы считаться мертвым и не кричать о том, что он, по-сути, жив. Относительно жив. Внешне, разве что.
А внутри — выгоревший, израненный, и едва ли не мертвый. Внутри — пустота, такая же, как и под покрывалами алтарей.
Джейме стоит поодаль, из-под капюшона наблюдает за темнотой помещения, ищет знакомые лица и кривится от омерзительного запаха благовоний, бьющего в нос даже с приличного расстояния. Он наблюдает за братом, стоящим рядом с алтарями, за Леди Сансой Старк с абсолютно безэмоциональным выражением лица, за людьми, знавшими его. И переводит взгляд на высокую фигуру — Джейме с грустью думает о том, что раньше она всегда держала спину ровно, и никогда не сутулилась так сильно, никогда настолько низко не опускала головы. В подреберных не то, что свербит, ему будто медленно кости внутри переламывают, и наматывают на пальцы вены и сухожилия. Боль соответствующая от осознания того, что переступив через свои страдания и ненависть к нему — человеку без чести — она пришла с ним проститься.
Джейме видит ее разбитой, сломленной, но держащей маску железного спокойствия, которая закрывает Бриенну Тарт от каждого, но только не от него, кто, к сожалению, поломанной ее уже видел.
У мужчины перед глазами до сих пор стены Красного Замка, все в трещинах, что дрожали и падали. Сжимая в руках еще теплое тело сестры, смотря на мир, что падал к ногам обломками стен и потолка, Джейме заглядывал смерти в глаза. Смотрел и знал, что уйдет вот так — дрожащей рукой очерчивая острые скулы Серсеи, осознавая, что он закончил этот кошмар и впервые в жизни поступил правильно, и что он умрет с мыслью об этом. Но сердце было неспокойно, оно ломало стуком грудную клетку мужчины и в подреберных оставалась лишь острая боль.
И ирония состояла лишь в том, как ярко сапфировое небо светилось сквозь дым и огонь, как близко — и так же недосягаемо. Такое голубое, будто живое, в котором Ланнистер видел тот самый блеск тех самых глаз — тех, что в последний раз были наполнены слезами и самым глубоким отчаянием. Он, едва живой, наблюдал за тем, как все вокруг рушится, как все сломанное обращается пылью и как путь назад — тонкий мост — падает в бездну. И когда думалось, будто долг выполнен и он может умереть, прижимая к груди свою кровь и ту, что, казалось бы, он так любил, Джейме вдруг пришел к осознанию, что было что-то еще.
Что-то слишком важное, недосказанное и недописанное на половине предложения, и все еще горящее где-то в груди диким огнем.
О стены сознания билась клятва, билось то обещание, данное самому себе — не сломать ее, пусть Ланнистер и знал, что все и так перебито на части каждым словом, каждой ложью, каждой стрелой, пронзившей сердце, наверное, единственного человека во всех Семи Королевствах, действительно его любившего.
И ради нее стоило попытаться, стоило подняться на ноги, превозмогая боль, и осторожно положить бездыханное тело сестры на пол — чтобы задыхаясь от дыма и не видя дороги от темноты в глазах отступать, бежать, сражаться за то, что все еще живо.
У него была причина жить.
Он не знает, как так вышло, не знает, каким образом не заметил протеза, что остался лежать на полу, и кто был тем стражником, что оставался рядом с Серсеей тогда, когда драконье пламя охватило замок. Он и не хотел знать, все это было неважно, бессмысленно тогда, когда сестра умерла от его рук, когда он убил ее и их нерожденное дитя, но разве был другой выход? Впервые в жизни Джейме Ланнистер решил поступить правильно. Потому что задыхаясь дымом и ища выход из этой клетки красных стен, он думал лишь о том, что обязан выжить, обязан вернуться, обязан доказать, что он не чертов предатель, каким его должно быть считают.
После окончания торжества, каким событие должно выглядеть не только в глазах северян, да и большей части Семи Королевств, когда во мрачном помещении остаются стоять разве что Тирион с Леди Сансой, Джейме глазами выискивает высокую фигуру. Он нервно натягивает на голову капюшон так, чтобы лицо было закрыто, и чтобы никто не признал в нем небезызвестного Цареубийцу. Его тело так и не нашли, так и не поняли, что случилось, насколько Ланнистер смог расслышать из разговоров подвыпивших рыцарей и людей вокруг. Уже песни начали слагать о том, как Цареубийца погиб, обнимая свою Королеву. А может то, как он перерезал ей глотку перед этим, и не смог сбежать. И никто никогда не узнает, как дрожали его руки, когда Серсея задыхалась и хваталась тонкими пальцами за его предплечье, пытаясь выдавить из себя слова. Никто никогда не расскажет о том, как Джейме был готов принять смерть с распростертыми объятиями, ведь умер бы так, как они с его золотой сестрой об этом мечтали.
И не смог. Начал хвататься за жизнь как никогда прежде, поднялся на ноги и бежал, не оборачиваясь, пока адреналин разливался реками по венам. А в Винтерфелле люди говорят, подвыпившие и с заметным облегчением от того, что Серсея погибла вместе с любимым братцем, что все, наконец, кончено с Ланнистерами и их правлением.
Джейме трясет головой — потом будет об этом думать, все осталось в прошлом, в разрушенных красных стенах.
Вместо этого мужчина осторожно ступает по пятам Тартской Девы, что скрывается в таверне, все еще сутулая и с опущенной головой. Выждав немного у дверей, он входит внутрь, едва ли замеченный на фоне шума и ликований северян, распивающих вино и эль за большими столами. Джейме стоит поодаль и высматривает знакомую фигуру, и находит ее, сидящей вдали, в полном одиночестве и с кубком в руке. Джейме смотрит и в который раз на языке чувствует всю горечь своей роковой ошибки, осознает, что поступил словно истинный мерзавец, несмотря на ложь, стоявшую за каждым сказанным словом. Откуда Бриенне это знать? Бриенне, руки которой трясутся, губы которой припадают к краям кубка, и глаза которой смотрят в пустоту. В темноте едва ли можно это разглядеть, но Ланнистер просто знает.
Глупая, такая глупая и наивная, она сдерживала горькие слезы на его похоронах тогда, когда должна всем сердцем ненавидеть, должна дышать с облегчением, что к нему — ублюдку, мерзавцу, бесчестному лжецу, что ей воспользовался — вернулась заслуженная карма. Такого мнения должна быть Тартская Дева, именно такого, а она сидит, разбитая и опечаленная, и пьет в одиночестве. Бриенна не умеет пить, не видит в этом смысла, не любит, но сейчас хмельным туманом лечит раны словно обезболивающим. Джейме знает, что она разбита — никогда в жизни эта железная маска не падала с веснушчатого лица, никогда сир Бриенна не показывала своей слабости, будь она в плену, привязанная к дереву, или на арене с медведем, когда по шее девушки стекала кровь из глубоких порезов. И никогда Ланнистер не видел ее сломленной, отчаявшейся — такой, какой издали видит сейчас, и когда ему кажется, будто его органы вырезают без макового молока, когда режут медленно и с садистской ухмылкой, а умереть не дают. Джейме не думал, что будет так больно. Был уверен, что перетерпит, переживет, и что в Королевской Гавани золотого льва ждет смерть, отражающаяся в изумрудных глазах сестры, но у Семерых, видно, на него свои планы.
