Такой великолепной процессии в Италии не видели ни со времён процветания, ни падения Римской империи. В каретах с ярким и богатым убранством ехали дамы, облачённые в малиновые, пурпурные и зелёные наряды из бархата и шёлка, которые, в зависимости от ранга своей хозяйки, были покрыты золотом или серебром. На знатных особах обоих полов поверх одежды были накинуты плащи с шёлковыми капюшонами, расшитыми орнаментами и гротескными фигурами людей и животных, которые предназначались для защиты лица от летнего зноя. Под подбородком эти накидки скреплялись золотыми застёжками с инкрустацией, а их длинные шлейфы почти достигали земли.

Лошади тоже были искусно украшены, а их сёдла и сбрую покрывали длинные попоны с гербами и эмблемами всадников. Поверх блестящих доспехов мужчины надели золотые украшения и сюртуки из разноцветных тканей, причём самой благородной и красивой считалась красно-малиновая материя, подобающая рангу путешественников. Воротник и рукава сюртуков украшали манжеты из горностая, на груди и спине были сделаны вышивки тонкой работы. Плащи и мантии королевской семьи Неаполя были лазурными или фиолетовыми, они были усыпаны жемчугами и украшены золотыми лилиями – символами Анжуйской династии.

Каждого рыцаря сопровождали по крайней мере три оруженосца, чья одежда была из серебряной ткани, отороченной мехами. С гордостью они бряцали серебряными шпорами и украшениями. Один нёс оружие своего хозяина, второй – шлем, укреплённый над седлом, третий вёл боевого коня, покрытого богатыми накидками. Количество и красота ведомых лошадей, которые следовали в кавалькаде герцога Калабрии в его путешествии во Флоренцию, было самой великолепной частью этого зрелища. Здесь же были полторы тысячи мулов, повозки со множеством колокольчиков под крашеными крышами и тяжёлые обозы, везущие продовольствие и багаж неженатых рыцарей и простых воинов, за которыми следовали бесчисленные пехотинцы.

С окрестных полей прибегали крестьяне, чтобы поглазеть на это редкостное зрелище. Они стояли, разинув рты и онемев от изумления. Узнав герцога, люди бросали шапки вверх, выкрикивая слова любви и почтения: они искренне радовались его появлению с войском, так как это сулило мир и безопасность.

Когда герцог прибыл в Сиену, то обнаружил, что она, как и Флоренция, поражена междоусобицами. По просьбе дворян и всех остальных жителей он взял на себя управление их государством сроком на пять лет. На протяжении восемнадцати дней он жил там, разрешая споры граждан и, наконец, оставил город, пообещав вернуться со всеми своими силами, чтобы наказать конфликтующие стороны, не желающие сложить оружие. И одна лишь эта угроза оказалась эффективной для поддержания мира.

31 июля в полдень, чтобы ещё более усилить блеск своей кавалькады под ярким июльским солнцем, герцог Калабрии торжественно прибыл во Флоренцию. Всё его путешествие было отмечено великолепием, но вхождение в этот красивый и богатый город было не менее помпезным. Благородные дамы и рыцари, облачённые в свои самые лучшие одежды и плащи с драгоценными поясами и вышитыми воротниками, сменили шёлковые дорожные капюшоны на жемчуга и короны из золота и драгоценных камней.

Герцог Афинский, которого послали из Неаполя, чтобы подготовить правительство Флоренции к прибытию великого герцога, вышел встретить его. Он стоял во главе четырёх сотен рыцарей, окружённый многочисленной знатью из Прованса и Пьемонта, прибывшей, чтобы поприветствовать гостей. За ними следовали флорентийские аристократы, разделённые на группы в соответствии с рангом, знаменосцы судебных приставов, двадцать один настоятель с собственными знамёнами и в ливреях, каждый из которых возглавлял соответствующее направление искусства или ремесленного дела, колонна молодёжи из благородных семей в ярких одеждах, а замыкала шествие пёстрая толпа празднично одетых горожан. Вся эта процессия скандировала имя Карла. Улицы были усыпаны цветами, а самые примечательные части города были украшены триумфальными арками и цветами.

Герцог и герцогиня Калабрии, спешившись, прошли под золотым навесом государства в городской общественный дворец. Здесь жена Карла вместе с остальными неаполитанскими дамами была принята главой общества высокопоставленных знатных особ Флоренции, и в течение нескольких дней там проводились фестивали и балы в честь их прибытия.

Вскоре после приезда герцога некоторые граждане Флоренции, потерявшие единоличную власть, попытались протолкнуть некоторые абсурдные идеи для подрыва его авторитета. Но принц с истинной мудростью, которую вдохновляет честность, отказался внести какие-либо изменения в условия своего правления, предупредив таким образом зарождающийся конфликт.

Надо сказать, что с появлением Карла во Флоренции у Каструччо появился достойный соперник. Неудивительно, что задиристый и не упускавший возможности развлечься Кастракани вскорости послал герцогу письмо, в котором, кроме шуток и весёлых оскорблений, были следующие слова: «…Ваша светлость, Вы, как собаки, бежите за тем, кто вас лучше кормит».

Карл отправил ответное письмо, очень вежливое и приветливое, завершив его так: «Сир, скорее, мы, как врачи, ходим к тем, кто в нас больше нуждается».

Но Кастракани не унимался и поинтересовался, почему король Роберт «вместо себя послал своего львёнка», на что Карл ответил: «Наши предки говорили, что связываться со львёнком так же опасно, как и со львом».

Получив это письмо, задира-кондотьер сказал своему воспитаннику Паголо Гуиниджи:

– Вот странное провидение, не оставляющее в покое ни меня, ни Карло! Мы отваживаемся противостоять друг другу без капли гнева и ярости. Слово, которое я дал моим господам, стало чужестранкой и беглянкой в моей собственной душе, ища приюта. Почему два достойных рыцаря должны сражаться друг с другом вместо того, чтобы вместе пить и шутить в трактире? Кому же из нас Творец дарует победу?

– Да, чудны дела Господа нашего… У кого-то из нас должны быть слабые надежды на будущее под оком Вседержителя. Надеюсь, что у герцога, при Божьем соизволении, – заключил Паголо.

Ниже будут описаны события, которые никоим образом не влияют на наше повествование, но настолько интересны, что заслуживают особой главы.

Первый год правления герцога Калабрии прошёл без каких-либо важных событий, заслуживающих внимания, за исключением нескольких кровопролитных битв с Кастракани, не приведших к какому-либо результату ни для одной из сторон. Разве только одно сражение запомнилось забавным случаем. И хотя история этого сражения не является предметом нашего рассказа, как и сам имперский полководец, мы остановимся на одном эпизоде, опустив малозначащие подробности.

Дело в том, что накануне сражения Каструччо сильно захворал и не смог участвовать в нём. Он потребовал, чтобы его отнесли на носилках на возвышение рядом с сигнальщиком. Сам военачальник не мог видеть сражения, поскольку у него не было сил подняться с носилок, поэтому его единственным ориентиром был этот служивый, который информировал хозяина о ситуации на поле боя. Так вот, в какой-то момент, почти в самом начале сражения, сигнальщик начал кричать и подавать знаки.

Полководец поинтересовался:

– Что ты делаешь, сигнальщик?

– Ваше сиятельство, я пытаюсь остановить войско! – с ужасом ответил солдат.

– О Господи… Как сможешь ты остановить моих бесстрашных рыцарей во время атаки? Да и зачем?

– Ваше сиятельство, осмелюсь сказать… Они бегут в сторону, противоположную атаке!

Второй год правления Карла запомнился ужасной смертью знаменитого грамматика и астролога Чекко д’Асколи, раннего наставника Петрарки. Астрологи пользовались большой популярностью, и знать всегда прислушивалась к советам мудрецов, способных проникнуть в тайну небесных светил, при любом немаловажном событии – будь то война, стихийное бедствие или рождение ребёнка. Считалось, что наука о светилах могла показать связь между человеком и провидением.