Арина

— Титова, — возмущённо кричит начальница, уперев одну руку в бок. — Ты опоздала на целых три минуты! — журит, пальцем указывая на часы за своей спиной, которые показывали две с половиной минуты опоздания, но Нина Степановна любит округлять числа в большую сторону, когда ей это нужно.

— Извините, — прошу прощения, переобуваясь в рабочую обувь. — Лифт сломался, а пешком на девятый этаж подниматься долго, поэтому и опоздала, — оправдываюсь, тяжело дыша после пятиминутного фитнеса. — Не моя вина!

— Пораньше из дому выходить надо, — продолжает она, явно намекая на то, как сильно не любит меня и что мечтает о том дне, когда сможет меня вышвырнуть.

Но я вовсе не понимаю, почему она так злится всегда и именно на меня. Ладно, раньше она подозревала, что её муж взял меня на эту работу за не очень приличные заслуги. И всё время следила за тем, чтобы я не общалась с её мужем, но потом всем стало понятно, что между нами ничего нет. И сейчас, её ненависть, и злость, направленная в мою сторону, мне не понятна от слова совсем.

— Я и так выхожу из дому в шесть, Нина Степановна, — произношу, поднимая на неё глаза полные жалости. Но понимаю, что женщине абсолютно наплевать на то, что я живу в другой части города и у меня на руках годовалый ребёнок, которого я оставляю бабушке-соседке каждое утро, а будить женщину ещё раньше шести… мне стыдно. — Я постараюсь, чтобы такого больше не повторилось, — обещаю ей, хотя обстоятельства не всегда зависят от меня.

— Титова, я уже от тебя устала! — восклицает Нина Степановна. — То опаздываешь, то из больничных не вылезаешь, то звонки нулевые… Нам такой работник не нужен. Не понимаю, как тебя вообще на работу взяли. Опыта ноль! Навыков ноль! Ещё и проблемная вечно! Даю тебе последний шанс сегодня, Титова. Если хоть один звонок окажется нулевым, то вечером напишешь заявление об уходе, — проговаривает, и я от шока округляю глаза.

— Нина Степановна, — возмущённо смотрю на женщину. — А что если подростки будут баловаться? Это ведь тоже нулевой звонок.

— Хотя бы один клиент, которому ты не окажешь помощь, Титова, и ты свободна, — повторяет, вложив в свои слова явный подтекст на увольнение. Поэтому единственное, что мне остаётся, это пройти на своё рабочее место, и молить о том, чтобы у меня сегодня не было ни одного нулевого звонка. Иначе нам с сыном придётся жить на пособие, которое я получаю. И я скажу, что это ничтожные крохи, которых даже на подгузники порой не хватает, не говоря уже о жизни с ребенком.

Александр

— Здравствуйте! Линия оказания психологической помощи, — произносит незнакомый женский голос, который вмиг располагает к себе. Чистый, юный и красивый, неизвестной мне девушки, хотя откуда я могу знать всех работников на этой линии, если звоню всего второй раз. — Меня зовут Арина. Расскажите, что у вас случилось?

На секунду прикрываю глаза и вижу картину, что уже неделю не выходит из моей головы. Я никогда не был сентиментальным и не плакал даже на похоронах родителей. Искренне считал, что ничего в этой жизни не сможет выбить меня из колеи, но… такое произошло, и я не знаю, как с этим справиться. Понимаю, что нужно жить дальше и забыть об этом, но это сложно.

Стоит закрыть глаза, и я вновь вижу взрыв там, где секунду назад бегали дети. Невинные маленькие души, которые ещё не видели мирной жизни над головой. А всё проклятая война и люди, которые решили её начать. Им там, наверху, в своих креслах, неважно, что гибнут невинные люди, дети, беременные женщины и нерождённые крохи.

Война — это отмыв грязных денег, и я вынужден, по долгу службы, убивать, стрелять, сражаться, спасая чьи-то жизни. Вынужден поднимать оружие на таких же мужчин, как и я, и решать, будут ли они жить или нет. Но в отличие от меня, у них могут быть дети, жёны и родители. У меня же нет никого и ничего. Я пошёл служить и воевать, чтобы подарить свободу и мир стране, захваченной террористами, потому как думал, что мне уже нечего терять.

Но к тому, что я увижу смерть семнадцати мальчишек, я был не готов. Я спас их от расстрела и лично отвёз в тот лагерь. Лично определил их в тот барак. Лучше бы я этого не делал,… но уже ничего не изменить.

— Алло, — торопит меня девушка. — Вы меня слышите? Алло…

Хочется бросить трубку и вновь сделать вид, что смерть тех мальчишек не зацепила меня, и я спокойно отнёсся к этому, но всё не так. И это видели парни из моей команды. Они посоветовали мне эту линию, сказав, что у них есть военные психологи. Если я не справлюсь, то они подадут рапорт о моём временном отстранении, а я не хочу домой.

Раньше на нашей базе был штатный психолог, который работал с каждым военным, но он уволился, не выдержав нагрузки, а нового нам не перевели. Я слышал о том, что некоторые парни на постоянной основе звонят на эту линию, и поэтому я всё же решился. Я не хочу возвращаться обратно на гражданку. Туда, где меня никто не ждёт, и никакой пользы я не принесу.

— Можно меня перевести на оператора мужчину? — сглотнув и прокашлявшись, прошу девушку. — На Николая? — вспоминаю имя мужчины, с которым говорил вчера.

Николай вчера оказался единственным мужчиной — военным психологом. Была ещё одна женщина, которая работала по моей специфике, но мне некомфортно рассказывать этим хрупким существам о тех ужасах, что происходят на войне. Я хочу уберечь их тонкие и невинные души от реальности. Не хочу расстраивать тех, кого жизнь порой и сама не слабо обижает.

— Я вас чем-то не устраиваю? — с долей обиды в голосе интересуется оператор, но возможно мне просто показалось.

— Нет, — отвечаю, уставившись в потолок. — Мне просто нужен мужчина.

— К сожалению, в нашей смене сегодня нет мужчин, — произносит девушка. — Вы можете поговорить со мной. Обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы вам помочь, — продолжает, и на моих губах возникает улыбка от тона, каким девушка дала мне обещание. Звонко, громко и слегка наивно, будто со мной не взрослая девушка, а ребёнок выпрашивает новую игрушку взамен на хорошее поведение.

— Я звонил сюда ранее и меня всегда переводили на мужчин. Может, сделаете что-то? — не отступаю, понимая, что именно с этой девушкой я делиться своими проблемами не буду. Слишком чист и добр её голос. Такая точно начнёт переживать после нашего разговора.

— А чем, вам, неугодна я? — повторяет свой вопрос, заданный ранее. — У меня есть диплом психолога, и я уже помогла решить проблемы сотни человек. И вам обязательно помогу. Представьтесь для начала.

— Александр, — представляюсь.

— Приятно познакомиться, Александр, — воодушевляется. — Что у вас всё же произошло?

— Извините, что занимаю линию, — решаю сбросить вызов и позвонить в другой раз. — Я зря звоню и занимаю время человека, которому и, правда, нужна помощь.

— Уверены, Александр?

— Да.

— Подождите, — произносит, когда я уже собираюсь отключить звонок. И я подношу трубку обратно к уху. — Чтобы у вас не произошло — это временно. Всё пройдёт. Возможно, не сейчас, но со временем пройдёт. Я вам обещаю. Вы должны принять то, что происходит и пропустить это сквозь себя, потому что иного пути нет. Принятие ситуации — ключ к тому, что вы переболеете. И помните: жизнь продолжается независимо от всего. Чёрная полоса пройдёт и наступит белая,… я в это верю, и вы поверьте, Александр.

— Спасибо, — выдыхаю и сбрасываю вызов, но перед этим до меня доносится ее вздох.

— Нулевой звонок…

Александр

— Солнцев, чего застыл? — толкает меня локтем в бок мой здешний приятель Федя. — Целый день летаешь где-то. Влюбился что ли?

— Да так, — кидаю и, взяв ложку в руку, продолжаю поглощать безвкусную кашу, которую дали на обед в качестве второго. — Будешь? — спрашиваю мужчину, подбородком указав в сторону его миски со вторым.