– Мне плевать на него! Я сказал, уничтожить урода! Втоптать его в грязь! Разорвать! Бросить на съедение псам! За яйца над воротами повесить! Честь Ордена сейчас стоит на кону!

Преподобный покачнулся. Натруженное, заплывшее жиром сердце, дало о себе знать. Он охнул, опустился в кресло. Тут же к нему подбежала женщина, поднесла стакан с водой и таблетки.

– Срочно! – отпив из высокого стакана повторил Отец. – Уничтожить!!!

***

– Ох, Линочка… – прижимал к голове дряхлые руки староста деревни, в которой находился значительный запас собранного урожая, еще не вывезенный в город. – Под монастырь меня подвела… Ежели иродов не изведете, погибать нам лютой смертью…

– Не ссы! – оскалилась воительница, осматривая деревню. – Прорвемся! Вернем город, бать! Спасибо за помощь!

На большой поляне перед домом старосты собралось все местное население. Толпа молчала, внимательно вслушиваясь в разговор главы с приехавшими на мотоцикле Линой и незнакомым мужчиной. Ее здесь знали. Не так, чтобы хорошо, но она частенько бывала в этих краях, а ее люди помогали, чем могли.

– Хватит уже спину гнуть на этого урода! – выкрикнула воительница, обращаясь к местным жителям. – Это ваши поля! Так почему вы должны горбатиться и отдавать все запасы в город? Почему ваши дети недоедают? Почему ваши старики болеют, не получая лекарств?! Гнать орден в шею! Этой ночью мы устроим преподобному кровавую баню!

Толпа сперва жиденько, но потом все сильнее заволновалась. Люди зашушукались, запереглядывались. Женщина была права. Земли, на которых они трудились испокон веков, еще до всего этого безобразия, принадлежали им, их отцам, дедам и прадедам. Многие старики еще помнили жизнь до дня «З», и почти все помнили жизнь в деревне до прихода Ордена.

– Правильно! – выкрикнул кто-то и толпа взорвалась.

– Верно!

– Гнать орден!

– Смерть иродам!..

– А ты хитрая, – тихо подошел со спины наемник.

Лина обернулась. Домовой стоял, улыбаясь, сложив руки на груди. Она окинула его злым взглядом. Здоровяк откровенно ухмылялся.

– И не стыдно?

– Нет, – зло бросила женщина, отходя от дома старосты.

То, чем сейчас она воспользовалось, было подло. Она обманула толпу, обвела вокруг пальца, напомнив о жизни «до» и сравнив с жизнью «после». Она ничего не обещала, не говорила, что что-то изменится, если они свергнут орден, не пояснила бедным работягам, что орден это не просто какой-то там правитель, а целый культ. Наместник – всего лишь пешка. Убей его, придет другой. Она лишь сказала, что непременно нужно захватить город. А что потом?.. Кто-то должен прийти к власти, и кто это будет? Кто возьмет на себя такую ношу, всегда и во всем оставаться крайним? Сегодняшнее нападение унесет множество жизней воинов, защитников и мирного населения, а скоро зима. Случатся пожары, люди останутся без дома, а может и так сложиться, что весь город выгорит дотла… Но Лине нужна была поддержка сейчас и уже ничто не могло ее остановить.

Вторую группу ГБР они встретили на подъезде к деревне. Третью и четвертую – сожгли уже на ее улочках. Местные, ощутив вкус крови, разделились на два лагеря. Одни ошарашено смотрели на остовы обгорелых боевых машин, понимая, что они только что натворили, а другие смотрели на догорающие тела врагов с праведным огнем в глазах, готовые прямо сейчас вот так, с голыми руками, имея лишь грабли и дубины, двинуться на город.

***

Вильгельм сидел напротив зарешеченной двери и печально смотрел вглубь камеры. Вздохнув в очередной раз, он поднялся со стула, подошел к клетке, прокашлялся.

– Ну? И зачем все это было нужно? – ему не ответили. – Думала, сможешь сбежать? Ха! Не здесь! – ученый оскалился. – Ты глупая! Глупая девчонка! Они все у меня вот тут… – старик сжал пальцы в кулак. – Стоит мне пальцем пошевелить и тебя разорвут на части!..

– В жопе пошевели себе! – буркнула из угла темной камеры Саша. – Пусть она у тебя разорвется.

Старик цокнул языком, бросил взгляд вдоль коридора, где в дальней стене находилось окно на улицу. За стенами тюрьмы стемнело. Солнце совсем недавно закатилось за горизонт, спрятавшись за надвигавшимися чернильными тучами грозы. Если бы не грядущая буря, он бы уже сегодня покинул это болото. Дирижабль, расположенный на стадионе за резиденцией преподобного, был стар и не мог летать в сильный ветер. Точнее летать то он мог, но исключительно по ветру, а ветер сегодня как раз оказался совсем не попутным. Слабенькие моторы не смогут вести машину, сопротивляясь буре, они и в лучшие то дни, в штиль, не могли разогнать огромное надувное чудо быстрее пятидесяти километров в час, что уж думать о текущей метеообстановке. В общем, придется ждать, пока буря утихнет. На душе было как-то погано. Ощущение надвигающейся грозы давило на грудь, не давая рассмотреть за этим банальную тревогу от другой бури, которая уже была готова разразиться над крышами города с минуты на минуту. Этой ночью ее наступление ощутили все жители Турманска:

Молодой посыльный Васька нервно теребил в руках ручку подрывной машинки, всматриваясь в черные провода, тянущиеся до казарм военных. Он твердо верил, что когда власть вернется к правильным людям, он тотчас же заявит новым правителям, что хочет служить на благо города;

Галина, всхлипывая, вытирая кровь из разбитой губы цветастым передником с яркими бутонами цветов, глядела на разрушенный магазинчик. Ее, в отличии от яростно брыкающейся молодой, красивой девчонки, не упекли в тюрьму, за что женщина была благодарна небесам;

старший радист, мучавший старенькую радиостанцию потными руками, пытался понять, в чем дело и куда делать связь со всеми группами;

младший радист Влад, нервно сжимавший кривой острый нож, глядя на спину старшего, ощущал тревогу от сделанного шага. Еще мгновение и пути назад уже не будет;

патрульный на северной вышке, только что беззаботно куривший, вдруг осознал, что площадь перед воротами внезапно опустела. Люди спешили укрыться по своим домам, хотя до грозы было еще очень далеко;

Прохор, нервно сжимавший в старческих руках тубус сигнальной ракеты;

«лесоруб» с братом, готовые выскочить из канавы возле КПП;

молодой паренек, чьего имени никто из всех сидевших в одном из уцелевших броневиков, несущегося сейчас на полной скорости с выключенными фарами в сторону южного КПП;

и, даже смертельно раненный Змей, каким-то чудом доползший до подбитого автомобиля, дотянувшийся наконец-то до коробки радиостанции, на последних секундах своей жизни пытавшийся передать в город информацию о засаде.

Все они ощущали бурю, которая вот-вот должна обрушиться на это место, поглотить город, охватить земли, перевернуть земную твердь, устои и принципы с ног на голову.

Окровавленные пальцы начальника погибшей группы быстрого реагирования с трудом выцарапали радиопередатчик, поднесли к слипшимся губам. Большой палец вдавил кнопку передачи и боец хриплым голосом сказал последние слова в своей жизни.

– Это Змей… Внимание! На город готовится покушение! Они нападут сегодня ночью…

Принявший внезапный сигнал старший радист ошалел от сообщения, но еще больше он был удивлен острой боле в спине. Заточенный нож вошел точно под ребра, провернулся и вышел из раны. Младший радист аккуратно закрыл своей ладонью рот умиравшего начальника и плавно опустил его тело на пол, когда то перестало подавать признаки жизни.

– Гамбит, – передал он одно короткое слово на открытой волне и будто сжатая пружина моментально распрямилась, выплескивая всю свою накопившуюся энергию.

***

– Как ты себя чувствуешь? – в дверях появилась голова симпатичной медсестрички.

Голова улыбнулась, вслед за ней из-за дверного косяка показалось тело ее хозяйки. Кочевник растянул губы, отложил ложку, с трудом изменил положение тела, неуклюже перевернувшись с одного бока на другой. Настя сегодня выглядела, как обычно, безупречно. Белоснежная форма на ее стройной фигуре смотрелась очень притягательно и вызывала различные неприличные фантазии.