Такого же, чтоб вместо всего перечисленного участникам процесса просто раздали протоколы с обвинительным заключением, да еще и в папках из плотной толстой бумаги (тоже мое нововведение – хотелось бы, конечно, еще и скоросшиватели ввести, но с местным уровнем развития ремесел они выходят слишком уж дорого) – это прям ноу-хау.

Разумеется, все показания были таким образом отредактированы, чтобы хоть малейшая причастность Валиссы ко всей этой истории полностью исключалась. Если уж жена Цезаря должна быть вне подозрений, то невестка Лисапета и тому подавно.

Впрочем, новизна в порядке судопроизводства Владетельных ничуть не смутила – народ у нас в стране поголовно образованный, князья тем более, так что зарылись в бумаги и принялись тщательно изучать – при этом периодически издавали такие звуки, будто читают увлекательный детектив, а не написанные сухим канцелярским языком протоколы допросов.

– Есть ли необходимость вызывать в зал Совета свидетелей, чтобы они лично подтвердили написанное? – спросил я, когда с изучением материалов справились все. – Это я тебя, князь Зулик Тимариани, спрашиваю.

Вот он, момент истины! Если он сейчас решит отказаться от нашей приватной договоренности и собирается подгадить, бросить тень на репутацию Шехамской Гадюки, заткнуть его уже не удастся. Спасти его это, разумеется, не спасет, но каким образом аукнется – неизвестно. Хотя и ясно, что не чем-то хорошим.

– Нет, ваше величество. – покачал головой тот. – Все записанное – правда.

– Что же. – я прикрыл глаза, отгоняя вновь наваливающиеся головокружение и тошноту. – В таком случае я обвиняю тебя в том, что ты покушался на жизнь своего царя, в том, что хотел захватить власть над Ашшорией, отстранив от управления царскую семью и Совет князей, в том, что собирался, пользуясь своим братством перед богами с князем Латмуром из Девяти столбов, его к тебе доверием, использовать этого достойного человека в своих грязных и гнусных целях. Но более всего – обвиняю тебя в небрежности при подготовке заговора!

Кажется, если судить по вытянутым удивленным физиономиям как членов Совета, так и обвиняемого, последняя фраза задела не только кору головного мозга всех присутствующих, но и саму древесину.

– Да, князь! Я стар, и если бы руками твоих наемников прервался б мой земной путь, то сокращен он был бы лишь ненамного. Но столь бездарно организованное тобой покушение едва не привело к гибели моих наследников-царевичей, а ведь они совсем юны. Лишь мастерством брата Шаптура и милостью Дхавана[3] можно объяснить, что рана, нанесенная царевичу Утмиру, не стала для него смертельной. Для человека твоего опыта недопустимо так ошибаться. – я покачал головой. – Совершенно недопустимо.

Судя по лицам князей, тезис о непозволительности таких багов они полностью поддерживают.

– Что же, раз ты не отрицаешь своей вины, слово членам Совета. Каков будет ваш вердикт?

– Виновен. – прошамкал Тонай Дамуриани.

– Виновен. – запальчиво выкрикнул князь Лексик.

– Виновен. – мрачно кивнул Моцк Гелавани.

– Виновен… Виновен… Виновен… – понеслось со всех сторон.

Я покосился на примаса.

– С позволения вашего величества, считаю что совет высказался и единодушно признал Зулика Тимариани виновным в измене. – произнес Йожадату.

– Да будет так. Теперь, князья, нам надлежит определить ему наказание.

– По старинным обычаям, – поднялся со своего места князь Баратиани, – измена и заговор караются лютой смертью для предателя и всех его ближних, а владения его отдаются на поток и разграбление.

Молодой, принципиальный, справедливый и честный поборник традиций… Прям жаль, что его тещи в зале Совета нет – Шока Юльчанская и меня бы не постеснялась, дала бы зятю по башке. Это ж надо было умудриться на пустом месте нажить себе аж двух непримиримых врагов!

– Обычаи, это хорошо, конечно. Поток и разграбление – так и вовсе весело. А восстанавливать разграбленное кто потом станет? – поинтересовался я. – Кстати, кроме самого князя Зулика, ни один из заговорщиков уроженцем Тимариани не был. Что же касается семьи… А мы вот у преосвященного Йожадату сейчас спросим, какие традиции нам на сей счет заповедовала Троица и вся Небесная Дюжина.

Ах, ну почему рядом нет брата Круврашпури? Он бы сейчас так обосновал все, чего мне только ни захочется – ни один Конклав не докопается! А этот сыч-примас еще неизвестно что прокрякает.

– Боги… хм… Боги заповедовали нам воздавать равным за равное, что в своем своде законов записал еще просветленный Лугальзагеси, царь древнего Агаде, которому слова Небес принес сам вестник богов Каку. – примас-то, оказывается, моментально просек текущий политический момент и вовсе не горит наступать на мозоли Зуликовым зятьям. – Истинно, так записано в книге его деяний.

– Ну, с совсем равным у нас тут будет сложновато. – задумчивым тоном произнес я. – Поскольку лично князь никого не убил – только попытался, – но, думается, я смогу принять такое решение, которое не нарушит Мировую Гармонию. Ведь это именно из-за его попытки Смерть едва не прибрал царевича Утмира, я говорил об этом.

С трудом поднявшись со своего места, я добавил, подпустив в голос обличительной торжественности:

– Зулик Тимариани, Совет постановил, что ты виновен в измене, и я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, царь Ашшории, приговариваю тебя и твоих соучастников к смерти. – князь вздохнул и склонил голову, но держался, в целом, молодцом. – Но я не снимал с себя монашеских обетов, потому должен быть милосерден – ты выпьешь яду. А дабы уж полностью все было по справедливости, даст его тебе тот, кого ты искалечил – мой внук, царевич Утмир.

Князья еще даже начать-то выражать свое мнение не успели, а внучара – его и Асира стулья были поставлены чуть сбоку от моего, – уже взвился на ноги и уставился на меня бешеным взглядом.

– Ты. Даруешь. Ему. Легкую. Смерть. – процедил мальчик, и его аж затрясло от ярости.

– Не я, а ты. Собственноручно. Брат Шаптур, подай царевичу чашу с ядом. – спокойным, надеюсь, тоном ответил я.

– Да я лучше из нее сам изопью! – выкрикнул пацан.

– Нет. Ты подашь ее князю. Впрочем, не стану препятствовать твоему желанию. Брат Шаптур, наполни чашу и для моего внука, из того же кувшина, что и чашу Зулика Тимариани. – я поглядел на Утмира и добавил: – Сначала забери его жизнь, а потом делай что хочешь.

– Да будет так. – сквозь зубы бросил мне мальчик, схватил кубок и понес его осужденному. – На, пей!

Он протянул сосуд так резко, что едва не расплескал его содержимое.

– Не горячись, царевич. – Зулик принял чашу с поклоном. – Когда-то ты все поймешь.

Он осушил кубок единым глотком.

– Не думаю. – зло бросил парень, развернулся, и стремительно проследовал к Шаптуру.

Валисса приподнялась со своего места, но осела под моим строгим взглядом. Что касается Асира, то он просто смотрел на нас с матерью глазами побитой собаки, как бы даже и не до конца осознавая происходящее, либо же оцепенев от нахлынувших эмоций.

Меж тем его брат выхватил свой кубок и осушил его не менее лихо, чем перед этим князь свой, после чего вновь уставился на меня бешеным взглядом.

– Не туда глядишь. – обронил я, глазами указав в сторону Зулика.

Тот стоял с несколько озадаченным видом и разглядывал свою чашу.

– Странно. – произнес он, поднимая взгляд на меня. – Я явственно обонял запах миндаля… Яд не сработал?

– О, сработал, не сомневайся. – ответил я ласковым тоном. – Просто это было вино с миндалем, а яд в нем совсем другой.

Князь кашлянул раз, затем другой, провел пальцами по губам и поглядел на стертую ими кровь.

– Друджев ублю… – он снова закашлялся, выронил кубок, упал на колени, и сплюнул на пол кроваво-слизистый комок.

– Я обещал тебе яд, а не легкую смерть, князь.

Силы совсем оставили Зулика, он упал на бок, а затем, минут десять заходился в мучительном кашле, заплевывая зал Совета кровавыми ошметками, покуда, наконец, кровь не хлынула у него из носа и горла, а сам он не затих.