– Но, повелитель, а вы-то как?

– Я-то с рыбами завсегда договорюсь. Поняли? – Блистательные закивали. – А теперь марш снимать доспехи все четверо!

* * *

– Лопни мои глаза! – прошептал Михил из Гаги, разглядывая порт Аарты. – Откуда?!

Пара наших Виснуспасаемых посудин стояла на рейде, дожидаясь прилива и в предрассветных сумерках, среди пришвартованных или стоящих в гавани судов явственно различались пять классических лодий того типа, что обычно рисуют в учебниках истории, в тех их главах, где рассказывается про Рюрика, Ольгу и Святослава.

Корабли, прямо скажем, для наших вод не характерные.

– Что тебя так удивляет в столь примитивных посудинах, князь? – полюбопытствовал я.

– Повелитель, я видел такие только в одном месте – у зимнолесцев. – ответил Морской воевода. – И если я хоть что-то понимаю в морском деле, то это именно их корабли.

– И вправду, странно. Вдоль северного пути они так далеко не ходят, да и зачем бы им плыть до самой Ашшории? В том же Бирсе, если доплывут, товар сбудут по той же, почитай, цене.

Позади раздавались звуки работы и грязные ругательства. После шторма холкас дал течь, и теперь минимум раз в пять часов трюм приходилось осушать с помощью ведер и какой-то матери.

Буря, в которую мы угодили, была хоть и сильной – пентекор Энгеля едва выгребал против волн, пару раз чуть не став для всего экипажа братской могилой, – но кратковременной. Вероятно, экипаж проявлял чудеса мужества, героизма и мастерства. Вполне вероятно.

Только я, скрюченный морской болезнью посреди трюма, в это время мог лишь благодарить все зримые и незримые силы за то, что позавтракать не успел, а поужинал рано и все съеденное давно ушло ближе к прямой кишке.

Зато когда отступил шторм, мне вдруг так легко стало… Взлететь хотелось. Радикулит, геморрой, остеохондроз, все прочие болячки и телесные неприязни, казалось отступили так далеко, как они отстоят от шестнадцатилетнего юноши. По земному хронометражу, разумеется, шестнадцатилетнему.

Появилось желание петь и плясать (на палубе, кстати, нечто подобное и происходило), обнять всех окружающих, расцеловать их, да наговорить кучу приятных слов.

Короче, классическая посттравматическая истерия.

– Быть может, проскочили как и наш караван? – с сомнением произнес князь Михил. – Но для чего?

– Для того же. – ответил я. – А, впрочем, что тут гадать? Причалим – узнаем.

Морской воевода склонил голову в знак согласия, затем насторожился, пососал указательный палец, поднял его вверх и удовлетворенно улыбнулся.

– Парус ставить! – скомандовал он. – Входим в порт!

На недалеко от нас дрейфующем пентекоре на вершину мачты взлетела фигура кого-то невысокого, мальчишечьего сложения, и начала возиться с канатами.

Когда мы с Михилом спустились по трапу на причал, нас уже ожидала целая делегация во главе с Валиссой. Не думаю, что столь ранняя побудка ее порадовала (равно как присутствующих тут же Главного министра и хефе-башкента), но этикет невестка соблюдает строжайшим образом, так что просто положить с прибором на весть о прибытии своего царя не могла никак. Да и по Утмиру соскучилась, наверняка.

– Ваше величество. – она обозначила поклон.

– Царевна. – я также склонил голову в знак приветствия. – Рад видеть вас в добром здравии.

– Счастлива поздравить вас с возвращением в столицу, государь. Однако… – Валисса чуть склонила голову на бок. – Вы отправлялись в путь с моим сыном, вашим внуком, Утмиром, однако я не вижу его в вашем обществе.

– Да вон он. – я ткнул себе за плечо большим пальцем, туда, где от заякорившегося посреди гавани пентекора к пристани шла шлюпка. – Царевич предпочел совершить вояж на боевом корабле, в обществе своего друга Энгеля, а не на холкасе, и я не нашел причин ему в этом препятствовать.

– Увы, молодость всегда алкает общества себе подобных, а не умудренных годами и опытом. – невестка улыбнулась с затаенной грустью. – Но я счастлива, что ваше путешествие прошло вполне благополучно. Признаться, когда несколько дней назад разразился шторм, мы все были весьма встревожена вашей судьбой.

– Да, эта неприятность застала нас не в самом удобном месте, но мастерство князя Михила – я указал на Морского воеводу, – и его сына уберегло нас от встречи с Морским дедом. А вы, дорогая невестка, были ли благополучны во время регентства?

– Слава богам, в Ашшории эти несколько дней все было спокойно. – ответила Валисса. – Хотя без сюрпризов не обошлось.

Она указала в сторону пришвартованных неподалеку лодий.

– Позавчера в Аарту прибыли корабли из Зимнолесья полные товаров, во главе с княжной Нарчаткой, дочерью великого князя Ерхо-Рэймо. Я дала ей аудиенцию в Ежином Гнезде и заверила в вашем скором прибытии. А ваш сват, Вартуген Пузо, – царевна чуть иронично улыбнулась, – как я слышала, убедил зимнолесцев, что им ни к чему затем отправляться в Скарпию, и что их груз у нас возьмут по той же самой цене. Нынче столичная гильдия купцов собирает на это средства. Саму княжну и ее ближайших приближенных я взяла на себя смелость поселить во дворце.

– Весьма разумно с вашей стороны, Валисса. – ответил я. – А Нарчатка, она, я так понимаю, дева-воительница?

– Истинно так, государь. – это до причала наконец добралась шлюпка, и теперь из нее вылезали Энгель и Утмир. – Княжна прославленна и морскими, и сухопутными походами, великий князь не раз упоминал о ней во время нашего пребывания в его чертогах. Увы, покуда мы были в Талдоме, она собирала дань с подвластных Ерхо-Рэймо племен и лично познакомиться с ней мне не удалось. Прошу извинить мою неучтивость, царевна.

– Доброе утро, матушка. – внук отвесил легкий церемонный поклон и, словно бы невзначай, откинул волосы с левой стороны, демонстрируя простенькую медную серьгу в ухе.

– Доброе утро, сын. – тон, которым это было произнесено, можно было бы характеризовать как холодное недоумение. – Позвольте узнать, каким образом следует толковать ваше новое украшение?

Мне вот, кстати, это тоже офигенно интересно.

– Как принадлежность к сословию морских витязей. – не без некоторой гордости ответил Утмир.

– Простите, царевна, мой недогляд. – вновь вступил в беседу Энгель. – Ваш сын изъявил желание во время нашего перехода изучить азы морского ремесла, и когда началась буря, наравне с прочими боролся с волнами, а весь остальной поход был то на веслах, то с парусом управлялся, и вчера, когда мы встали на рейде Аарты, экипаж единодушно решил, что царевич вправе назвать себя моряком. Так мои люди оценили его старание и умения.

– Это старинная традиция. – добавил Морской воевода. – Боюсь, даже я не смог бы запретить им признать царевича Утмира равным пред лицом Висну.

Так-так-так, это чего же внучара такое во время шторма отчебучил-то? За просто грести веслом ему серьгу друджа лысого матросики бы дали.

– Что же, это событие может меня лишь порадовать. – с непроницаемым лицом произнесла Валисса. – Государь наш Лисапет доказал свое право именоваться философом, так отчего его внуку не поступить подобным образом в отношении морского ремесла?

Это вот сейчас была похвала сыну, или шпилька в мой адрес?

– Не желает ли государь проследовать в Ежиное Гнездо? – продолжила царевна. – Завтрак уже готов.

– С удовольствием, дорогая невестка. Я, право, уже проголодался. – взгромоздившись на Репку я повернулся к хефе-башкенту. – Князь, наши корабли получили некоторые повреждения в бурю. Распорядись, чтобы все необходимое для их ремонта немедленно доставили в порт.

– Будет исполнено, государь. – ответил Хурам с Большой Горы.

– Вашего доклада, Штарпен, я ожидаю сразу после завтрака.

– У меня все для этого готово, ваше величество. – ответил Главный министр.

– Ну вот и славно. – я тронул лошадь с места. – Княжну Нарчатку я приму в тронном зале перед обедом.

Для пущего аппетита.

* * *

– Ну а, в целом, как прошло твое регентство? – поинтересовался я у невестки, когда слуги расставили на столе всю посуду и удалились.