Как писал Карл Барт, религия переживается во времени, а откровение происходит в точке. Поэтому богоявление не может быть «историческим» – оно всегда носит профетический, пророческий характер. Когда вместо самостоятельного строительства индивидуальности (А. Я. Гуревич) – стадо, а вместо благодати – «две бездны рядом» (Ф. М. Достоевский), трудно говорить о богоявлении, пророчестве, движении к Богу. В сущности религии лежит огромный разрыв между Богом и человечеством, ибо познают Его не массы, а просветленные. Во втором послании Павла к Коринфянам по этому поводу сказано: «Потому отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем». Свидетельствует Рудольф Бультман:
Я избегаю всякой встречи с историческими явлениями, в том числе и встречи с Христом во плоти, и обращаюсь к единственной встрече с возвещаемым Христом, а Он встречает меня в керигме, которая застает меня в моей исторической ситуации.
Хотя номинально Запад считается христианским, на практике им управляет нечестивый триумвират – бог богатства Плутон, бог науки Аполлон и бог воров Меркурий. Дело осложняется раздорами и завистью: Меркурий и Плутон поносят друг друга, Аполлон потрясает атомной бомбой, словно молнией громовержца; с тех пор как философы XVIII века провозгласили Век Разума, он воссел на трон Зевса (временно недееспособного) в качестве регента этого триумвирата[9].
Увы, сплошь и рядом многие люди выстраивают жизнь на превратной вере. Да и любая жизнь во многом есть деяние веры. Поэтому качество жизни во многом определяется качеством и действенностью веры, которую мы выбираем. Как тут не вспомнить слов Христа, говорящего: «Не всякий говорящий Мне: „Господи! Господи!“ войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного»? (Мф. 7:21; Лк. 6:46).
Позитивная вера в возможность единения с Бесконечным согревает жизнь. Утрата божественного светоча веры равноценна утрате человеком самого себя – ни философия, ни наука, ни утопия, ни «светлые идеалы» не компенсируют защитную функцию позитивной веры.
Увы, церковь до сих пор не осознает того, что пришли новые времена, радикально меняющее сознание людей, что на прихожан их церквей буквально обрушивается огромный поток информации, связанной с открытием новых документов, с важными и многочисленными текстологическими открытиями и ростом интереса неофилов не к каноническому, а к «историческому Христу». Историки, занимающиеся ранним христианством, такие как Элейн Пейджелс, Раймонд Е. Браун, Сюзан Хаскинс, Рамон К. Джусино, Клаудиа Сетзер, рисуют совсем иную картину новозаветных событий.
Лишь самые продвинутые христианские общины адекватно относятся к изменившейся ситуации – создают специальные исследовательские группы для изучения новых документов, тогда как официальная церковь с привычной двухтысячелетней твердолобостью объявляет ересью то, что могло бы лечь в основу ее реформации и обновления.
Я потому принимаю протестантизм в целом и кальвинизм в частности, что Реформация стала своеобразным возрождением, возвращением к первоосновам христианства. Мартин Лютер пытался воссоздать учение Иисуса Христа в его простом изначальном облике, не замутненном последующими историческими наслоениями и деформациями. В протестантизме христианин по набожности или по наследству превращался в христианина по убеждению. Противопоставление веры и обряда, учения Христа и практики церкви явилось реакцией на деградацию церкви. Ученые говорят, чтобы сдвинуть с места мир, нужно искать точку опоры вне его. По отношению к религии дело может обстоять иначе. Нужно пребывать в ней и притом в самой глубокой вере, чтобы пересмотреть негативы церкви и изменить основы веры. Это преобразование и обновление религиозного сознания есть реформация в церковном смысле. Неслучайно революция веры некогда началась в сознании монаха.
Осуждению со стороны реформатора подвергалась средневековая культура и особенно схоластика, именно потому, что была живым воплощением, уже едва ли не синонимом ее. Можно сказать, что она стала объектом критики не в меньшей степени, чем практика и догматика католической церкви. Жан Кальвин стремился доказать, что католическая церковь исказила заветы Христа. Он обвинял ее в кощунстве, поскольку она заменила единого посредника между Богом и людьми целым сонмом святых. Наконец, он обвинял ее в идолопоклонстве, так как она вместо поклонения Богу стала поклоняться реликвиям святых.
Принципиальный вопрос: как совместима констатация заката величайшей духовной культуры, созданной человечеством, с совокупной человеческой мудростью о необходимости позитивного мироощущения? Человеческая история является развернутым свидетельством того, что упадок – необходимый этап в перманентной тенденции роста. Эволюция – процесс перманентного восхождения посредством прощания с отжившим. В своих книгах я концентрируюсь на настоящем и будущем, а не на прошлом, потому что верю в духовный рост, в эволюцию души, в новое сознание. И если порой приходится анализировать негативные тенденции культуры, то исключительно ради их изживания. В этой книге я просто предупреждаю о сегодняшних проблемах и утратах христианства, чтобы хоть как-то приостановить дальнейший упадок.
У культуры и религии нет альтернатив, кроме духовного восхождения, а духовное восхождение невозможно путем затягивания прошлого в будущее. Я не сомневаюсь в том, что Бог – в нас, а это автоматически означает, как минимум, творческую эволюцию человека.
Говоря о христианстве, важно разделять идеи и поступки самого Иисуса Христа от интерпретаций и действий тех, кто именует себя его последователями. Слишком часто второе исключает или перечеркивает первое. Увы, мало что в мире искажалось в такой степени, как реалии Христа.
Как культуролог, я считаю своим долгом и обязанностью поддержать христианскую культуру на трудном этапе ее развития предупреждением о грозящих ей опасностях. Ведь всегда есть альтернатива: негативная – последовать по пути заката и уйти в небытие, и позитивная – прислушаться к критике и возродиться. Я уверен в торжестве Иисуса Христа, потому что ему удалось на несколько тысячелетий опередить духовное развитие человечества – и тем горше сознавать упадок и ошибки христианской церкви.
О религии
Должен существовать потусторонний мир, для того, чтобы был выносим мир посюсторонний.
М. Хайдеггер
Времена простого неверия так же мертвы, как времена простой веры.
Л. К. Стейплз
Как наиболее плюралистическая из человеческих институций, религия имеет наибольшее количество определений: от рациональных – «религия учреждается мудрыми законодателями в интересах общественного блага» или «религия суть коллективное бессознательное» – до мистических, эзотерических или эстетических. Такое многоообразие естественно, ибо религия пронизывает все сферы жизни.
Религия – множественна: каждый – сознательно или бессознательно – творит Бога сам. Скажи мне, кто твой Бог, и я скажу, кто ты. Как только не обретают Бога: рвением, нирваной, самоистязанием, трудом, покорностью, насилием, преследованием еретиков, благостью, молчанием, распятием, наукой, искусством, атеизмом… Способов добыть Бога бесконечное множество, пределов выбору – нет!
«Религия есть такое мышление о мире и такое мирочувствование, которое психологически разрешает контраст (лучше сказать – конфликт) между законами жизни и законами природы».
Сёрен Киркегор: «Лишь религиозное может при помощи вечного довести до конца человеческое равенство: человечность; богоугодное, существенное, немирское, подлинное, единственно возможное равенство – да будет в том его величие – религиозно, оно и есть истинная человечность».
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): «В отличие от животных, человек свои высшие ценности удостоверяет не чувствами тела, а жизнью духа – верой».
