– Ты не первая моя игрушка, Эва, – и, склоняясь к ее щеке, спрашивает шепотом, с намеренным подтекстом: – А я – твой первый?

Лицо девушки ощутимо теплеет от смущения и нервного волнения. Дыхание обрывается, оседая на губах влажным паром.

Титов усмехается. Краем губ касается девичьей щеки и, с потайным наслаждением, ощущает жар нежной кожи.

– Ох, Адам! – выдыхает Исаева. – Так спрашиваешь, будто правда веришь, что я тебя, распрекрасного, восемнадцать лет ждала.

Парень громко смеется и, выпрямляясь, толкает качели вперед.

– Я не ожидал от тебя другого ответа, испорченная Эва.

– Вот и славно.

Девушка вытягивает ноги и откидывает голову назад. Шелковые пряди спадают вниз и щекочут Адаму руки. Его это по обыкновению раздражает. Он ненавидит длинные волосы, они всегда мешают. У Исаевой же волосы особо длинные и густые. Лезут просто повсюду. Как бы он не стоял, ветер, будто нарочито, бросает их ему.

Ева замечает, как брезгливо Титов относится к ее волосам и, наконец, тоже смеется.

– Раз так хочешь, Адам, последуем твоему плану. Только будь готов к тому, что я нетерпеливая. Стреляю на поражение – сразу в сердце. И затем – еще контрольный, в голову. Завладею твоей сатанинской душой.

– Это попросту невозможно. Пойми, ядовитая моя, я пью, и не пьянею. Выпью тебя, и забуду.

– Рано зарекаешься. Ведь ты меня еще не пробовал, Адам. Я сверну твою кровь, милый.

– Ты красивая, Ева, – равнодушно признает Титов. – Но не более. Внутри тебя нет ничего особенного.

Несмотря ни на что, Исаевой приятно знать, что он считает ее красивой. Она собирается доказать ему: для него она станет особенной. Чумовой зависимостью.

– Адам, Адам… Ты заставляешь меня очень сильно зацикливаться на тебе. А это критически плохо. Я всегда ломаю свои любимые игрушки. Измучаю тебя, ненаглядный мой.

Незаметно для самого себя, Титов начинает раскачивать качели сильнее. Это тупое ребячество, но ему хочется, чтобы девушка слетела с сидения и шмякнулась своей напыщенной прекрасной задницей прямо в болото.

Но, на самом деле, он не стремится причинить ей физические увечья. Его желания гораздо глубже.

– Жаль будет тебя выбрасывать, – замедляя ход качелей, с притворным прискорбием выдает Адам. – Хотя нет, вру. Не жаль, Эва.

День двенадцатый.

Свирепый порыв ледяного ветра едва не срывает с головы Исаевой черный берет. Чтобы удержать его, она машинально выпускает из рук полы наброшенной на плечи куртки. Содрогается от холода и тихонько ругается.

Уже который день подряд Ева пребывает в паршивом настроении. Расследование Титова и его последующее внезапное исчезновение заставляют ее чувствовать себя крайне напряженно. Исаева пытается перешагнуть господствующую в ней нервозность. Безразлично отбросить тот факт, что Адам зондирует ее мозги. Только ничего у нее не получается. Ева отчетливо понимает, что сдерживаемые ею эмоции не рассеиваются за сроком давности. Хлипкими массами наслаиваются в бесприютных уголках души.

Выработанное с годами равновесие оказывается под угрозой. Все стремится к нулю. Если не ниже, к минусовым отметкам. Кажется, любая мелочь может посодействовать грандиозному нервному срыву. Качни только, подтолкни – душу вывернет в истерике.

Вцепляясь озябшими пальцами в полы куртки, Исаева хмурится и быстро шагает в сторону спасительного тепла академии. Слыша смех и беззаботные разговоры курсантов, давит в себе подспудное желание перегрызть кому-нибудь глотку.

– Будь нормальной, – бубнит в полтона, поднимаясь по ступеням.

Протягивает руку к двери. Но открыть ее не успевает.

Мужские руки сжимают ее плечи и оттягивают назад. Ботинки Евы с легкостью поддаются, скользя по мокрой плитке. Она хочет возмутиться, но не успевает даже обернуться, как крупные ладони отпускают ее плечи и закрывают ей глаза.

– Конец уровня, Ева. Сохраняйся, – слышит у самого уха и задыхается от одного лишь звука грубого голоса Титова.

Судорожным залпом хватает кислород. Холодный воздух с густой примесью сногсшибательного мужского парфюма.

– Что за дурацкая манера, дышать мне в затылок? – резко спрашивает она.

Отмечает, как неестественно высоко звучит собственный голос, но не задумывается, от чего так происходит. Наклоняет голову чуть в сторону и бесконтрольно вздыхает, когда губы Адама прикасаются к ее щеке.

– Я люблю эту позицию. Сзади.

– Ты просто больной.

– Да. Так и есть.

Еве не нужно прислушиваться к себе, чтобы понимать, как сильно она желает взглянуть Титову в лицо.

Задерживает вдох и резко разворачивается. Впиваясь в парня взглядом, шумно вдыхает. И, как будто… тонет. Утопает в темных ледяных глубинах его глаз. Ни берегов, ни дна не ощущает. Только сбивающее с ног убийственное нервное возбуждение. Инстинктивно хочет барахтаться, чтобы всплыть и глотнуть воздух… Но, наряду с этим разумным желанием, ее мозг посещает необузданный порыв: пасть на самое дно и планомерным шагом истоптать его. Распространиться по нему гигантским подводным землетрясением.

Лицо Адама покрыто свежими ссадинами и рубцами, но и это почему-то не умаляет его привлекательности.

Он как беспроигрышное искушение. Как магнит. Как воронка. Затягивает.

И его притягательность ни с чем для Евы несоизмерима. Незнакома ей.

– Скучала, Исаева?

– Ликовала. Думала, ты исчез навсегда.

– Врешь, Ева. Врешь же… Я знаю, что скучала.

Задерживает на ней взгляд дольше положенного. Нахально разглядывает с головы до ног. И девушке становиться жаль, что нет в ней сейчас ничего интересного. Не может она привыкнуть к глухой форме академии. Сама себе в ней не нравится.

– Чего ты хочешь, Адам? Я не в настроении. Кусай быстрее. Не стану защищаться.

Говорит это, и понимает, что врет. Конечно, станет. Увидев Титова, словно дополнительную дозу кислорода ухватила. Голова закружилась от резкого прилива в кровь адреналина, дофамина, серотонина и прочих неконтролируемых гормональных выплесков.

Адам видит эти вспышки в ее глазах и торжествующе улыбается.

– Забьем на пары? – прямо предлагает он.

Ева настораживается, но смотрит с явным интересом.

– А что мы будем делать?

Титов нарочито неторопливо пожимает плечами.

– По ходу сообразим. Что нам захочется, то и будем делать.

– Что ж… Мне нравится этот план.

– Я подозревал.

– Что за место?

Ева крутится и пританцовывает, окидывая любопытным взглядом просторную, но весьма скудно обставленную квартиру.

– Тайное пристанище.

– Опрометчивый поступок – сдать врагу свое местонахождение.

– Отважный поступок – добровольно прийти в логово врага.

Девушка забавно гримасничает, давая Адаму понять, что ее нисколько не заботят его слова.

– Здесь хорошо. Ничего лишнего. Мне нравится, – отмечает Ева, следуя за ним по пятам. – Что-то конкретное связано с этим районом? Та детская площадка во дворе…

Титов оборачивается. Окидывает ее напряженным взглядом, но ничего не отвечает. Бросает кожаную куртку прямо на паркет и проходит в комнату.

Ева осознает, что звучит, как надоедливая муха, но ничего не может с собой поделать. Сыпет вопросами.

– Ты жил здесь? Эту неделю?

– Нет.

– А где ты был?

– В другом городе.

– В каком именно?

– В Днепре.

– Зачем?

Упирая руки в бедра, он глядит на нее с нарастающим раздражением.

– Не твое дело.

– Ты подрался? Почему? С кем?

– Заткнись, Ева. И подойди сюда.

Исаева вызывающе хмыкает. Аккуратно пристраивает свою куртку и рюкзак в бордово-красном кожаном кресле.