– Значит, кто-то все-таки есть! Скажи мне ее имя! Я хочу знать, что за шлюшку ты обихаживал у меня за спиной! Теперь понятно, почему ты взял меня этой ночью всего один раз.

– Никакой другой женщины нет, – повторил он ровным голосом. – Но если бы и была, я не понимаю, почему это тебя трогает. Наши отношения не подразумевали моногамии. Я могу взять себе в любовницы кого пожелаю, так же как и ты вольна приглашать в свою постель кого угодно. Ведь ты замужняя женщина и не можешь говорить, будто была мне верна.

– Хьюитт не считается! – объявила она, выбираясь из постели, и, не обращая внимания на свою наготу, подошла к нему. – Он для меня ничего не значит, и ты это знаешь. Я вышла за него из-за его титула, и только. Я люблю тебя, Тони. Я раньше не говорила этого, но это так. Я… я готова уйти от него к тебе. Тебе стоит только попросить.

Он скептически выгнул бровь.

– Правда? Ты готова бросить лорда Хьюитта и жить со мной? А как же скандал, который это неизбежно вызвало бы?

В ее глазах загорелась откровенная надежда.

– Мне все равно. Другие пары переживали такие бури – и, в конце концов все налаживалось. Конечно, это было бы непросто, но если бы я развелась, мы смогли бы по-настоящему быть вместе. Всегда.

– Тебе хочется стать герцогиней, да?

Увлекшись происходящим, она не заметила холода, прозвучавшего в его вопросе.

– А какой женщине этого не хочется? Ах, дорогой, ты делаешь мне предложение? – проворковала она, гладя его по груди. – Учти, я готова ждать сколько угодно, чтобы мы смогли быть вместе.

– Не торопись, – ответил он, мягко отстраняя ее руку. – Я не имею ни малейшего желания жениться. Тебе следовало бы помнить о том, как я отношусь к этому вопросу. Полагаю, это знает весь свет, поскольку я никогда не трудился скрывать свое мнение.

Она вызывающе вздернула подбородок.

– Все мужчины так говорят, пока не женятся.

– Я утверждаю это вполне осмысленно.

– А как же дети? Тебе ведь нужен наследник!

Он презрительно посмотрел на нее.

– Пусть мой кузен получит титул, а с ним и необходимость плодить сыновей. Меня вполне устраивает то, как я живу сейчас.

– Тогда мы обойдемся без детей! – проговорила она с растущим беспокойством. – Сможем больше времени проводить друг с другом. Мы с тобой!

Она обхватила его за пояс.

Заведя руки за спину, он разомкнул ее пальцы.

– «Нас с тобой» нет. Уже нет. Эрика, все кончилось.

Она побледнела.

– Нет, не говори так! Если ты н-не хочешь жениться на мне сейчас, мы можем поговорить об этом позже. Я завтра пришлю тебе записку, чтобы уговориться о следующей встрече. Может быть, назначим ее в какой-нибудь оранжерее? Представь себе, как захватывающе было бы заниматься любовью среди экзотической растительности!

Он вполне мог себе это представить. Но – уже не с ней.

– Прощай, – сказал он решительно.

Ее лицо изменилось, в глазах вспыхнула ярость.

– Подонок! – вскрикнула она. – Мне надо было слушать друзей. Они ведь предупреждали меня, какое ты холодное, бессердечное животное!

– Так обо мне говорят? – осведомился он скучающим тоном. – Насколько я припоминаю, я никогда не обещал ничего, кроме наслаждений, – а их я предоставлял тебе в избытке. Что до любви ко мне, то мы оба прекрасно знаем, что ее заменяло плотское влечение. Ну, еще тебе хотелось бы стать герцогиней. И, несмотря на твои страдания, я уверен, что ты без труда найдешь другого мужчину, который бы согревал твою постель. А я тем временем пришлю тебе бриллиантовый браслет. Это поможет залечить рану, правда ведь?

Быстро осмотревшись, она схватила один из бокалов с вином и швырнула прямо ему в лицо. К счастью, меткостью она не отличалась, так что бокал со всем своим содержимым попал в стену в двух шагах от него. Стекло разлетелось мелкими осколками, бургундское ручейками крови потекло по тисненым желтым обоям.

Он секунду смотрел на безобразное пятно, а потом прошел к двери и взялся за ручку.

Она взвизгнула.

– Ты об этом пожалеешь, даю слово! Я отомщу тебе. Эта угроза заставила его еще раз скептически выгнуть бровь. Отвесив ей изящный поклон, он сказал:

– Желаю насладиться очередным визитом в оперу, леди Хьюитт.

Новый вопль и звук бьющегося стекла донеслись до него, когда он уже шагал по коридору к выходу из дома.

Спустя неделю – и многими милями севернее, в Уэст-Райдинге, – тряская повозка, на которой ехала Габриэла, остановилась в конце длинной подъездной аллеи, по одну сторону которой шла сложенная из камней стена. С интересом она посмотрела на великолепный особняк и покрытые снегом поля позади него. Большое здание походило на драгоценный камень, окруженный по-зимнему голыми деревьями и прячущийся среди череды холмов и долин, столь характерных для пейзажа Йоркшира.

– Вон он, дом Пендрагона, на холме, – объявил возчик – добродушный фермер, согласившийся подвезти ее от почтовой станции. Габриэла пыталась нанять там какой-нибудь экипаж, что было делом нелегким, поскольку у нее в кармане оставалось всего пять шиллингов. Услышав ее разговор, он предложил взять ее с собой. Опасаясь, что другой возможности добраться в этот день до дома дяди ей не представится, она с радостью согласилась.

Выпростав руку из-под шерстяной накидки, она протянула ему свои последние шиллинги, но он отмахнулся. – Оставь деньги себе, мисс. Барон хорошо заботится о нас. Ты их новая горничная или еще кто?

Она сама хотела бы знать. Ловко спрыгнув с повозки, Габриэла потянулась за дорожным саквояжем, где хранилось все ее скудное имущество. Помахав рукой кучеру, она нервно сглотнула, плотнее закуталась в синий плащ, стараясь уберечься от холода, и направилась к дому.

По дороге девушка стала вспоминать последние дни, проведенные в Лондоне. Проливая обильные слезы, она распрощалась с Мод – и только кислое лицо миссис Баклз, недовольной отъездом регулярно плативших постояльцев, помогло ей немного утешиться. Они с Мод в последний раз вместе посмеялись над расстроенной хозяйкой пансиона, обнялись – и расстались. Мод, конечно, обещала писать ей. Габриэла поклялась, что будет делать то же, и начала скучать по своей старшей подруге, как только та уехала.

Габриэла вошла в городской особняк дяди – и там громадный мужчина со шрамом на пол-лица, делавшим его похожим на кровожадного пирата, объявил ей, что лорда Пендрагона дома нет. Недолгие расспросы помогли ей выяснить, что он уехал в свое сельское поместье в Уэст-Райдинге. Надо отдать должное великану: он спросил, не желает ли она зайти в дом и написать письмо его хозяину. Она покачала головой, отказываясь, и быстро исчезла, чтобы он не попытался ее задержать.

Чтобы поехать на север, ей пришлось заложить последние драгоценности матери: золотой браслет с рубиновым сердечком, который был подарком ее отца. Поскольку ей было тяжело думать о том, каким он был на самом деле, расставаться с браслетом оказалось не так больно, как было бы прежде.

И вот теперь, спустя четыре дня, она добралась до поместья Пендрагона – и готова была начать новую жизнь. Каким-то окажется ее будущее? Подходя к парадной двери, она постаралась взять себя в руки и не робеть. Набрав в легкие побольше морозного воздуха, она подняла руку в простой вязаной шерстяной перчатке и постучала.

Спустя некоторое время, которое показалось ей мучительно долгим, дверь открылась, и на пороге появился внушительного вида слуга. Немолодой мужчина критически обвел ее взглядом – с тульи простой шляпки до поношенных черных кожаных полуботинок, – чуть задержавшись на подоле накидки, носившем явные следы дорожной грязи.

– Слуги – с черного хода, – заявил он без предисловий. – Если ты явилась просить работу. Но я должен тебя предупредить, что сейчас мест нет.

Он собрался уже закрыть дверь, но она помешала ему, поспешно выставив ногу.

– Я не прошу места, – объявила она. – Я приехала… Я Габриэла Сент-Джордж, племянница лорда Пендрагона.

«Ну, вообще-то я дочь его единокровного брата, и притом незаконнорожденная», – мысленно призналась она, но вдаваться в эти подробности смысла не было.