– Так, на свет появился Мстислав, – ставлю заключительную точку истории.

– Мама рассказывала, что Мстя был чудесным карапузом, таким милым и забавным. Кстати… Хочешь, покажу его детское фото? – спрашивает рыженькая. Хотя зачем? Непонятно. Ведь опять не дождавшись моего ответа, начинает аккуратно пробираться к выходу, огибая кухонную мебель.

– Как ты его назвала? – удивленно усмехаюсь.

– Мстя, он и есть Мстя, – заявляет она. – Кличка – это жестокая месть за то, что он постоянно называл меня Шуриком. Знаешь, как это было обидно.

– Забавно, – улыбаюсь.

– И не говори. – Машет рукой Шура и заливается задорным смехом. – Ладно, я сейчас.

Выжидаю немного, настраиваясь на серьезный разговор с ее бабушкой, ведь пока слушала ее рассказ о дочери, в моей голове сформировались некоторые соображения. И теперь я просто обязана их проверить и подтвердить.

– Лаура, мне кажется знакомым имя вашего зятя, – говорю открыто.

– Неужели? – удивляется женщина.

– Скажите. Ваша дочь была его второй женой? Верно? – предполагаю, но тут же осознаю свою правоту. Брови собеседницы ползут вверх от удивления.

– Да, все так, – шепчет она и пересаживается на соседний стул, сокращая дистанцию между нами. – Это был студенческий брак по глупости. Как показывает практика, они скоропалительны и недолговечны. Первую супругу Алексея звали… Сейчас уже и не припомню… Мне как-то писала о ней Мишель. Ал… – тянет буквы имени, пытаясь произнести его полностью.

– Алиса Вихорева, – вырывается у меня на автомате.

– Откуда?.. – Лицо Лауры бледнеет, глаза округляются. Она хватает меня за руку и сильно сжимает кисть. – Неужели… Ты его дочь?

– О нет, но знаю его сына. Вадиму был год, когда родители развелись. Алиса Петровна воспитывала мальчика одна. Роль матери-одиночки незавидная, но радует то, что горе-папаша не исчез бесследно и помогал брошенной им семье.

– Наверное, он ненавидел своего отца, – удрученно вздыхает женщина.

– Точнее, переживал и обижался, – смягчаю. – Правда, несколько раз порывался сменить фамилию, но так и не сделал этого. Вадим до сих пор остается Меньшовым.

– Он знает? – Лаура намекает на трагичные последствия аварии.

– Скорее всего, нет. – Качаю головой, припоминая последние несколько лет жизни. Уж такая новость никак не могла пройти мимо меня.

Замолкаю на полуслове, услышав звук приближающихся шагов.

– Фух! Еле отыскала нужную фотографию. Ба, метка на рамке совсем стерлась, надо бы обновить. – Тонкие пальцы Шуры пробегают по торцу, старательно ощупывая поверхность.

– Хорошо, – соглашается Лаура и с тяжелым вздохом поднимается из-за стола.

– Ты куда? – удивленно моргает девушка.

– Устала, – наш двухминутный разговор оказывается тяжелым испытанием для измученной воспоминаниями пожилой дамы. На милом лице отображается неизгладимая грусть. – Поболтайте без меня. Хорошо? Деточка, и загрузи потом грязные чашки в посудомойку.

– Сделаю, – обещает внучка.

– Всем спокойной ночи, – прощается Лаура. Получив ответные пожелания, она уходит и запирается в своей спальне, а между нами повисает гнетущая тишина.

Шура нащупывает поверхность стола, оставляет на ней фото в рамке и, между прочим, спрашивает:

– Ну! И что это было?

– Ты о чем? – спрашиваю и быстро перевожу разговор в безопасное русло. – Какой же он все-таки красивый. Хорошенький черноглазый карапуз, – умиляюсь, изучая улыбающуюся мордашку годовалого мальчика.

– Ты прекрасно меня услышала. Речь не о милашке Мстиславе, – серьезно произносит посредница и складывает руки на груди, а глаза… Они прожигают насквозь. Я так отчетливо ощущаю на себе ее взгляд, что подсознательно не верится в ее слепоту. – О чем вы говорили? Давно Лаура не была в таком подавленном состоянии.

– Так… О многом… – теряюсь, не зная, как сообщить девушке правду о существовании близких ей родственников. – Слишком много совпадений. Как думаешь?

– Согласна. Сама в шоке, – Шура шумно выдыхает и усаживается за стол.

А я набираюсь наконец храбрости и выдаю:

– У тебя есть брат.

– Конечно, Мстислав, – согласно кивает та и подмечает:

– Только был.

– Ты не поняла. У тебя есть еще один брат, – произношу на одном дыхании и замираю, наблюдая за реакцией рыженькой.

На веснушчатом лице появляется недоумение, но быстро сменяется весельем. Ее смех меня настораживает. Не знаю, о чем и думать. То ли Шура радуется новости, то ли защищается от стресса.

Насмеявшись до выступивших на глаза слез, она интересуется:

– Издеваешься?

– И не думала, – уверяю в своей честности. – У твоего отца остался ребенок от первого брака, – поясняю, но особой радости не вижу. Поэтому выкрикиваю, стремясь ободрить девушку. – Ура! Ты снова младшая сестра.

– Нет! И еще раз нет! – упрямица не признает такую возможность. – Ты ошибаешься! Слышишь? – настаивает на своем.

– Твоего брата зовут Вадим Меньшов. Никакой ошибки, – уверенно заявляю.

– А-а-а-а! – начинает кричать Шура, выпуская накопившуюся негативную энергию. – Да чтоб тебя, меня и папу Карло!

– Вот это да, – забавляюсь бурной реакцией, которую выдает та.

– Что же это творится? Беспредел какой-то! Теперь я понимаю Лауру, – возмущается рыженькая.

– Все к лучшему. А знаешь, что самое невероятное в этой истории?

– Ты моя сестра? – с каменным лицом интересуется та.

– Точно нет. – Качаю головой. – Я человек, заплутавшая душа, сэйфин-лим, хранитель, но еще и посланник оказывается. Кстати… Вадим – прямой участник моей невеселой судьбы. Именно под колеса его авто я и угодила. Затем оказалась на Ипсилоне, а теперь и здесь. Круг замкнулся.

– Мне жаль, – сочувственно выдыхает Шура.

– Не стоит. Я уже смирилась.

– А как насчет меня? – шепчет новоиспеченная сестра.

– Теперь ты не одна! Разве плохо? – утешаю.

– Он мне чужой! – заявляет упрямица.

– Нет, родной! – отстаиваю правду. – Подожди, вот только вернусь домой, сразу помогу вам воссоединиться и стать счастливой семьей.

– Можешь оставить меня? Хочу побыть одна.

– Хорошо, пойду спать, – охотно соглашаюсь.

– Сладких снов тебе, Лиза, – говорит рыженькая и накрывает лицо ладонями, прячась как в раковину.

– Спокойной ночи, Шурочка. – Ласково провожу рукой по ее пушистым волосам и ухожу в отведенную мне спальню.

Туман. Белесая непроницаемая пелена застилает все вокруг и постепенно поглощает меня. Кожа истончается и становится невероятно чувствительной. Улавливаю колебания воздуха и даже влагу, скопившуюся в нем. В пространстве разливается звенящая тишина, пустота очищает разум от мыслей. Душевное спокойствие мне дарит невесомость.

Я начинаю парить. Приятное состояние покоя. Именно о нем и говорила посредник – глубокая фаза сна.

Я сплю? Как странно пребывать в нескольких реальностях одновременно.

Отчетливо ощущаю тяжесть, неподвижность физического тела и легкость, текучесть ментального. Я словно прохожу сквозь время, примеряя каждое необычное состояние как новое платье.

Как долго я здесь? Теряюсь в догадках. Прислушиваюсь к ровному биению сердца…

Безмятежность, покой и… Боль! Она резко пронзает мою ладонь. Острый сверкающий клинок стремительно вонзается в плоть.

О, боже! Кровь?

Серебряные нити тянутся от раны, удлиняясь, истончаясь. Они исчезают в туманной пелене. Куда они стремятся? Слезы застывают в глазах и не позволяют видеть четко, а мгла становится еще плотнее.

Смиряюсь с происходящим и покорно наблюдаю за тем, как уходит сила и истончается эфемерное тело. Но рано успокаиваюсь. В следующую секунду вздрагиваю от нового приступа боли – уже во второй ладони. Все повторяется.

Я теряю себя окончательно, чувства отключаются, остается только обостренный слух. Улавливаю шелест далекого голоса. Он с каждой фразой приближается и звучит четче. Я узнаю говорящего – Шура! Правда, суть сказанного разобрать не получается, но зато различаю чередующиеся имена Елизавета и Роберт. Постепенно темп речи нарастает и с каждым кругом во мне происходят перемены. Тело разжигает изнутри, кожа горит в лихорадке, ладони зудят. Как же хочется почесать, но понимаю, что не могу отлепить их от чужих рук.