Удивления, промелькнувшего на лице Лэндлесса, было достаточно, чтобы Матти поняла: она не ошиблась, Лэндлесса крепко задело то, как с ним обошлись.
— Да все политики проговариваются, — буркнул Лэндлесс. — Это не преступление и не может служить достаточным основанием для того, чтобы вышвырнуть его с Даунинг-стрит.
— Нет, это не может. Но использование секретных данных для махинаций с акциями, мошенничество, шантаж и кража могут! — Ей доставило удовольствие наблюдать, как беспокойство проступило на его жирных щеках.
— Я совершенно точно могу доназать, что именно Урхарт купил акции компании «Ренокс» от имени Чарльза Коллинриджа, чтобы дискредитировать его брата — премьер-министра. Что Урхарт спрятал в номнате Патрика Вултона в Борнмуте микрофон и потом шантажировал его пленкой с записью, пока Вултон не снял свою кандидатуру. Что он приказал украсть из штаб-квартиры партии конфиденциальное персональное досье Майкла Самюэля. — Сейчас она блефовала, у нее не было этих доказательств, только внутренняя уверенность, но она видела, что Лэндлессу, с которого слетела спесь, сейчас уже не до частностей. Но он был прирожденным борцом и пока не сдавался.
— Почему ты думаешь, что тебе поверят? Уже сегодня вечером Френсис Урхарт станет премьер-министром, и неужели ты думаешь, что кому-то захочется, чтобы и он, и страна погрязли в подобного года политических дрязгах? Я думаю, мисс Сторин, вы недооцениваете истеблишмент и его возможности самозащиты. Развенчивание премьер-министра ставит под вопрос всю политическую систему. В таком случае торжествует не справедливость, а разного рода сброд вроде радикалов и революционеров. Этого не захочет даже оппозиция. В общем, увидишь, как дьявольски трудно будет убедить любую газету опубликовать твои обвинения, и вряд ли ты найдешь такого юриста, который займется этим делом.
Смакуя свои аргументы, он постепенно успокаивался, обретая прежнюю самоуверенность.
— Потребовалось целых семь лет, чтобы привлечь к суду Джереми Торпа, а ведь он был всего лишь лидером либеральной партии, а не премьер-министром. К тому же его арестовали за покушение на убийство, это не то что твои обвинения в мелком воровстве и жульничестве. У тебя нет трупа, вокруг которого можно было бы строить обвинительное дело.
— Есть, мистер Лэндлесс, -тихо сказала она. — Он убил О'Нейла, чтобы заставить его замолчать, и хотя я не уверена, что в данный момент могу это доказать, но зато уверена, что могу поднять вокруг убийства такую бурю, которая сорвет ставни с окон на Даунинг-стрит и основательно потрясет вас и вашу маленькую коммерческую затею. В деле Торпа речь шла о застреленной кем-то собаке. Мы сейчас говорим об убийстве человека.
Лэндлесс поднял свое грузное тело из кресла и подошел к большому венецианскому окну. Отсюда он мог видеть печные трубы, крутые крыши и мрачные коробки трущобных домов Бетнал Грин, где он родился и где в детстве познал все, что надо было знать о вышивании. Несмотря на свое богатство и возможности, он не хотел покидать этого района, наоборот, старался держаться от него поблизости. Там были его корни, и он знал: пойди все прахом, именно туда ему и придется возвращаться. Когда Лэндлесс снова повернулся к ней лицом, Матти увидела, что он признал свое поражение.
— Что ты собираешься делать, мисс Сторин?
— Уже слишком поздно предпринимать что-либо, чтобы помешать избранию Урхарта, но в моих силах сделать так, чтобы он как можно меньше оставался в своей новой должности. Но для этого будет нужна ваша помощь.
— Моя помощь! Я… не понимаю. Сначала ты обвиняешь меня в том, что из-за меня начался весь этот хаос, а теперь просишь, чтобы я тебе помог. Ни хрена себе! — воскликнул он на чистейшем кокни.
— Я объясню. Может быть, вы и негодяй, может быть, вы издаете грязную газету, мистер Лэндлесс, но думаю, что меньше всего вы хотите видеть во главе нашей страны такого человека, как Урхарт. Вы закрепили за собой репутацию патриота — выходца из рабочего класса, которому близки сердцу и его традиции, и его интересы. Для кого-то это может показаться банальным, но не для меня. А если я права, то это значит, что вы никогда не стали бы участвовать в заговоре, чтобы протолкнуть на Даунинг-стрит человека, зная, что он убийца.
Она сделала паузу, но он промолчал.
— Во всяком случае, я думаю, что смогу уговорить вас, исходя из чисто коммерческих соображений. Независимо от характера развития событий считайте вашу сделку о приобретении «Юнайтед ньюспейперс» мертворожденной. У вас две возможности, чтобы самому сделать выбор. Вы или станете свидетелем того, как эту сделку сметет шторм, который, несомненно, поглотит Урхарта и дойдет до вас, лишив возможности заработать в Лондоне деньги на любую новую сделку, или вы откажетесь от нее сами, поможете мне пригвоздить Урхарта, спасете свой бизнес и станете героем дня.
— Почему я должен тебе верить?
— Потому что вы мне нужны.
— Я тебе нужен? — У него от удивления отвисла челюсть,
— Мне нужно, чтобы вы были достойным газетчиком и опубликовали мою статью. Если она сразу и целиком появится в «Телеграф», а не будет в течение нескольких месяцев по частям и отрывкам продираться на страницы разных газет, никто не сможет ее проигнорировать. Я дам вам эксклюзивное право на материал, от которого вы впадете в патриотический транс, после чего вряд ли у меня будет смысл набрасываться на вас.
— А если я скажу «нет»?
— Тогда я воспользуюсь целой армией заднескамеечников оппозиции. Они будут только счастливы получить от меня все то, чем я их вооружу. Один за другим начнут они подниматься в палате общин, где они защищены от законов клеветы, и выступать с заявлениями, которые разоблачат вас и Урхарта и приведут обоих к оглушительному краху.
Она выложила на стол все свои карты. Игра подходила к концу. Не остались ли у него в запасе еще какие-нибудь козыри?
— Урхарт падет так или иначе, мистер Лэндлесс. Вам нужно решить одно: падете ли вы вместе с ним или поможете мне подтолкнуть его…
Был уже ранний полдень, когда Матти вернулась в Вестминстер. Снегопад закончился, небо постепенно очищалось от туч, и столица понемногу приобретала тот вид, который изображался на традиционных рождественских открытках. Особенно великолепно выглядели здания парламента, походившие на дивный рождественский торт, сверкавший сахарной глазурью под голубыми, кристально чистыми небесами. Звуки хорала с пожеланиями добра и благополучия всем людям, доносившиеся из церкви Святой Маргарет, укромно расположившейся под крылом огромного средневекового здания аббатства, оживляли эту сцену, и на прохожих веяло духом безмятежного поноя и викторианского очарования.
В различных частях палаты общин уже начался праздник. Один из коллег Матти по галерее для прессы поспешил к ней, чтобы ввести в курс дела.
— Проголосовали уже около восьмидесяти процентов правительственных членов парламента. Полагают, что в победе Урхарта не может быть никакого сомнения. Более того, похоже, он победит с подавляющим большинством голосов.
Пробили часы Биг Бена. В его колокольном звоне Матти слышалось какое-то новое, ужасное звучание. Ей показалось, что от крыши дворца оторвалась ледяная сосулька и вонзилась прямо ей в сердце. Надо поторапливаться.
Урхарта не было ни в его комнате, ни в каком-либо из баров и ресторанов Вестминстерского дворца. Тщетно пыталась она навести о нем справки в коридорах и уже подумала, что он уехал обедать или давать интервью, когда один из дежурных полицейских сказал, что минут десять назад Урхарт прошел в направлении к зимнему саду. Она не только не имела представления, где этот сад находится, но и вообще не знала о его существовании.
— Да, мисс, мало кто знает о нашем зимнем саде на крыше, о нем предпочитают помалкивать, иначе все туда кинутся. Сад находится прямо над палатой общин и идет вокруг того огромного центрального светового люка, через который дневной свет поступает в палату. Собственно говоря, это плоская нрыша в виде террасы. Мы отнесли туда несколько столиков и стульев, летом обслуживающий персонал парламента имеет возможность подняться туда, прихватив с собой бутерброды и термос с кофе, передохнуть немного и понежиться на солнышке. Мало кто из членов парламента знает о нем и еще меньше ходят туда, но мистера Урхарта я видел там несколько раз. Думаю, ему нравится смотреть оттуда. Но сегодня там, должно быть, дьявольски холодно и одиноко, если мне будет позволено так выразиться.
