– Дело в том, что ты работаешь не ради денег, – резко говорит она, всё-таки не сдержавшись, – тебе нравится эта работа, нравится копать под людей, нравится смаковать детали и потом кричать об этом на весь белый свет из вашего журнала!

Проехав перекрёсток, соединяющий лесную дорогу и трассу, я выезжаю на асфальт и поворачиваю в сторону города.

– Если ради того, чтобы сотня подонков задумалась о порядочности, нужно прижать хвост одному – то да, мам, я роюсь в грязном белье некоторых людей. Но только некоторых! – я стараюсь говорить спокойно, но не выдерживаю и повышаю голос. – Это главное! Я пишу только о тех, кто этого заслуживает.

– Не нужно прикрываться благородством, – громко говорит она, – ты не вправе решать, кому и как получать по заслугам, и тем более… – её голос вздрагивает, – мы на самом деле очень переживаем за тебя, Ия.

Дорога почти пустая. Крадущаяся темнота опускает небо всё ниже. В сумерках и свете фар деревья с обеих сторон трассы кажутся пугающими темными кляксами, дрожащими под дыханием ветра.

Мне становится не по себе, и я сильнее жму на газ, разгоняя авто до ста километров в час.

– Ты позвонила, чтобы читать нотации? – говорю нервно.

Как она умудряется это делать! Позвонить, высказать своё недовольство, задеть меня за живое, а потом расстроиться так, чтобы ещё я её и успокаивала!

Нет! Сегодня номер не пройдёт!

Я так хотела провести день спокойно. Прочувствовать волшебство редкого выходного! Набраться сил! Зарядиться энергией! А что в итоге? Вся на нервах мчусь по трассе, не чувствуя ни малейшего удовольствия от отдыха!

На спидометре сто пятьдесят.

Мама – единственный человек, способный так быстро вывести меня из равновесия. В этом ей нет равных.

– Ия. Это не нотации. Это опасения. Мне не нравится твоя работа. Не нравилась никогда. И я хочу, чтобы ты сменила свой журнал на что-то более приличное! И что за шум? Это что, ветер? Ты что опять ездишь с открытыми окнами, тебя же продует!

– А почему тебе вообще должна нравиться моя работа?

Ветер мощными потоками врывается в машину с обеих сторон, беспощадно мотая мои волосы в разные стороны.

Сто восемьдесят.

– Ах, вот как?! – взрывается мама. – Ещё скажи, что мне не должно быть дела до собственной дочери! Скажи, что я должна спокойно наблюдать, как ты… Как ты…

В трубке раздаётся шуршание, а затем, бодрый папин голос:

– Милая, привет! Едешь домой?

– Да, пап, привет! Уже подъезжаю к городу с пляжа, – я с облегчением выдыхаю. Наконец-то он вмешался.

– Ясно, давай аккуратно. С мамой созвонитесь завтра, хорошо?

– Хорошо пап! Целую!

– И я тебя.

Улыбнувшись, слышу в трубке гудки и немного сбавляю скорость, всё ещё прижимая телефон плечом к щеке. Папа всегда успокаивает и меня, и маму. Если мы с ней можем упереться и стоять на своём как бараны, то папа – прирождённый дипломат.

Ветер продолжает носиться по салону машины. Нажав кнопку на руле, прикрываю окна и только собираюсь немного отпустить газ, как вдруг на пустой трассе появляется автомобиль – чёрный тонированный джип. Он вылетает из-за поворота так неожиданно, что я вздрагиваю и с первого взгляда понимаю – с этой машиной что-то не так. Джип летит на огромной скорости, по разделительной линии между полосами движения.

Холод прокатывается по спине. Я расправляю плечи, крепче сжав руль. Телефон падает между кресел.

Непроизвольно бросаю взгляд на планшет в сумке на сидении рядом. Первая мысль – главное, чтобы планшет не пострадал в случаи аварии. Господи… О чём я думаю?!

Джип несётся вперёд, не сбавляя скорости.

«Сумасшедший? Пьяный?» – проносится в голове.

Но я опытный водитель и знаю, что делать.

Доля секунды, и я, сбрасывая скорость, жмусь к обочине, уступая дорогу психу.

Однако он не ценит усилий и, кажется, ещё сильнее забирается на мою – встречную – полосу.

Сердце начинает бешено стучать в груди.

Что он творит?

Ещё доля секунды.

Я, еще сильней прижавшись к обочине, до хруста пальцев сжимаю руль и во все глаза смотрю на несущуюся навстречу махину.

Что он делает? Что?!

В сумерках я не вижу водителя, не вижу номеров и марку авто. Вижу только свет фар и огромное, чёрное пятно.

Больно дышать. Больно думать.

Ещё доля секунды. Время словно застывает.

Он совсем близко, и я уже не успею съехать в кювет. Не успею вывернуть на пустую встречку.

Хочу закрыть глаза, но не могу и как заколдованная смотрю вперёд.

Миг… В свете фар я вижу лицо мужчины, сидящего за рулём. Его глаза, несмотря на сумерки, скрыты бейсболкой и темными очками. Подбородок заносчиво задран вверх, а губы изогнуты в неприятной, скользкой улыбке.

Время растягивается в тугую массу. Всё вокруг происходит как во сне, и джип, в миллиметре от носа моей машины, на дикой скорости вырывается обратно на свою полосу движения.

Я словно просыпаюсь.

Вскрикиваю. Дико. Громко. Не своим голосом.

От страха перестаю видеть и чувствовать дорогу. До конца жму тормоз и, зажмурившись, чуть не ударяюсь лбом о руль, когда машина резко замирает на обочине.

Только что перед моими глазами промелькнул черный капот. Освещённые фарами номера – все девятки, и лисья улыбка, которая, кажется, перед безумным манёвром стала ещё шире.

Как ей это удаётся?! Столько месяцев умело скрывать свою фигуру за псевдонимом. Ловко, чтобы ни одна душа в издательстве не могла даже предположить, что именно она – Великан. Просто невероятно.

Как же хитро, умно!

Нигде не засветилась, ни разу не намекнула, не выкатила на всеобщее обозрение свои способности и мозги. Хотя могла бы.

А ведь над её девчачьей колонкой многие ржут за глаза. Называют соплями, бредом, желтухой… Неужели она не знает об этом? Конечно, знает.

Но как она может работать за двоих?

Наверняка ей кто-то помогает. Редактирует статьи или вообще пишет за неё.

Конечно, так и есть.

Невозможно выполнять такой объём в одиночку. К тому же Великан всегда говорит на мужском языке, это сразу видно и невозможно подделать. А женская колонка от и до написана по-другому – глупым бабским слогом, весело и ни о чём.

Да. Кто-то пишет за неё. Да, да…

Нет!

Нет! Я знаю, что это она! Она!

Просто хочу успокоить себя этими мыслями, но не могу, ведь в глубине души я чувствую, Великан – её второе я.

Сука!

А как она докладывает о рейтингах своей колонки на планёрках? Так скромно, трясясь от волнения как листок на ветру, всегда по делу, отвечая застенчивой улыбкой на все ухмылки коллег.

Обезоруживающей улыбкой.

Не могу понять ее, приблизиться к ней, выбросить ее из мыслей!

Удивительная, противоречивая – не боится писать о чиновниках, но боится выступать даже перед своими, держится уверенно в коллективе, но никого не подпускает ближе делового общения.

Не могу её видеть! И не видеть тоже не могу.

Вчера, в кабинете главреда, в своей узкой юбке черного как нефть цвета, она говорила о чём-то с такой искрой в глазах. С другого конца офиса было видно, что она предвкушает новую победу. Новую статью.

Мне хотелось смотреть и смотреть, но, заметив мой взгляд, главред поднялся из-за стола и закрыл жалюзи, оставшись с ней наедине.

Они точно спят?

Нет, и думать об этом не хочу! Даже если так, мне нет никакого дела. Мне наплевать. Я не допущу в свою голову даже тень мысли о том… как расстёгивается замок на её юбке, как легко с плеч слетает блузка, как рассыпаются по плечам длинные волосы. Как она пахнет. Прикасается. Стонет…

Какого чёрта я снова думаю об этом?!

На часах три ночи. И что в итоге? Только туман перед глазами, боль в голове, жар в теле.

Я не могу спать, работать, думать о чём-либо, кроме неё!

Сука!

– Все девятки! Ты представляешь! Это какой-то местный блотень!