Грозное предуведомление!

Милейшие читательницы и почтенные читатели!

Не торопитесь переворачивать эту страницу.

Позвольте предупредить вас…

…Некоторое время назад явилась книга «Машина страха» вашего покорного слуги.

Если вам повезло уже прочесть ее, смело переворачивайте страницу!

А если нет?

Пожалуйста, чуть-чуть задержитесь здесь.

События, которые разворачиваются в нынешней книге, происходят сразу после окончания тех, что случились в «Машине страха». Однако не спешите с разочарованием. Даю вам честное и благородное слово, что, прочитав нынешнюю книгу, вы с не меньшим интересом возьметесь за «Машину страха». Будто сразу начали трилогию с нее. В нынешней книге вы не найдете ни одной подсказки о том, что происходит в «Машине страха» на самом деле. Некоторые герои будут вам знакомы, но и только… Хотя знакомы ли?…

Нынешняя книга – вторая в трилогии, которая так и называется: «Машина страха».

Что же такое машина страха, или по-латыни machina terroris? Объяснений в Википедии вы не найдете. И ни в одном словаре тоже. Потому что это изобретение одного из героев трилогии, медиума и спирита Ионы Денисовича Иртемьева. Аппарат, который концентрирует неведомые спиритические силы и позволяет… управлять человеческими эмоциями. И не только эмоциями. Прибор предположительно даст возможность влиять на сознание множества людей… Какие перспективы открываются!

Что известно читателям первой книги, а вам полезно узнать?

Явившись в мир, изобретение Иртемьева понадобилось многим. За ним идет настоящая охота. Многие персонажи погибли.

А Ванзаров… У Ванзарова с машиной страха непростые отношения… Вскоре узнаете почему.

И еще. Будьте осторожны: эта книга обладает тайным воздействием. Не заметите, как окажетесь под гипнозом… Да-да…

Будьте бдительны, дамы и господа!

Бесконтрольное гипнотизирование в связи с явлениями внушения служит нередко источником распространения ложных сведений в обществе, и, наконец, эти с виду невинные салонные развлечения, указывая на действительную неотразимость внушения и подхватываемые печатью, пропагандируют в обществе и народе одно из простейших и притом могучих, по-видимому, средств к пробуждению и укреплению в людях различных темных и преступных влечений, к совершению грабежей, насилий и даже убийств.

28 октября 1898 года[1]

…и казалось ему, что к горлу приставили наточенное лезвие. С утра пораньше Эраст Сергеевич тщательно выбрился, надушился и причесался у своего парикмахера. Но сейчас бритву сжимала чужая рука. Одно неверное слово – побреет так, что костей не соберешь. Пустит кровушку, не глядя на чины и заслуги. Оглянуться не успеешь, как вылетишь в отставку.

Надо заметить, что директор департамента полиции этим утром малость трусил. В чем никогда не сознался бы. Беспокойство началось вчерашним вечером, не давало уснуть ночь напролет.

Все началось с того, что нарочный в форме жандармского ротмистра доставил Эрасту Сергеевичу Зволянскому письмо. В нем было приглашение на дружескую беседу в домашней обстановке. В последних строках письма имелась шутливая просьба сохранить встречу в строгой конфиденциальности. То есть не сообщать секретарям, где будет находиться директор департамента с девяти утра и до тех пор, «пока потребуется».

Приглашавший не числился другом Эраста Сергеевича, с которым можно душевно пообедать в ресторане, болтая о пустяках и актрисках, хотя о такой дружбе любой чиновник мог только мечтать. Он занимал должность одного из трех товарищей[2] министра внутренних дел, курируя политическую полицию империи во всех видах, не исключая и обычную полицию, которая обязана ловить не столько уголовных преступников, сколько врагов государства, когда объявится очередной враг. Власть этого человека в скромном цивильном костюме распространялась куда дальше его домашнего кабинета, где Эраст Сергеевич ощущал себя мошкой.

Зволянский предвидел, что после событий истекших дней такой разговор неизбежен, и готовился к нему заранее. Когда же пробил час, нервишки разошлись. Не удержал их в узде господин директор. И сейчас ерзал на краешке гостевого кресла.

– Таким образом, делаем вывод: происшествия в гостинице «Виктория» и в доме на Гороховой очевидных причин не имеют, – ласково сказал хозяин кабинета, к которому велено было обращаться запросто, без титулов чинов, то есть Александр Ильич. – Расскажи, Эраст Сергеевич, что удалось установить по Литовскому замку…

Докладную папку Зволянский держал на коленях, что было чрезвычайно неудобно. Сжатые, как у барышни, колени затекли, ему хотелось закинуть ногу на ногу, но такой вольности позволить было невозможно. Он перевернул лист предыдущего доклада, чтобы зачитать следующий.

– Дознание провел начальник исправительного арестантского отделения[3], коллежский советник Матеевский Никтополион Александрович, о чем и составлена настоящая записка, – проговорил он, показывая и служебное рвение, и непричастность к докладу, если выводы сочтут бестолковыми.

– Уволь от канцелярии, – сказал Александр Ильич, наблюдая за ерзаньем Зволянского на кресле. – Возьми главное, только факты…

Эраст Сергеевич вновь ощутил касание бритвы. Проверяют: ознакомился ли подробно, вник ли в содержание или пробежал по верхам. Не зря выучил докладную записку чуть не наизусть, как прилежный гимназист зубрит спряжения латинских глаголов. Прикрыв папку, чтобы Александр Ильич убедился в его рвении, Зволянский пересказал много раз читанный им текст.

Господин Матеевский докладывал следующее:

27 октября сего года в 6 утра смотритель женского отделения госпожа Рот заступила на дежурство, как полагается. Провела побудку арестованных женщин и осмотр камер. Около восьми утра Рот забрала связку ключей в дежурной комнате и направилась к одиночной камере, в которой содержалась арестованная. Открыв замок, Рот вошла в камеру. Арестованная сидела на койке. Без каких-либо побуждающих действий со стороны арестованной, то есть попытки к побегу, Рот вынула револьвер и сделала четыре выстрела с близкого расстояния. Три пули попали арестованной в грудь, четвертая вошла в лицо. После чего Рот опустила револьвер, громко сказала «осмотр закончен» и удалилась, оставив дверь камеры распахнутой. На звуки выстрелов прибежал надзиратель мужского отделения Парамонов, который увидел арестованную, лежащую в крови. Он и поднял тревогу.

Вызванный тюремный доктор Юркевич констатировал смерть арестованной. О происшествии сразу было доложено начальнику тюрьмы. Господин Матеевский в сопровождении вооруженных стражников направился в дежурное помещение. Рот пила чай, была весела и спокойна. На вопрос о том, что она натворила, Рот выразила искреннее непонимание, доложив, что во вверенном ей женском отделении должный порядок. Чай позволила себе, пользуясь свободной минуткой. На прямой вопрос, на каком основании она расстреляла арестованную, Рот ответить не смогла. Более того, заявила, что ни в кого не стреляла. Господин Матеевский потребовал сдать оружие и пройти освидетельствование доктором Юркевичем. Рот вынула из ящика стола револьвер, приставила к виску и произвела выстрел. Пуля пробила ей голову. Помочь было невозможно. Причиной подобного поведения доктор Юркевич назвал внезапное помутнение рассудка на почве истерии, которая случается у женщин при наступлении определенного возраста или при различных обстоятельствах семейной жизни.