Неспешно переставляя ноги, мы поднимались по узкой горной улочке. По обеим сторонам открытые магазинчики пестрели веерами и ажурными зонтиками, манили расписной посудой и кружками для зелёного чая, фигурками гейш в кимоно и сладостями из рисовой муки.

И тут из-за поворота перед нами возникли ворота. Волшебные синтоистские ворота без дверей: просто два огромных столба и чуть изогнутая крыша. Говорят, ее изогнули синтоистские божества, которые там возлежат.

Ворота величественно стояли на вершине, обдуваемые ветрами, и горели на солнце оранжевым цветом. За ними по крутой лестнице лежал путь наверх, в храм Чистой Воды.

И мы пошли.

С террасы храма открывался вид на весь лежащий в низине город. Мы завороженно смотрели, как солнце ровно пять минут постепенно прячется за горы, отделяющие древнюю долину от остального мира. Потом мы хлопали в ладоши и просили богов синто[13] о чем-то своем на старинной сцене, откуда раньше японские самоубийцы бросались в пропасть.

Вечерело. По одной узенькой каменной улочке мы спустились в город.

На первый взгляд всё было как обычно: черные японские такси моргали фарами, из магазинов лился теплый электрический свет, люди текли по тротуарам привычным потоком. Но было тут что-то странное. И вдруг мы поняли: в Киото нет высоких зданий!

Все дома на широких улицах были низкие, как будто придавленные грузом величия древности. Как шелковая ткань кимоно, Киото был расправлен, растянут по своей долине. Даже река Камо была настолько мелкой, что цапли спокойно стояли в ней на одной ноге. Мы прошли по деревянному мостику и увидели, как чайки садятся на выступающие из воды камни.

Поздним вечером мы с Кириллом сидели в «Старбаксе» прямо возле реки и пили кофе. Кирилл рассказывал про свою общагу, лабораторию и то, как ему сложно объясняться с японцами. Я слушала его и наблюдала в окно, как большая желтая луна висит в воздухе прямо над мостом. И думала: как забавно. Магнитный экспресс привозит людей на современную станцию в город старинных храмов. Луной и аистом у реки можно любоваться из окна «Старбакса».

Во дворе святилища стоят автоматы прохладительных напитков. Проходящая мимо чинная японка в кимоно постукивает платформами своих деревянных сандаликов, держа в руках последнюю сумку от Луи Виттон.

Жизнь не стоит на месте. Но везде она несётся куда-то так, что уже не видно начала. И только у японцев новое не отрицает, а лишь причудливо дополняет старое.

Может быть, поэтому им порой удаётся добежать первыми?

– Марина. Я не могу.

С этими словами и с перекошенным лицом Женька вскочила со своего места и встала прямо напротив меня.

В дневной электричке было полно свободных мест. Но Женька настойчиво продолжала стоять. С выражением, как будто её сейчас стошнит, она выдавила:

– Он там, – и сделала кивок назад.

На мой полный недоумения взгляд она пояснила:

– Там. Мужик. Смотри на штаны.

Я выглянула из-за Женьки и увидела японца в повседневной одежде, развалившегося на сиденье напротив. Тёмная футболка. Лёгкие брюки. Но что-то тут не так… И тут мои глаза расширились.

На самом причинном месте на брюках была дыра. Большая дыра. Вольно и широко она пролегала по мужской промежности, позволяя немногочисленной публике вагона лицезреть отсутствие нижнего белья и некоторые интересные детали японской анатомии.

Я перевела глаза на Женьку.

– Видела?.. – прошептала мне она.

– Угу… Ну и чё ты вскочила? Садись.

– Ой не, не могу я на это смотреть! Меня аж воротит.

– Ну и не смотри! Не стоять же из-за него всю дорогу?

Она нехотя села обратно.

– Слушай, а может, он не заметил? – попыталась она найти какое-то объяснение вагонному стриптизу. – А вдруг ему просто все сказать постеснялись?

Я снова посмотрела на японца, как ни в чём не бывало раскинувшего свои ноги и остальные запчасти на бархатном сиденье. И мысленно представила себе, как мы подходим к нему и говорим: «Извините, но дело в том, что нам с того сиденья видна ваша мошонка. Вы об этом знали? Знали, да? Аа, ну тогда ладно…»

– Вряд ли, – сказала я. – Ему же туда поддувает! Сложно не заметить.

И всё же вера в нормальность умирает последней. Поэтому я решилась на крайнюю меру. Чтобы дать возможность мужичку исправить оплошность, я начала нагло и целенаправленно смотреть на его интимное место. Я вполне откровенно разглядывала его, то прищуриваясь, то распахивая глаза, так что сидящие вокруг пассажиры могли совершенно справедливо предположить во мне нимфоманку. Но ни один мускул не дрогнул на лице старого стриптизера. Взгляд его раскосых глаз по-прежнему был туманно направлен вдаль.

Мне вдруг стало ясно: он всё прекрасно знает и даже кайфует от публики в лице двух белых женщин. Тут я начала злиться. Меня так и распирало от желания закричать на весть поезд: «Товарищи, смотрите, какой маленький! Вы такой когда-нибудь видели?!» Из приличного воспитания, конечно, я сдержалась. Но из гордости и принципиальности не пересела. Вот еще! Хочет – пусть пересаживается сам вместе с причиндалами.

Так мы и ехали дальше: две иностранки и японский эксгибиционист. Полуденное солнце нежно играло на его лысине и открытых стихиям японских гениталиях.

Признаться, на его месте я бы всё-таки не выставляла их с такой гордостью, а трепетно берегла в сухом тёмном месте. Пусть не тешит себя иллюзией, что абсолютно всё растёт и вытягивается под солнцем.

– Ой, про них же все говорят! – Бермет испуганно прикрывает рот рукой. – Это, наверное, был чикан!

– Да нет! Чикан – это же маньяк-насильник. А этот просто, простите, письку показывает, – возражаю я.

– Не, на самом деле они всех этих извращенцев и называют чиканами, – авторитетно заявляет Андрий. – Там же иероглиф «чи» – значит больной на голову.

– Вообще тут, оказывается, столько сумасшедших, кошмар! Едешь в поезде, а он рядом сам с собой разговаривает! – возмущается Лариса.

– Да ладно, когда просто разговаривает, – усмехается Женька. – А то ещё того и гляди – тебя на кусочки порежет. И съест.

– И изнасилует перед этим.

– Или после этого, – мрачно бросает Андрий.

– Но ведь у нас тоже есть преступники.

– Да, но у нас даже преступники понятные. А здесь все на первый взгляд кажутся нормальными. Вот что страшно, – возражаю я.

– Ага. Типа всеми уважаемый господин Танака, начальник отдела продаж. Жена, двое детей. Законопослушный гражданин, платит налоги. И можно простить ему маленькую шалость, что в наполненной электричке он иногда прижимается к девушкам…

– Ой, я-то думала: для чего им эти женские вагоны? – ошеломленно распахивает глаза Женя. – Таких ведь больше нигде нет…

– Не, я не понимаю. А девушки чё, заорать не могут? Вон в караоке как голосят, а на чикана слабо?

– Марин, ну ты видела японок? Ты можешь представить, чтобы кто-то из них заорал благим матом?!

– Ну ты шо, это же неприлично, понимаешь ли, – язвит Андрий. – Ты не можешь нарушать всеяпонскую гармонию своими дикими криками!

– И пофиг, что при этом твоя ценная задница находится в руках маньяка-насильника, – заканчиваю я.

– То есть для мужиков в Японии раздолье? Щупай – не хочу, всё равно никто не пикнет? – удивляется Женька.

– Да-да! И «женский вагон» в каждой электричке – подтверждение этого японского феномена, – резюмирует Лариса.

– Ой, у нас даже недалеко от универа объявление висит – «Осторожно. Чикан», – вспоминает Бермет. – Меня и японки предупреждали…

– Вот бы его встретить раз! Я б так заорала, что отбила бы ему охоту на иностранных девчонок, – говорю я.

– Ну почему же только девчонок! Не будь такой эгоисткой, – произносит Андрий жеманным голосом и подмигивает.

Все смеются, приканчивая последние запасы сливового вина и бакарди-колы.