"Михаил Александрович, ассистентка принесла вам чай и бутерброд ".

   Его активно пытались женить. Он был такой светский лев. Но обжёгшись на молоке, он дул на воду -- заведёшь супругу, и сразу столько проблем на ровном месте. Он знал свой неведомый шарм. И смутно понимал -- счастье не снаружи, счастье внутри.

   -- Монтяну всегда придерживался принципа "не ссать против ветра", -- говорил автору старый знакомец, журналист газеты "Независимая Молдова". -- От него кое-что зависело, и организаторы еврейского культурного общества попросили у него зал для учредительного собрания. Он согласился. КГБ мог этих высунувшихся людишек похватать, но перестроечные времена мешали. КГБ стукнул в ЦК, ЦК нажал на начальство Монтяну, начальство нажало тоже. И тут Монтяну отправляется будто бы в командировку, а директор зала, его прямой подчинённый, как бы самовольно отказывает просителям накануне собрания. И тем пришлось срочно договариваться с Дворцом профсоюзов...

   А ведь как режиссёр Михай знал, что боязливый никогда не сможет сыграть смельчака. Впрочем, надо учитывать -- за его "нет" начальству он потерял бы должность.

   Заглядывая вперёд -- судьба Михая Монтяну напоминает нам о прошедшей эпохе, жестокой и противоречивой. Он родился как поданный румынского короля, прославился в СССР и оказался не у дел при капиталистической реставрации. Он выбрал когда-то, не без влияния матери, себе родину - Советский Союз. Это он должен был первым пойти на баррикады и биться за прекрасный и недостижимый социализм. Это ему вдалбливали в гимназии французский вместе с удивительными лозунгами Французской революции. Это ему надлежало захватывать телеграф, телефонную станцию и Дом правительства. Но, как всегда, не оказалось на рабочем месте дежурного пророка...

   Нет, нельзя сказать, что он не подходил нормальной женщине. Например, он подошёл к художнику-постановщику Надежде, красавице славянского типа, не согласится ли она поужинать с ним в гостинице "Кодру". Надежда была ироничной, независимой и непретенциозной. Ей принадлежали устные афоризмы, иногда удачные:

   "Ум женщину красит, но краска обладает свойством смываться". "Не отдам поцелуя без предъявления паспорта". "Слушай мужика, дура -- прослывёшь женой".

   Но тут остроумие её покинуло. Она только кивнула.

   Наверное, ему хотелось её легкости и непритязательности. Доносов он не боялся, он разведён, Надя не замужем, за его спиной "Музыканты" и "Цыганская рапсодия", и ни единого слова против Советской власти. Эта власть дала ему всё, потребовав взамен лишь одно -- лояльность.

   Но Надя в ресторане его не застала -- Монтяну, узнав, что Ермаш уехал в санаторий в Сочи, срочно вылетел в Москву проталкивать новый сценарий -- надеялся договориться и преодолеть накопившееся недоверие.

   Он появился через четыре месяца и без особых успехов. Перед Надей он извинился, но продолжения не последовало. Он никогда не возвращался. А Надя выпустила новую стрелу -- "смейся, заяц, над брюхатой лисою".

   Скоро Монтяну избавится от тяжёлого взгляда председателя Госкино:

   -- Я тебе покажу, если у тебя в фильме не будет молдавских пейзажей...

   Так боролись за национальное кино. К тому же председатель недолюбливал румын, и знал, что те считают молдаван румынами сортом пониже.

   Снимать независимое кино Михай не мог, на это не было денег. Но денег не было ни у кого.

   За всю историю советского кинематографа "Цыганская рапсодия" была самым успешным фильмом -- её купила едва ли не половина стран мира. Монтяну, не будучи цыганом, снял фильм, в достоверности которого не сомневались сами цыгане. Его цыгане это не "воруй, пой, пляши", а вольнолюбивый самобытный народ, бережно несущий свои меланхоличные и в то же время жизнерадостные мелодии.

   Никто не помнит, чтобы Монтяну о чем-то жалел. Он не был образцовым конформистом. Как и его цыгане, он подчинялся обстоятельствам. Как и они, оставался внутренне свободен. Ему некогда было приспосабливаться. Его несла энергия творения. Поток времени был для него временем жить.

   "Любимая из будущих времен..." -- ранняя строка Михая. В последних его стихах прозрачность и простор. Одна петербургская поэтесса любила и любит его, дружески-нежно и беззаветно, как и надлежит любить поэтов.

   Михай написал ей на своём сборнике -- "Непостижимой и чарующей Т. с преданностью".

   Она слала ему письмо -- "Друг, значимый и любимый. Мне жаль с вами расставаться".

   Почему она так написала? Предчувствовала что-то? Она видела его прекрасным, и он таким становился. Мы такие, какими нас любят.

   -- Вспыхнут другие звёзды, -- писала она автору этих строк, -- но не будет похожих. Почему не дождался исполнения своего заветного желания (завершения нового фильма -- М. К.) этот светлый, тёплый, блистающий человек? Он смотрит на меня -- живой, вдохновенный, незабываемый...

   Он был серьёзный и весёлый. Ему просто нравилось жить.

   В иные времена он мог стать военачальником, политиком, большим менеджером -- его бы хватило на всё. А он считал, что делает лучшее в мире дело. Он жил тогда, когда жил. Говорят, он скончался от рака.

   Неправда!

   Он умер, потому что кончилось его время. Потому что никому не стало нужным романтически-приподнятое поэтическое кино. Потому что закончились русские деньги. Потому что из всех щелей полезла жёсткая правда жизни.