Как-то утром пошёл я на кухню и у раковины едва не поскользнулся. Там оказалась лужица -- я разозлился и прошипел:
-- Чебурашка мокрожо...ая!
Интонации он понимал очень тонко и замолк. Повисла тишина, но это была тяжелая, давящая тишина. И это длилось и день, и два, и неделю, и две... Жена не могла спать -- как ты мог! Грызясь, я ныл-канючил во всех комнатах и писал на бумажках -- Тимоша, прости, меня занесло...
И потихоньку снова зашумело, задвигалось, зажило.
II. Мужчина я или где?
Дружок Тимоша оказался существом деликатным -- в нашу спальню ни ногой, но мог позволить себе включить в гостиной телевизор в качестве будильника. Смелел, все меньше хоронясь. Или просто понемногу давал к нему привыкнуть. Мог дозаправить борщ, если жена не успевала до работы. Выяснилось -- любит свет и свежий воздух, и при любой возможности открывает окна.
Однажды после вечернего телефонного разговора я решил доказать дочери, что стихи писать может каждый. Посмотрел в распахнутое окно на звёздное небо, и как казахские акыны -- что вижу, о том и пою -- взял мягкий карандаш и набросал на листке:
Пало на землю мерцание ночи.
Всё я приемлю холодным умом...
Из-за слов "пало", "приемлю" показалось, что это чистой воды подражание прошедшим векам, махнул рукой и пошел спать. Утром стал собираться на работу, бросил случайный взгляд на листок и едва не подавился -- под моими строками кривыми печатными буквами стояло продолжение:
ВСжЖЕ КАК СОЗДАЛ НИВЕДАМЫ ЗОДЧИ
ГАРМОНИЮ МИРА ВОГНЕ ГАЛУБОМ
Это был вызов. Я нервно черкнул на листе -- "Как меня зовут?" -- и ушёл на работу. Вечером прочёл -- "Мишэль". Несколько фамильярно, но он делал успехи.
"Как зовут мою жену?" Её он, видимо, больше уважал. "Леди Лариса".
Когда жена звонила в дверь, под потолком радостно взвизгивало. Если я приносил ей цветы, что-то мелькало и плясало вокруг них. Работая над учебниками для квалификационного экзамена, она ненадолго ложилась расслабиться; тогда он затихал, наверное, у себя на шкафу, потому что его нигде не ощущалось. Если жена находила мои очки в бельевой корзине, то говорила:
-- Тимоша, дам по попе.
Тимоша счастливо смеялся, и очки больше не пропадали. Буянил он только, когда я был в доме. В мое отсутствие, говорила жена, в квартире тишь да гладь.
Ясным бодрящим утром я искал свои носки для фитнеса и, по недоверию, подозревая коварного Тимошу, бурчал. Он сбросил мне на голову рисунки дочери. Я вскипел, но сдержался:
-- Да пошёл ты!..
-- Михаил коров доил! -- завопил он, и битый час скрежетал как железом по стеклу, давя, видимо, на нервы, пока с улицы не пришла жена и сказала:
-- Мол-чать!
И он заткнулся. Рисунки пришлось перенести. Всё-таки его место.
Он невзлюбил новостные каналы телевидения и, когда показывали кровь, насилие и катастрофы, все норовил вырубить декодер. Зато обожал российский "Ералаш" и американские комедийные и семейные сериалы, и с удовольствием подхихикивал, точнее -- сохихикивал, а расчувствовавшись, бормотал над ухом -- farewell... reason... broken heart... love you... lovely...
По-моему, он шарил по всему компьютеру, некоторые документы я находил в других местах. Но ничего не пропало. Я ввел в систему нового пользователя "Тимоша" и написал: "Тимоша, руки прочь от моих документов!"
Утром я открыл компьютер -- он нарисовал рожицу типа колобка. Колобок вдруг подмигнул, расплылся в улыбке и заржал по-лошадиному. Этот тип добрался уже до программирования. Я ответил недвусмысленным намёком -- пляшущими под лезгинку рисованными кавказцами с кинжалами.
Он не замедлил со встречным -- весёлой взбалмошной вороной со скрипучим фальцетом: "Гуляй, гуляй, Аполлоша Бельведерский..."
Что-то слишком способный малец. Нет, не возьмёшь! Желание взять верх томило меня. Но не стал с ним биться ни в шашки, ни в шахматы, кожей предощущая железную хватку опытного турнирного бойца. Играть решил с ним в буриме -- пишу начало стиха, он продолжает, потом я, и т.д. А ну-ка -- начну под Маяковского, он-то его не читал:
Ученье -- свет, а неученье -- тьма.
Он подхватил:
Учили меня уму-разуму.
Я (не найдя ничего лучшего):
Тут недоучке сойти с ума
Он:
Со всеми Тимошами разными.
М-да... Что-то найти, что ему не по зубам. Взгляд упал на газетный заголовок недельного бульварного таблоида -- "Гражданские свободы ограничиваются!" А вот это годится. Ну гад, держись! Я набрал на клавиатуре:
Свобода каждого человека ограничивается...
-- пошел на кухню напиться, вернулся, и...
...только свободой другого человека!
