К тому же, человек может быть взрослым физически, но это еще не значит, что он психологически зрел. Уже одно то, что взрослый человек, который должен брать ответственность за себя и свою жизнь, психологически не готов к этому, приводит ко внутренним конфликтам. На таком этапе развития психики много шансов встретиться с неврозом и паническими атаками.

Конечно, любое событие в судьбе каждого из нас оставляет тот или иной психологический след. Запечатлеваются факты, образы складываются в сюжеты, и у человека формируется своя, индивидуальная психологическая картина мира. Смерть близких, развод родителей, разрушение собственной семьи, потеря работы и средств к существованию – все это самые сильные стрессы для нашей психики, под влиянием которых актуализируются базовые страхи. Они же, как правило, являются самыми мощными триггерами, способными запустить паническую атаку.

Однако бывает и так, что ничего подобного в жизни человека не происходило. Точнее, кажется, что не происходило, – он или она не помнит такого. Что же в этом случае запускает паническую атаку?

Нужно смотреть глубже – в детство.

Где-то там наверняка был запечатлен страх расставания, потери, смерти. И в какой-то ситуации во взрослой жизни страх, связанный с уже знакомым сильным переживанием и спрятанный глубоко в подсознательном, начинает давать о себе знать. И вот уже психика включает сигнал тревоги в связи с тем, что страх может повториться, и запускает круг паники.

За полярным кругом нет больших деревьев и много месяцев практически не бывает солнца, зато есть полярный день и полярная ночь. То тут, то там растет морошка и голубика, а северного оленя можно встретить прямо на улице.

Тундра осенью – огромное разноцветное одеяло. А зимой тут наметает такие сугробы, что можно кататься с крыш одноэтажных домов, рыть «норы» в гигантских снежных холмах и оборудовать там себе домики-пещеры, вырезать снежные кирпичи и строить из них настоящие крепости.

Воркута. Сказочный город детства в поясе вечной мерзлоты.

Здесь я родилась.

В садике, а потом и в школе у меня всегда было много друзей. Учеба давалась легко. Становясь старше, я удивляла способностями и была отличницей, мое фото не сходило с доски почета. У родителей не было необходимости просматривать мой дневник и проверять домашнее задание, поскольку в нем никогда не было ошибок. Я не пропустила, по-моему, ни одной олимпиады, всегда делала оба варианта контрольных работ и редко сталкивалась с задачей, в решении которой требовалась помощь. И я никогда не уставала читать. Просто-напросто просиживала часами в библиотеках, причем, кажется, еще в начальной школе перечитала все самые интересные книги в детской и перебралась во взрослую, потому что хотелось чего-то более серьезного и захватывающего. Возможно, сыграло роль то, что в доме моего дедушки, тогда еще директора школы, человека очень образованного, были огромные стеллажи книг. Вообще, книги стояли повсюду в доме – а дом был большой, – даже на полках в коридорах. Здесь, приезжая на лето, я изучала с дедом работы Херлуфа Бидструпа вместо Мурзилки, и «Детскую энциклопедию» вместо «Веселых картинок».

По итогам пятого класса мне предложили перейти в бесплатный класс лицея – первого в Воркуте учебного заведения, куда брали только детей с выдающимися учебными результатами. Первый набор состоял из лучших учеников всех школ города. Предполагалось, что выпускники лицея будут уметь изъясняться на трех языках, знать латынь, программирование и еще какие-то науки, которых не было в стандартной школьной программе в тот период. Это сейчас я понимаю, насколько важна мотивация детей, даже сообразительных, со стороны взрослых, и особенно родителей. Это сейчас я понимаю, насколько значимо для меня, девчонки, было все происходившее в то время. А тогда… Тогда мне было просто интересно, весело и легко жить. Впереди рисовались одни лишь перспективы.

Получив мой табель с пятерками за пятый класс, на начало каникул родители отправили меня в путешествие по Золотому кольцу вместе с одноклассниками. Спустя несколько дней, довольная и с ворохом впечатлений, я возвратилась домой. Однако на месте любимого уютного дома меня ждал унылый склад коробок. Мне тут же подарили японский кассетный магнитофон, и мать сообщила, что мы уезжаем в деревню. Жить.

Это был удар под дых.

Я не понимала, что происходит, а даже если бы и понимала, то в силу молодости лет у меня все равно отсутствовало право голоса. Остановить мать было невозможно. Не могу сказать, что деревня как таковая сильно пугала меня, ведь я отдыхала здесь каждое лето. Но почему-то внутри не покидало ощущение, что именно так выглядит крах.

Вскоре нас приземлило в деревне, и мы вдохнули воздух полей средней полосы России. На тот момент здесь проживало от силы человек пятьсот, преимущественно пенсионеры. Заехали мы в давно заброшенный дом моей бабушки, обустройством которого до состояния, пригодного для жизни, мать и занималась все лето. Она сразу же завела козу, Хавронью, на удивление умную, нескольких кур и поросенка. А еще – мне позволили собаку!

Белый пес с рыжим пятном на холке поселился в будке в нашем дворе, и я назвала его Малышом. Будку обтянули черным толем, я покрасила его белой краской, а голубой нарисовала окошки. Дверь будки, как настоящая, крепилась на петли и тоже была украшена бело-голубым узором. Внутрь я положила много сена, чтобы Малыш рыл себе норку и спал в ней.

Впереди ждала уютная летняя пастораль с ее зелеными лугами, теплой речкой, золотым солнцем, запахом дыма субботних бань, вечерними встречами усталых и послушных стад. Я почти перестала волноваться. Каждое лето мы с двоюродными братьями и сестрами проводили здесь, поэтому все казалось таким, как всегда. До поры до времени…

В конце лета деревня опустела. Родственники и друзья, гостившие у бабушек и дедушек, вернулись в свою привычную городскую жизнь. Обычно уже в середине августа мы начинали считать дни до отъезда друг друга, и грустили, когда кто-то уезжал раньше. Однако это всегда был качественный переход «на новый, высший уровень», ведь встретиться мы теперь могли лишь спустя год, уже существенно повзрослевшими, поумневшими и подросшими.

В этот раз я проводила всех. На душе было тревожно и печально.

В сентябре я стала ходить в школу, в которой когда-то директорствовал мой дед. В классе было 5 учеников, включая меня. Причем я была единственной девочкой. Чуть позже присоединилась еще одна – Наташа. Ее семья приехала сюда из какой-то азиатской республики.

Позволю себе немного отвлечься, чтобы в общих чертах обрисовать атмосферность этого местечка и большинства обитающих тут людей. Скажу только, что из всех мальчишек моего класса до 35 лет дожил лишь один. Возможно, два, если второму удалось выжить после заключения, куда судьба впервые отправила его еще в юном возрасте; что было дальше и вышел ли он на свободу – мне неизвестно. Двое других умерли от алкоголя, еще один погиб при странных обстоятельствах…

Как представитель интеллектуального семейства по линии отца и обладатель достойного бэкапа успеваемости в городской школе, я считалась в классе образцовой ученицей. Примечательно, что как раз в этот период жизни мой интерес к учебе утрачивался не по дням, а по часам, и в конце концов иссяк совсем, и очень надолго. Что касается возможностей, то, забегая вперед, скажу, что после замаячивших и тут же исчезнувших лицейских перспектив получить достойное образование бесплатно мне шансов больше не представилось.

Еще до начала моей учебы в деревенской школе мать озаботилась вопросом своего трудоустройства. У нее было медицинское образование и навыки, давно, правда, не практиковавшиеся. Для того чтобы работать по специальности – а такая возможность здесь была, – ей следовало пройти квалификационные курсы. Она решила учиться, оформила необходимые документы. Ездить на учебу нужно было за 250 километров, в столицу республики, куда автобус из нашей деревни шел около пяти часов.