Ее рука бессильно повисла в воздухе. Том продолжал держать ее за запястье.
– А эти часы? Почему именно они?
– Старинная изящная вещь, которая досталась тебе как трофей после победы над твоим врагом, которого ты сама и убила, использовав его смерть себе на пользу. Хороший выбор.
– Так вот каким образом отбираются предметы для крестражей? – от злой иронии, скрытой в его словах, Миранда побледнела. – Именно так выбирал и ты?
Его пальцы на ее запястье сжались, как тиски – боли Том ей не причинял, но было неприятно.
– Ты задаешь слишком много ненужных вопросов, – прошептал он с тихой угрозой, и Миранда с кристальной четкостью поняла, что угодила в яблочко.
– Взял бы василиска в качестве крестража, – буркнула она, не сдержавшись. – Такую зверюгу никто точно не убьет, и живет она тысячу лет, да еще скрывается в месте, куда кроме тебя никто попасть не может…
– Живые существа крайне ненадежны, и я бы не стал останавливаться на них, но мне нравится ход твоих мыслей, – по голосу и по тому, как ослабли его пальцы, она поняла, что Том слегка расслабился. Зато на Миранду с новой силой накатила дурнота, когда она зацепилась взглядом за тело впереди.
– Чего ты добиваешься? – повторила она свой вопрос упрямо. – Я еще могу понять, почему ты подталкиваешь меня к убийству… Это снова такая попытка утвердить твою власть надо мной, да? Но зачем тебе моя расколотая душа? Я говорила, что меня не интересует могущество, и бессмертия я не ищу. Вечная жизнь меня пугает, особенно если она превратится в жалкое полусуществование того, что когда-то было моей душой…
– И что, по-твоему, с тобой будет, если ты создашь крестраж?
Миранда наконец-то нашла в себе силы повернуть голову – для того, чтобы обнаружить справа от себя лицо Тома, который внимательно смотрел на нее. Он снова был так близко, что она могла разглядеть каждую его черточку, и этот пристальный взгляд не давал ей покоя. Том смотрел без гнева, без презрения, а как человек, прилагавший все усилия, чтобы понять ее. Миранда заговорила снова, тщательно подбирая слова – смешно сказать, но она пыталась выразить свои мысли так, чтобы не задеть его.
– Я перестану воспринимать мир так, как раньше. Некоторые человеческие чувства станут мне недоступны, я просто перестану быть собой!
– Не перестанешь, – возразил Том убежденно и внезапно невесело усмехнулся. – И чувства никуда не денутся. Возможно, даже появятся новые.
– Понимаю, – согласилась Миранда. – Злость. Уверенность в собственной избранности. Безразличие. Жажда власти, жажда крови. Ты о них?
– Нет.
Она чуть прищурилась, вглядываясь в лицо Реддла. Он поймал ее взгляд и тяжело вздохнул, но заговорил далеко не сразу. Удивительное зрелище – Миранде внезапно показалось, что Реддл пытался, как и она, найти нужные слова и вовсе не был уверен, что хочет их произносить.
– Ты же знаешь, что я создал крестраж, – наконец заговорил он неохотно. – Значит, по твоим словам, я не должен испытывать ничего, кроме того, что ты только что озвучила. Тогда почему так получилось, что весь этот год я начал чувствовать нечто совершенно другое?
Остолбенев от изумления, она была вынуждена призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не дать настоящим чувствам отразиться на лице. Неужели… Неужели он все же сделает ей признание, о котором она так мечтает?..
– Я предлагаю тебе создать крестраж не ради того, чтобы подавить тебя или, как ты выразилась, «подтвердить свою власть над тобой». Я не… Я не хочу ломать тебя, – говоря это, Реддл хмурился, и Миранда видела, насколько ему не хочется произносить это все вслух, но по какой-то причине он вдруг решил быть с ней честным. – Я уже говорил тебе, что ты стала важна для меня. Не как та, кто знает что-то о моем будущем, или как моя сторонница, а… сама по себе. И я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло. По чьему-то злому умыслу, или по нелепой случайности – неважно. Я… не хочу тебя потерять.
У Миранды, как она ни пыталась сдерживать рвущиеся на волю эмоции, отвисла челюсть. Осторожно, боясь вспугнуть его – у нее точно остались считанные секунды на расспросы, поскольку Реддл как пить дать уже раскаивается, что позволил себе подобную позорную слабость – она тихо спросила:
– Скажи мне, что для тебя бессмертие? Какую роль оно играет в твоей жизни?
– Это цель моей жизни. Нет и не может быть ничего важнее, – ответил он без колебаний.
Миранда медленно кивнула собственным мыслям, чувствуя, как у нее защемило сердце. И хотя традиционного «Я тебя люблю» она так и не дождалась, но она понимала, что только что произошло – Том фактически признался ей в любви. В любви в том извращенном понимании, в котором она могла бы для него существовать. Это не бескорыстная любовь, направленная на самоотдачу, которая ставит на первое место желания человека, которого ты любишь – в общем, не та любовь, которой любят большинство живущих на планете людей. Том вновь решил все за нее, готов идти по головам для своей цели, лишает жизни других людей, манипулирует чувствами самой Миранды, подталкивает ее в нужном ему направлении, заставляет ее жертвовать собственными принципами и терзаться чувством вины – и при этом хочет поделиться с ней тем, что для него важнее всего в этой жизни.
Вот она – любовь человека, расколовшего собственную душу.
Любовь лорда Волдеморта.
Глубоко вздохнув, Миранда осторожно высвободила свое запястье из его руки.
– Я не буду этого делать, – сказала она мягко, глядя ему в лицо так же серьезно и внимательно, как он сейчас смотрел на нее. – Я знаю, какое огромное значение имеют для тебя крестражи, и знаю, каким щедрым было только что твое предложение. Но… этот путь не для меня. Пожалуйста, пойми меня.
Вопреки опасениям, он не злился и не смотрел с презрением. Вместо этого Реддл неопределенно усмехнулся – Миранде показалось, что в этой усмешке отчетливо звучало разочарование – а потом отступил от нее назад. Миранда же размотала цепочку на ладони и протянула кулон Тому, но он лишь покачал головой.
– В любом случае у тебя есть еще два дня на то, чтобы передумать, – и он небрежно указал кивком на Симону. – Больше она едва ли протянет.
Тошнота снова подкатила к горлу, и Миранде пришлось несколько раз глубоко вдохнуть ртом, чтобы разогнать черные мушки перед глазами. Только сейчас она в полной мере смогла осознать, в какой замкнутый круг угодила – и выхода из этого круга не было. От отвращения к самой себе, от безысходности ситуации ее затрясло по-настоящему.
– Она ведь все равно умрет по моей вине, да? – спросила она глухо, не сводя глаз с тела в грязной гриффиндорской мантии на полу. – Если я не убью ее сейчас, она умрет через два дня от яда, которым я ее отравила. Если я попрошу тебя убить ее и ты вдруг согласишься – все равно виновата буду я, ведь это я попросила тебя.
Она отступила на несколько шагов и запустила пальцы в волосы, со страхом глядя на умирающую Лефевр. Она все-таки станет убийцей. Что бы она там ни восклицала о своих ценностях и морали – это уже ничего не изменит. По ее вине погибнет человек. Пусть это и был враг, но Миранда все же совершила убийство… Не в бою ради спасения собственной жизни или жизни близкого, а хладнокровное, продуманное…
– Выбор у тебя и в самом деле богатый, – вторгся в ее мысли задумчивый голос Реддла. – Можешь распорядиться жизнью Лефевр каким угодно тебе образом, хотя исход и впрямь будет один. Чего же хочешь ты сама?
Миранда отняла от головы руки и посмотрела на него.
– Я не хочу нести ответственность за эту смерть, – отчеканила она, сумев одним предложением выразить свое главное желание в эту секунду. – Пусть это малодушно и трусливо – учитывая все, что я натворила – но я не хочу становиться ее палачом, не желаю быть убийцей! Я не готова, я не хочу…
Реддл не сказал ни слова, а Миранда, чувствуя, что ее душевные силы на исходе, развернулась и пошла к выходу. У нее больше не было сил находиться в этом окутанном зеленоватым сумраком подземелье, где лежала умиравшая от ее руки волшебница. Ей нужно посидеть где-нибудь и все обдумать. Но что обдумывать? Как убить Симону? Может, Том прав, и самое милосердное здесь – это убить ее прямо сейчас, чтобы избавить от мучений?