— Обещаю, — смеется она тоже. — Буду благоразумной и хорошей девочкой, как и положено, и не буду лезть на рожон. Передай папе, что я в восторге, ладно?
— Он тебе вечером позвонит, — голос мамы звучит уверенно, будто другого варианта даже быть не может. Так оно, собственно, и есть, папа ведь тоже все это время не упускал шанса с ней поговорить. — Он просто уже ушел. Сама ему и скажешь о своем восторге, ладно?
— Ладно, — эхом отзывается Саша, пальцами по мотоциклу еще раз проводит — ну какой же шикарный! Она хотела себе байк лет с шестнадцати, но особо не надеялась ни на что, и тут вот, пожалуйста, получите и распишитесь. — Спасибо, мамуль.
— Мы должны были дарить тебе подарки все эти годы, а начали только после того, как ты не выдержала держаться от нас на расстоянии, — мама вздыхает в трубку. — Тебя хочется немного побаловать. А может, и не немного.
— Разбалуете, — Саша снова смеется. — Все в порядке, мамуль, правда. Я вас все равно люблю, не переживай.
Мама переживает всегда, это она уже усвоила. Это не значит, что не стоит пытаться это изменить.
Свежая шарлотка теть Лены, которую она достает из духовки как раз к приходу девчонок — угадала или подгадала? — на вкус похоже на ее же успокаивающую магию, только вкуснее и слаще. Или это ее магия похожа на ее шарлотку? Саша обещает себе попробовать разобраться как-нибудь. Алинка приводит Масару, тут же кидающуюся играть с Теоной и Плутоном, они все вздыхают восторженно, прежде чем сесть пить чай, и только потом подарки вручают. От Сони амулет совсем необычный — камушек в подвеске на тонкой цепочке подаренного Лизой еще утром браслета мягко сияет золотистым светом, как крошечная капелька солнца. Он там и есть, солнечный свет, как поясняет Соня, и она его туда пыталась запихнуть долгое время, еле успела подарок закончить — должно согревать, может, не столько физически, сколько морально, каждый раз, когда это нужно. Настя вручает набор ароматических свечей, каждая в отдельной упаковке, но запах из коробочки все равно одуряющий — сама делала, говорит, и ей верится без труда. Если кто и умеет делать свечи, это она. Но всех обскакивает без труда опять Алинка. Она коротко заявляет «используй, когда будешь не одна в своей постели ночевать, это все равно скоро будет», вручая ловец снов, явно зачарованный — в пальцах покалывает и вкус пломбира на языке — и бровями играет, и щеки у Саши алеют непроизвольно. Рядом с собой представить никого не получается, но это ерунда. Раз Алина сказала, что скоро, значит, скоро, что бы она себе там ни думала.
Другое дело что «скоро» — понятие более чем растяжимое.
Закат гаснет не спеша, когда девчонки прощаются, когда Масару забирают от новых друзей — она недовольно тявкает, когда Алинка ее на руки берет. Скоро вымахает такой, что на руки ее взвалить нереально будет, смеются они, но пока что получается, и этим стоит пользоваться. Лиза в дом уходит, собирать вещи, чтобы переселиться завтра к тете Ире, как старшие ведьмы договорились между собой, Саша на качелях остается, сидит, как те семь лет назад, когда только приехала сюда, и в ладонях сжимает большую чашку чая. Скрип калитки почти не раздражает ее — она голову поднимает с равнодушной мыслью о том, что надо бы дяде Андрею сказать смазать петли, ну или самой постараться. Там — Ваня, с огромным букетом в руках, с кривой улыбкой, и сердце пропускает удар, когда он шагает к ней уверенно, протягивая ей цветы.
Розы. Обычные. Которые, он знает, она не любит.
— Спасибо, — давит она из себя, давит слезы назад, чтобы не дать им прорваться, чашку отставляет на землю чуть поодаль, чтобы букет взять. — Они красивые.
— И они тебе не нравятся.
Он всегда слишком хорошо видел ее эмоции и слишком хорошо понимал ее. Не во всем, впрочем — или это он так избирательно игнорировал некоторые моменты? Саша не знает. Саша не уверена, что хочет знать. В жизни всегда хочется иметь что-нибудь хорошее.
— Вань…
— Не нравятся. Ясно. Зря только искал. Зря время тратил.
В его голосе столько холода, что хватило бы заморозить всю область, наверное, и Сашу передергивает. В теле будто в один миг не остается сил, букет тяжелый она роняет на колени, и слезы сдерживать уже не получается. Она все равно старается.
— Раньше у тебя почему-то все получалось. Наверное, раньше ты это делал не лишь бы сделать.
Нападение — лучшая защита, говорили ей. В ее голосе обиды почти не слышно, зато желания ужалить — хоть завались. Она не хочет делать ему больно, просто ей самой настолько плохо, что это прорывается.
— Наверное, раньше тебе хотелось видеть в моих поступках что-то другое, не то, что тебе хочется видеть сейчас.
— Наверное, мне лучше было вообще не появляться в твоей жизни. Тебе бы лучше было, могу поспорить.
Саша сама не знает, как эти слова у нее вырываются. Зато знает — и видит — как Ваня закрывается сразу, как поджимает губы, будто пытаясь не нагрубить. С таким лицом она его ни разу еще не видела, да и не хотела бы, на самом деле, даже сейчас. Не ей выбирать.
— Наверное.
В его тоне впервые не расслышать никаких эмоций. Когда он разворачивается и направляется к дому, его плечи прямые, его движения почти деревянные, ей хочется рыдать. Ей казалось, у них все хорошо. У них столько времени все было хорошо. В чем дело? Что она сделала не так? Что она может сделать, чтобы это исправить?
Тетя Лена обнимает ее, не говоря ни слова, когда находит ее парой часов спустя рыдающей в домике на дереве. На этот раз она просто позволяет выплакаться, не применяя магию, и за это Саша ей благодарна — ей это нужно. Уже потом, когда слезы заканчиваются, хотя казалось, они никогда не иссякнут, тетя Лена золотистого камушка на ее запястье касается. Знает. Апельсиновый вкус скользит где-то по грани сознания, и где-то внутри будто и правда появляется на короткий миг лучик солнца. Легче становится, пусть и ненамного.
— Теть Лен, — просит Саша, когда голос наконец-то ее слушается, — пожалуйста, найдите мне что-то для разрыва связи. Я хочу уехать. Сниму квартиру, или еще что-то, неважно. Пусть Ваня себе найдет кого-нибудь и будет счастлив. Эта связь только хуже все делает.
— Глупышка, — вздыхает тетя Лена, гладит ее по голове, и, в отличие от детства, сейчас это воспринимается как-то спокойно. — Ну куда ты сейчас поедешь? Еще и с щенком.
— А что мне делать?
От отчаяния в собственном голосе хочется болезненно поморщиться. Саша сдерживается.
— Мы завтра уезжаем, ты же помнишь. Поживи пока тут. Дом большой, места хватит. Я пока попытаюсь найти, как разорвать связь. Вернусь — помогу тебе и с этим, и с нахождением жилья. Найдешь сама — помогу с переездом. Только до моего возвращения с места не срывайся, договорились?
Выбора у Саши особо-то и нет, на самом деле. Тетя Лена права — куда она сейчас?
— Договорились, — отзывается она. Куда ей деваться? Эти четыре недели, она уверена, будут самыми сложными за всю ее жизнь.
Надо взять себя в руки. Надо перетерпеть. Она справится, убеждает себя Саша, спускаясь из домика и Плутона беря на руки. Она сможет. У нее все получится.
А розы она все-таки ставит в вазу у себя в комнате. Как бы жалко это ни было — цепляться за подарки без любви только потому, что они подарены Ваней — но иначе она не может. Слишком много того, что иначе не получается. Магия, говорят люди, облегчает жизнь.
Лучше бы они были правы.
Комментарий к Глава 30
у Саши и Вани бронза Европы, и я считаю, нам всем стоит за них порадоваться **
========== Бонус 3 ==========
Он всегда умудряется все портить.
Год назад в это время между ними было понимание, пусть и пополам с неловкостью. Год назад хотелось верить, что все будет в порядке и дальше. Год назад Саша дала ему надежду —
— чуть меньше года назад он бездарно все проебал, и, похоже, в прямом смысле. Может быть, не согласись он тогда провести с ней ритуал, все было бы нормально. Сколько раз он слышал о том, что секс портит дружбу? Так оно и оказалось в итоге, судя по всему. Дружба была всем, что у него было, на что ему позволено было надеяться, а теперь нет и этого. Взять хотя бы то, что вот уже почти неделю они в не таком уж и огромном доме только вдвоем — не считая мелкую Теону и мелкого же Плутона — и она умудряется от него бегать почти все время, а когда они сталкиваются все-таки, как можно быстрее уходит.
